Через неделю опять курьер.
— Ну как?
— Колесо у телеги сломалось, ваше величество.
Проходит ещё неделя.
— Ну как?
— Дышло, ваше величество, треснуло пополам.
Катит по сибирской земле телега. Не знает того, что сам государь проявляет к ней интерес. То забуксует телега в грязи, то кто-то из коней потеряет в пути подкову, то железная шина слетит с колеса, — тут же доносят обо всём Николаю I.
Даже зашептались среди приближённых:
— Помешался наш государь на телеге!
Приметили царские угодники, что приятно царю про телегу слушать, стали доносить ему разные разности: и то, что было, и то, чего вовсе не было.
Уже и к месту ссылки давно Муравьёв доехал, а царю всё доносят, доносят:
— Перевернулась в овраг телега.
— Ха-ха-ха!
— Коренной в дороге у них подох.
— Так им и надо.
— Волки за ними гнались.
— Догнали?
— Догнали.
— Покусали?
— Покусали.
— До смерти?
— Нет, не до смерти.
— Жаль.
Привык к муравьёвской телеге царь. Без неё даже скучно стало.
СОГЛАСЕН
Кавказ. Горы и водопады. Реки бурлят в ущельях. Где-то за небом кричат орлы.
На Кавказе идёт война, гибнут в боях солдаты.
В числе декабристов, отправленных царём на Кавказ, находился и Александр Бестужев.
Таскает Бестужев тяжёлый солдатский ранец. Ходит со всеми в атаки.
Не раз отличался в боях Бестужев. В приказах не раз отмечен. Даже орденом награждён.
А в те часы, когда утихают бои и выпадает свободное время, превращается Александр Бестужев в писателя Александра Марлинского. То сядет у горной речки. То на краю утёса. Достанет перо, бумагу. Строчка бежит за строчкой.
Один из кавказских начальников граф Воронцов знал и очень ценил Бестужева. Решил граф Воронцов облегчить участь писателя. Послал письмо Николаю I. Писал Воронцов, что Александр Бестужев человек талантливый и как писатель он может быть очень полезным отечеству, что надо его уберечь от боёв и от пуль. Просил Воронцов у царя разрешения перевести Бестужева-Марлинского из армии на гражданскую службу.
Получил Николай I письмо от графа Воронцова, прочитал раз, прочитал два.
— «Полезным отечеству», — проговорил, посмотрел на флигель-адъютанта Дурново. — Что значит быть полезным отечеству, а?
— Любить отца-государя, ваше величество, — выпалил Дурново.
— Верно, — ответил царь. — Вот ты, Дурново, полезен.
— Рад стараться, ваше величество, — поклонился царю Дурново и тут же чмокнул императора в руку.
— Бестужева не туда надо послать, — заявил Николай I, — где он будет полезен, а туда, где он может быть безвреден.
— Браво, браво! — закричал Дурново. — Ваше величество, браво!
— Так что же, Дурново, написать графу Воронцову?
— Полный отказ, ваше величество.
— Ну и глуп же ты, Дурново, — усмехнулся царь. — Пиши: государь согласен.
Смутился, притих Дурново, вывел «согласен».
— Написал?
— Так точно, ваше величество.
Прошёлся царь по кабинету из угла в угол. Опять подошёл к Дурново. Ткнул пальцем в письмо к Воронцову:
— Пиши: «Согласен. Перевесть его можно, но в другой батальон».
Остался Александр Бестужев в армии. И дальше лямку тянул солдатскую. Не вернулся Бестужев с Кавказа. Вскоре в одном из боёв погиб.
БАТЕНЬКОВ
Гавриил Степанович Батеньков по решению суда был приговорён к бессрочной сибирской каторге.
— Знакома ему Сибирь, знакома, — сказал на это Николай I. — Не напугаешь.
Батеньков до ареста был крупным государственным чиновником. По делам службы он несколько лет провёл в Сибири, хорошо изучил и знал этот край.
Приказал Николай I оставить Батенькова в Петербурге, заточить в Петропавловскую крепость, в Алексеевский равелин.
Но главное было, конечно, не в том, что Батенькову была хорошо известна Сибирь. Будучи на важной государственной службе, Батеньков знал многое из того, что царь хотел бы сохранить в тайне.
— Тут место надёжное, — говорил Николай I о Петропавловской крепости и потирал ладошки. — Пусть посидит, пусть посидит. Стены тайны хранить умеют… Ну как? — спрашивал царь у Дурново.
— Гениально! — кричал Дурново: — Гениально!
Упрятал царь Батенькова в Алексеевский равелин и всё же мучился, не находил покоя. Всё казалось Николаю I, что Батеньков и через стены сумеет разгласить известные тайны.
Думал царь, что бы ещё изобрести.
— Его бы — того, — подсказал Дурново.
— Что — того?
— Объявить, ваше величество, что злодей от своих злодейств ума своего лишился.
Посмотрел на советчика царь:
— Умён Дурново, умён!
Объявил государь Батенькова психически больным. Доволен Николай I, что бы ни сказал теперь Батеньков, кто же ему поверит, раз он не в своём уме.
Батеньков был и остался отважным человеком. Из Петропавловской крепости он писал царю резкие, негодующие письма. Одно из них кончалось словами:
И на мишурных тронах
Царьки картонные сидят…
— Картонные! — возмущался Николай I. — Я ему покажу — картонные. — И тут же: — Сумасшедший. Вот видите, сумасшедший. Что я вам говорил?
Двадцать лет продержал царь Батенькова в одиночной камере. Но и этого ему показалось мало:
— Ладно, пусть едет теперь в Сибирь.
БЕСТУЖЕВ ПЯТЫЙ
После разгрома декабристов усилился царский надзор над армией, над офицерами.
Однажды в одно из военных училищ приехал брат Николая I великий князь Михаил. Переходил он из комнаты в комнату. Сзади почтительно шли начальник училища, педагоги и воспитатели.
Осмотрел великий князь учебный плац, учебные классы, кабинет начальника, столовую, карцер, перешёл в общежитие воспитанников.
Шёл Михаил и вдруг заметил на столике, который стоял между двумя кроватями, какой-то журнал. Шагнул великий князь к столику, взял журнал в руки, видит — запрещённый журнал. Раскрыл и сразу попал на стихи Рылеева.
— Чей журнал?! — закричал великий князь Михаил. Поднёс он журнал к самому носу начальника училища. Вертит журналом и так и этак. — Дармоеды! Бездельники!
Побледнел начальник училища, повёл плечами растерянно забегал глазами по сторонам, наконец, обратился к старшему воспитателю:
— Чей журнал?!
Старший воспитатель тоже побледнел, тоже повёл плечами, обратился к младшему воспитателю:
— Чей журнал?!
Младший воспитатель от страха вовсе лишился речи. Стоял, лишь разводил руками.
Вновь ругнулся великий князь Михаил. Затем указал рукой на одну из кроватей:
— Укажите хотя бы, кто на этой кровати спит?
Начальник училища посмотрел на старшего надзирателя, старший — на младшего.
— Павел Бестужев, ваше высочество, — пискнул младший надзиратель.
— Павел Бестужев, ваше высочество, — повторил надзиратель старший.
— Павел Бестужев, ваше высочество, — доложил начальник училища.
— Бестужев?! Всё ясно. Вопросов нет, — ответил великий князь Михаил. (Павел Бестужев был младшим братом декабристов Бестужевых.) Взял великий князь журнал и уехал.
Когда провели следствие, выяснилось, что Павел Бестужев ни в чём не виноват. Хозяином журнала оказался другой воспитанник. Однако несмотря на это, Павла Бестужева уволили из училища. Мало того что уволили, но и сослали солдатом в отдалённую крепость.
— Прав, молодец, — похвалил Николай I великого князя Михаила. — Так им, так им! — Император, словно шашкой, взмахнул рукой. — Знаю Бестужевых. Под корень этот бунтарский род!
«РАДИ ВАШЕЙ ЖЕ ПОЛЬЗЫ»
— Ефимка! Ефимка!
— Слушаю, барин.
— Как с экипажем? Рессоры проверил?
— Проверил рессоры, барин.
— Ефимка! Ефимка!
— Слушаю, барин.
— А ну покажи, в какой стороне Сибирь?
Показал Ефимка рукой на восток.
— Верно. Туда и поедем.
Отставной генерал Ивашев был сподвижником генералиссимуса Александра Васильевича Суворова. Вместе с Суворовым в Альпийский поход ходил. Во многих бывал сражениях. Заслуженный он человек. В чести у царя и у царской свиты.
А вот сын генерала Ивашева — Василий Ивашев — оказался в числе декабристов.
Проведать в Сибирь сына и собрался старый боевой генерал.
— Ефимка! Ефимка!
— Слушаю, барин.
— Коней выбирай ретивых.
— Так это понятно, барин.
— Ефимка! Ефимка!
— Слушаю, барин.
— Ты у экипажа колёса получше смажь. Скрипят у тебя колёса.
Целый месяц собирался в дорогу генерал Ивашев. Сам проверил и экипаж, и коней, и колёса. Сам приготовил и то, что возьмёт для сына. Книг отобрал до тысячи. Тёплой одежды на пятерых. Кликнул опять Ефимку:
— Ефимка! Ефимка!
— Слушаю, барин.
