У Розильды невероятно сильная воля. Когда обследование у врача, на которое мы все так надеялись, не принесло никаких результатов, она сразу нашла для себя новую цель. Хотя мы приехали сюда в первую очередь для того, чтобы побыть с нашим отцом, она решила, что должна иметь какое-то занятие, – и начала учиться живописи. Она все время рисовала, брала уроки, ходила в музеи, на выставки… Карл поощрял ее увлечение, и для Розильды это было важно, но, полагаю, она бы делала это и без его поддержки.
Она не может говорить, но с отцом ей удалось сблизиться больше, чем мне. Иногда меня это терзало, и в то же время я радовался за нее. Возможно, Розильда нуждается в отце даже сильней, чем я.
Знаешь, Берта, я думаю, моя сестренка сможет многого добиться в жизни, даже если так и останется немой. А вот со мной все гораздо хуже. Я обречен до самой смерти бродить по нашему старому замку. А когда умру, то стану призраком. Я говорю это не для того, чтобы ты меня пожалела. Вообще-то я хотел пошутить. Просто иногда я чувствую, что мне, наверное, суждено превратиться в какое-то жуткое привидение.
Но хватит об этом! Я не хочу перед тобой паясничать. На самом деле мне сейчас совсем не до шуток. Мне очень грустно. Я ужасно растерян, невероятно смущен и лишь чуточку счастлив.
Не знаю, как много я осмелюсь тебе сказать, но, во всяком случае лгать я не буду.
Знаешь, Берта, на что я надеялся?
Нет, конечно, – этого никто не может знать.
Но с тех самых пор, как вы с Карлом появились в Замке Роз, мне так рисовалась моя жизнь: однажды я сумею почувствовать к Берте то же, что чувствую к Карлу. Иными словами, влюблюсь в нее. (И поверь мне, я много раз был к этому близок.) И Берта, втайне питавшая ко мне такие же нежные чувства, пойдет мне навстречу, ответит на мой призыв. Мы соединим наши судьбы и будем жить в любви и согласии до конца наших дней.
Но теперь я потерял надежду на это счастье.
Напротив, я оказался на дне преисподней и должен навсегда забыть о любви. Я расскажу тебе, почему.
Это случилось несколько дней назад.
Вышло так, что я – совершенно не намеренно! – поцеловал запястье у человека, которого люблю. Клянусь, я не собирался этого делать. Это было выражением братской нежности, не более того. Мы, Стеншерна, по-старомодному сентиментальны. И меня всегда умиляли эти изящные запястья с голубыми прожилками вен, которые так редко видны у мужчин.
Но когда я почувствовал биение пульса под этой кожей, гладкой, как шелк, в моих губах словно зажегся огонь, и поцелуй превратился в страстное признание в любви. Я испугался и тотчас отпрянул. Не думаю, что тот, кого я поцеловал, что-либо заметил. Это длилось всего лишь мгновение.
Но в это мгновение решилась моя судьба.
Я понял, что никогда не смогу просить твоей руки. Я уже отдал свое сердце, безвозвратно и безнадежно. Однако не женщине – а Карлу, твоему брату. Но не волнуйся, Карл ничего об этом не знает. И не должен узнать. Ни от меня, ни от тебя. Я целиком полагаюсь на твою деликатность.
Наверное, в своей откровенности я слишком эгоистичен и жесток. Может, я должен был пощадить тебя и сохранить все в тайне? Не знаю, правильно ли я поступил. Только ты можешь это решить.
Но ты совсем не обязана мне отвечать. Если тебе это тяжело – не пиши. Забудь обо всем. Я тебя пойму. Я никому не хочу причинять страданий, да и сам не смог бы ответить на подобное признание.
И не бойся, что я хоть слово скажу об этом Карлу. Или кому-либо другому. К тому же, мне кажется, Карл влюблен в маленькую Леони. В таком случае он может быть счастлив: она разделяет его чувства. Ты ведь знаешь, я когда-то надеялся, что твой брат и моя сестра однажды будут вместе, но теперь оставил эту надежду. Розильда с головой ушла в искусство, а Карл, как видно, переменчив в своих симпатиях.
К счастью, твое сердце никогда не пылало тайной страстью к моей жалкой персоне. Поэтому я могу не думать о том, что предаю тебя. И, полагаю, Карлу я тоже не причинил никакого зла. Возможно, я должен сожалеть о том поцелуе, не знаю… Я сам плачу высшую цену. Между мечтами о будущем и этим сладким воспоминанием я выбираю воспоминание. Несмотря ни на что, это было самое истинное и чистое переживание, какое я когда-либо испытал.
Но дружба с тобой для меня не менее драгоценна. Сейчас она нужна мне так же, как и раньше!
Арильд»
Я прочла письмо до конца и потом еще долго лежала, разглядывая свои запястья. Они были не такими уж изящными, да и вены были не слишком заметны. И кожа не была гладкой, как шелк. А пульс я и вовсе не обнаружила. Хотя в висках у меня стучало и сердце бухало, как молот.
Письмо я надежно спрятала. И погасила лампу.
– Берта, милая, ты меня беспокоишь. Из замка ты всегда приезжаешь страшно уставшей и постоянно хочешь спать. – Мама с тревогой смотрела на меня. – Девочка моя, что там происходит, в самом деле?
Мама была права. Мой дом и Замок Роз – два совершенно разных мира, и возвращаться из замка мне всегда было тяжело. Это было настоящее испытание. Не для тела, а для души. Прожив какое-то время в этом невероятном, фантастическом мире, я должна была попросту выспаться, чтобы вновь вернуться к той действительности, которая окружала меня дома.
Письмо Арильда не выходило у меня из головы. Перечитывать его я не решалась: не хотела, чтобы оно слишком завладело моими чувствами. И я не знала, смогу ли на него ответить. Если да, то это следовало бы сделать в каком-нибудь другом месте.
Не дома, среди повседневных забот. Письмо получилось бы поверхностным и могло бы задеть ранимую душу Арильда.
В замке все думали и рассуждали по-особому, и там это было нормально, но здесь, в обычной обстановке, все это казалось невероятным. Я просто не могла найти подходящих слов, чтобы ответить Арильду. Поэтому решила, что лучше вовсе не отвечать.
Я была рада вновь окунуться в домашние хлопоты. В школе тоже надо было стараться. Четверть приближалась к концу, я хотела получить хорошие оценки и с головой ушла в учебу. И перестала думать о письме.
В один из выходных нас навестила бабушка – без предупреждения, как всегда. На моей конфирмации она не была и теперь приехала с подарком. Я получила красивую старинную брошь – розетку из горного хрусталя в серебряной оправе. Бабушке ее тоже подарили на конфирмацию много лет назад.
Бабушка, по своему обыкновению, задержалась у нас ненадолго. Приехала в субботу, а в воскресенье уже отправилась домой. И все это время она была рядом со мной. Для того, очевидно, чтобы я могла поговорить с ней в любой момент, когда захочу. Но это выглядело не нарочито, а легко, как бы само собой. Говорили мы не очень много – больше обменивались взглядами и улыбками.
– Как хорошо, когда ты рядом, – сказала я. – Так спокойно…
– Для этого я и приехала, – улыбнулась она.
В воскресенье, когда все пошли в сад сгребать листья и приводить в порядок цветочные грядки, мы с бабушкой остались наедине. Вышли на веранду, уселись на плетеные стулья. Я читала книгу, а бабушка, сидевшая напротив, листала наш старый фотоальбом. Я украдкой наблюдала за ней. Она переворачивала страницы медленно, внимательно рассматривая каждую фотографию, и дошла до той, на которой возле каменной скамейки стояла маленькая Каролина со своей мамой, стоявшей поодаль. На скамейку падала папина тень – это он снимал.
Я подошла и села рядом с бабушкой. Она молча разглядывала фотографию, а я сидела как на иголках. Скажет ли она что-нибудь?
Но нет – она продолжила листать альбом дальше. Тогда я задержала ее руку и, перевернув страницу назад, показала на Каролину.
– Кто это? – спросила я.
Бабушка мельком взглянула на снимок и покачала головой.
– Здесь есть фотографии людей, которых я не знаю. Спроси папу, он знает наверняка. Это же он их снимал?
Она снова принялась перелистывать альбом, не выказывая ни малейшего волнения. Я вернулась на свое место и уткнулась в книгу, продолжая исподтишка поглядывать на бабушку. Вид у нее был такой, будто она о чем-то задумалась. А может, мне показалось.
Она, конечно, заметила, что я за ней наблюдаю. Захлопнула альбом и поманила меня к себе.
– Иди сюда, Берта, – сказала она, показав на стул рядом с собой.
Когда я подошла и села, она погладила меня по руке.
– У тебя такие мягкие руки…
– Правда?
Она кивнула и улыбнулась. И сильные, сказала она. Мягкие, сильные и надежные. Такие руки удержат, когда вокруг бушует буря.
– Но не забывай, что у тебя всего две руки, – усмехнувшись, добавила она.
– О чем ты, бабушка?
– Слишком многие могут захотеть, чтобы ты их держала.
Она сказала это наполовину в шутку, наполовину всерьез.
