— Шутишь, — ответил тот, даже не оглянувшись, — машины-то разных классов.
— Сдаешься, значит? — задиристо воскликнул Гена, не слезая с мотоцикла. — А я думал показать тебе, как ездят настоящие гонщики.
— Показывай так.
— Так неинтересно… А я, пожалуй, и на «Крокодиле» обгоню тебя… Садись на моего «Орленка».
Лева покосился на него, глянул на ту и другую машину, покачал головой:
— Охотно на «Орленке» прокатился бы, — чистосердечно признался он, — но «Крокодила» доверить тебе не могу — замучишь ты его.
— Туда ему и дорога, — смеялся Гена, — сдай его на утиль, пока еще возьмут! Скажи просто, что сдрейфил.
— Тебя, думаешь, испугался? — начинал сердиться Лева. — Обожди, только проверю крепления.
— Брось канителиться!.. Ездил же ты вчера и позавчера, и ничего с машиной не случилось. Наше дело — дороги глотать! — произнес Гена с пафосом, очень гордясь этой вычитанной фразой. — А грязь с наших колес пускай другие убирают.
— Вот и видать, что ты барсук! — не выдержал Лева.
Гена фальшиво улыбнулся. Когда-нибудь он припомнит Леве эту дерзость, а пока в предстоящей гонке уложит его на обе лопатки. И он принимается тормошить склонившегося над «Крокодилом» Леву.
— Поехали, хватит возиться!
— А, черт с тобой, — раздраженно отозвался Лева, — поехали!
Лева вытер руки тряпицей, сел в седло.
— Вы свидетели, — крикнул Гена группе ребят, собравшихся вокруг них. — Стойте тут, пока не вернемся, увидите, как я его на буксире приволоку.
— Идет, постоим, — дружно отозвалось несколько голосов.
Мотоциклисты выехали за город и ринулись в глубь пущи, начинавшейся сразу за окраиной. Она их зло обманула, оказавшись обыкновенной скучной рощицей. Пронзив ее, дорога вырвалась на асфальтированное шоссе.
Вдруг Лева заметил, что расстояние между ним и Геной стремительно возрастает. Прибавить бы еще газу, да рукоятка уже повернута до отказа. Далеко впереди дорога идет под уклон. Гена ныряет и исчезает из виду. Лева видит себя одиноким на незнакомой дороге, и оторопь охватывает его. Пока его взгляд упирался в спину Гены, он словно имел опору, которой теперь лишился. По обе стороны тянутся перелески, рощи, заболоченные низинки. Иногда дорога пробегает над переполненными водой осушительными каналами. Мелькают каменные дорожные столбики — стометровки. К чему-то Лева начинает считать их: один, другой, третий, четвертый… Ветер свистит в ушах, норовит сорвать с головы фуражку.
Лева пытается сбавить газ, но не чувствует привычного сопротивления, рукоятка свободно вращается вокруг оси, болтается, как шляпа на палке. А мотор продолжает реветь во всю мочь, машина мчит Леву вперед, и, кажется, нет силы, которая могла бы ее остановить.
Лихорадочными движениями он еще раз повернул рукоятку на себя, от себя — никакого эффекта, мотор не подчиняется, скорость не падает.
Вот машина на предельной скорости плюхнулась в колдобину, которую полагается одолевать черепашьим шагом, выскочила из нее и так подбросила Леву, что он на миг потерял и педали, и седло, и лишь каким-то чудом не выпустил руля из рук. Вот поворот!..
«Тише… тише!»
Разве может машина внять мольбе растерянного седока? Еще раз Лева сумел удержаться в седле, но кто знает, не будет ли это второе чудо последним в его жизни?
Вот сигналы предупреждают, что впереди спуск с крутым поворотом.
«Стой, черт проклятый!.. Стой!.. Помогите, люди!.. Мама, где ты?»
Некому помочь Леве, никто не услышит его немого крика.
«Что делать?.. Научите, что делать!.. Неужели так будет продолжаться, пока останется хоть капля бензина в бачке?»
«Бензин!» — вдруг осенило Леву.
Он пригнулся, мгновенным движением закрыл кран из бачка и снова схватился за руль. Он сразу успокоился. Только теперь он сообразил, что у него был другой выход — переключить скорость на нейтральную.
Обороты мотора стали быстро падать. Вот он захлебнулся, чихнул, заглох. Можно теперь включить и тормоза — тихо, прерывисто, потом все более настойчиво, смело. У начала спуска машина остановилась.
Бледный от испуга, но счастливый, как каждый человек, избежавший смертельной опасности, Лева откатил машину в тень яблони, росшей у обочины дороги.
От мотора несло жаром, упавшая на его ребро капля Левиного пота шипела и плясала, как капля воды на раскаленной плите. Лева сорвал с себя рубашку, бросил ее наземь вместе с фуражкой и, вытирая носовым платком испарину со лба и груди, стал осматривать мотор. Он быстро обнаружил повреждение: с троса, шедшего к дроссельной заслонке, сорвалась головка и осталась в гнезде заслонки. Лева булавкой добыл ее оттуда — металлический цилиндрик, весом не больше грамма. Это была та самая головка, которую ребята припаивали, когда подгоняли трос. Плохо припаяли!
И тут Леве вдруг вспомнился Гена с его самодовольным презрением к черновой работе.
— Болван!
Это было единственное слово, которое Лева за эту дорогу произнес вслух.
Лева легко надел цилиндрик на конец троса, но как закрепить его? Прибора для пайки у него с собою не было. Он попробовал сдавить головку зубами. Металл был мягкий — свинцовый сплав, зубы оставили на нем следы. Но сдавить цилиндрик не удалось. «А плоскогубцы на что?» Вмиг раскрыта коробка с инструментами. Лева нетерпеливо разгреб кучу ключей и отверток, нашел плоскогубцы. Головка троса легко расплющилась вокруг пучка стальных жилок. Через минуту трос был укреплен в заслонке.
Машина в исправности!
И пусть эта починка оказалась мелкой — она была первой, которую Лева выполнил вполне самостоятельно. А главное — ему никто не подсказывал этого способа, он сам нашел, как устранить повреждение. И радость этой победы была, пожалуй, не меньше той, которую он только что пережил, осознав себя спасенным.
— Ура!.. Ура!.. Ура!.. — крикнул он громко.
Мотор остыл. Но ехать вперед — нет больше охоты, возвращаться домой без товарища — некрасиво. Надо подождать его тут. Кстати выясняется, что бензина в баке осталось мало, надо его приберечь на всякий случай. Поразмыслив, Лева принимает самое мудрое решение — «комбинированное» — возвращаться домой пешком, не переставая при этом ожидать появления Гены.
Даже по ровному месту вести мотоцикл в руках не так-то легко, приходится часто делать передышки.
В одну из таких передышек, оглянувшись назад, Лева увидел на дороге далекое черное пятнышко. Вот оно медленно приближается и наконец превращается в устало шагающего коня. Минут через двадцать конь поравнялся с Левой. Он был запряжен в двуколку, в которой сидела пожилая колхозница.
Лева посторонился, пропустил двуколку вперед и, к своему изумлению, обнаружил, что к ней на длинном канате прицеплен мотоцикл Гены. «Князь» сидит за рулем, волочит ноги по земле и как ни в чем не бывало «управляет».
Завидя Леву, Гена весело кричит:
— И ты запарился?.. Вот потеха!.. Ну-ну, давай подвязывайся ко мне. Лошадь сильная, она целый поезд потянет.
По отсутствию какой-либо тревоги или озабоченности в голосе Гены Лева понимает, что тому уже не раз приходилось возвращаться домой подобным способом.
И Леве становится стыдно: очень уж дряхлый вид у кобылы и дорогу она, видно, прошла немалую. Он ставит ногу на педаль своей машины. Резкий толчок — и мотор завелся.
— Ты исправен? — кричит Гена. — Чего же ты пешком тащишься?
«Тебя, борова, дожидался», — захотелось Леве ответить. Мелькнула мысль, что зря он ждал Гену, будь тот на его месте — не стал бы, конечно, ждать. Не отвечая, Лева переводит мотор на малые обороты.
— Ну, тащи меня, в таком случае, на буксире, — властно говорит Гена. Двуколка остановилась. Гена отвязал свою машину, небрежно бросил конец веревки Леве. — Вяжи, вяжи, нечего раздумывать!
Тон его вызывает на протест. Лева ждет, пока отъедет женщина, потом спрашивает:
— Что с твоим «Орленком» случилось?
— А черт его знает, будь он проклят!
— Не буду тебя тащить, — угрюмо говорит Лева, — «Крокодил» не потянет.
— Как не будешь? Ага! Уехать хочешь без меня, хочешь доказать, что ты перегнал? Это нечестно, это мошенство! Все равно никто не поверит!
Лева не отвечает. Он чувствует, что если начнет говорить, то не удержится от резких слов, а ссориться все же неохота. Он подходит к «Орленку», нагибается к мотору и сразу обнаруживает неисправность — воздушный фильтр наглухо закрыт. Очевидно, Гена задел рычаг фильтра коленом, когда садился на машину или слезал с нее. Открыть фильтр — пара пустяков.
— Ты мотор проверял? — спрашивает Лева, не оборачиваясь. Ему вдруг стало неприятно глядеть на Гену.
— В это я не могу вдаваться, — пожимает Гена плечами. — Когда я должен выезжать, мне папин шофер заводит машину… Сам я гонщик.
— Не гонщик, а червяк, — вырывается у Левы.
