— Должно быть, и его испортят, как остальных, — сказала леди Лорридейл своему мужу. — Разве что мать у него добрая и с характером и сможет о нем позаботиться…
Когда же леди Лорридейл узнала, что Седрика разлучили с матерью, она не находила слов, чтобы выразить свое негодование.
— Нет, это просто стыд и срам! — заявила она. — Ты только подумай, забрать у матери малыша и отдать его в руки такого человека, как мой брат! Доринкорт будет с ним груб либо избалует его донельзя. Может быть, стоит ему написать…
— Нет, Констанция, не стоит, — отвечал сэр Гарри.
— Я так и думала, — согласилась она. — Я слишком хорошо знаю брата, но все это просто ужасно…
О маленьком лорде Фаунтлерое толковали не только бедняки, о нем говорили все. О его красоте, милом нраве, популярности и все возрастающем влиянии на графа ходило столько всевозможных слухов, что они дошли и до дворян из местных усадеб и других графств Англии. О нем беседовали на званых обедах — дамы жалели его юную мать и спрашивали, действительно ли он так красив, как говорят; а мужчины, знавшие графа и его привычки, от души смеялись над простодушием мальчика, поверившего в его доброту. Сэр Томас Эш из Эшейн-Холла, побывавший в Эрлсборо, встретил там графа с внуком, совершавших верховую прогулку; он остановился, чтобы поздороваться с графом и поздравить его с выздоровлением.
— И знаете, — рассказывал он позже об этом случае, — старый граф прямо-таки надулся от гордости — и не удивительно! Такого красивого и приятного мальчика, как его внук, я в жизни своей не видывал, клянусь честью! Прямой, как стрела, и в седле сидит замечательно!
Так мало-помалу слухи о мальчике дошли и до леди Лорридейл; она узнала и о Хиггинсе, и о хромом мальчике, и о лачугах в Эрлз-Корте, и о многом другом, и ей захотелось познакомиться с Седриком. Она принялась размышлять, как бы это устроить, — и тут, к крайнему ее изумлению, пришло письмо от графа с приглашением ей и ее мужу в Доринкорт.
— Невероятно! — воскликнула леди Лорридейл. — Я слышала, что мальчик творит чудеса, — теперь я начинаю в это верить. Говорят, что брат обожает мальчика и не отпускает его от себя. И так им гордится! По-моему, он хочет показать его нам!
Леди Лорридейл и сэр Гарри приехали в замок Доринкорт вечером и тотчас поднялись в свою комнату. Переодевшись к обеду, леди Лорридейл спустилась в гостиную, где она нашла графа. Высокий и внушительный, он стоял возле камина, а рядом с ним стоял мальчик в черном бархатном костюме с большим белым воротником из кружев, как на картинах Ван Дейка. Мальчик был совсем маленький — его круглое румяное лицо было таким милым, и он посмотрел на нее такими красивыми и честными карими глазами, что она чуть не вскрикнула от удивления и радости. Пожимая руку графа, она обратилась к нему по имени, чего не делала с детства.
— Как, Молино, — воскликнула она, — это и есть мальчик?
— Да, Констанция, — отвечал граф, — это он. Фаунтлерой, это твоя двоюродная бабушка, леди Констанция Лорридейл.
— Здравствуйте, бабушка, — произнес Фаунтлерой.
Леди Лорридейл положила руку ему на плечо и, вглядевшись в обращенное к ней лицо, от души его поцеловала.
— Зови меня тетушкой Констанцией, — сказала она. — Я очень любила твоего бедного папу, а ты очень похож на него.
— Как мне приятно, что я на него похож, — признался Фаунтлерой, — ведь все его любили, совсем как Дорогая, ну просто все… — И, на миг запнувшись, он прибавил:
— …тетя Констанция.
Леди Лорридейл просияла. Она нагнулась и снова поцеловала его, и с этой минуты они стали друзьями.
— Что ж, Молино, — сказала она позже вполголоса графу, — лучшего трудно было и ожидать!
— Пожалуй, ты права, — сухо согласился граф. — Он славный мальчик. И мы с ним большие друзья. Он меня считает самым добрым и милым филантропом. И признаюсь тебе, Констанция, впрочем, ты все равно это сама увидишь, — что я привязался к нему, как последний глупец.
— А что думает о тебе его мать? — спросила со своей обычной прямотой леди Лорридейл.
— Я ее не спрашивал, — отвечал граф, нахмурясь.
— Знаешь, — сказала леди Лорридейл, — я буду с тобой откровенна, Молино, и скажу тебе прямо: я не одобряю твоего поведения и завтра же нанесу миссис Эррол визит; так что если ты хочешь со мной из-за этого поссориться, лучше скажи сразу. Судя по тому, что я слышала о миссис Эррол, мальчик всем ей обязан. Даже до нас дошли слухи о том, что твои арендаторы, из тех, что победнее, ее просто обожают.
— Это они его обожают, — кивнул граф в сторону Фаунтлероя. — Что до миссис Эррол, то она, как ты увидишь, очень недурна собой. Я весьма признателен ей за то, что мальчик похож на нее. Можешь посетить ее, если желаешь. Я хочу только одного — чтобы она оставалась в Корт-Лодже, а ты не просила меня нанести ей визит.
И он снова нахмурился.
— И все-таки у него уже нет прежней ненависти к ней, — сказала позже леди Лорридейл сэру Гарри. — Это мне ясно. Он очень переменился, и знаешь, Гарри, хотя это и может показаться невероятным, но я полагаю, что он постепенно становится человеком — и все благодаря привязанности к этому невинному ребенку. Да и мальчик к нему тоже привязался — достаточно посмотреть, как он стоит, прислонясь к его креслу или коленям. Родные сыновья моего брата скорее прислонились бы к тигру!
На следующий же день леди Лорридейл поехала с визитом к миссис Эррол. Вернувшись, она сказала брату:
— Молино, такой прелестной женщины я в жизни не видела! Голос у нее как серебряный колокольчик! Ты должен ee благодарить за то, что она так хорошо воспитала мальчика. Он ей обязан не только красотой! Ты совершаешь большую ошибку, не предлагая ей переехать в замок, где бы она могла и тобой заняться. Я приглашу ее в Лорридейл.
— Она не оставит мальчика, — возразил граф.
— Что ж, придется мне и мальчика прихватить, — отвечала со смехом леди Лорридейл.
Впрочем, она знала, что Фаунтлероя к ней не отпустят. С каждым днем она все яснее видела, как сблизились граф и мальчик, и как все надежды и честолюбивые мечты надменного и угрюмого старика сосредоточились на внуке, который платил ему полным доверием и откровенностью. Знала она также и то, что граф давал званый обед в основном потому, что втайне давно хотел показать свету своего внука и наследника — пусть все убедятся, что мальчик, о котором столько ходило слухов, был в действительности еще лучше, чем говорили.
— Бевис и Морис так горько его разочаровали, — сказала леди Лорридейл мужу. — Об этом все знали. Он просто видеть их не мог. Теперь же гордость его получит удовлетворение.
Среди приглашенных не было, пожалуй, никого, кто, принимая приглашение, не думал бы о мальчике, — всем хотелось знать, выйдет ли он к гостям.
И в должное время Фаунтлерой вышел.
— Он хорошо воспитан, — сказал граф, — и никому не помешает. Дети обычно либо глупы, либо скучны — мои-то и тем и другим страдали, но Фаунтлерой умеет молчать, когда его ни о чем не спрашивают, и отвечать, когда спрашивают. Он не навязчив.
Впрочем, молчать Фаунтлерою долго не пришлось. Всем хотелось что-то сказать мальчику. И конечно, всем хотелось его послушать. Дамы ласкали его и засыпали вопросами; мужчины шутили с ним, как это делали пассажиры на корабле.
Фаунтлерой не очень-то понимал, почему ответы его вызывали порой всеобщий смех, но он уже привык к тому, что люди нередко смеются, хотя он говорит совершенно серьезно, и не возражал. Вечер ему очень понравился. Великолепные покои сияли огнями, всюду стояли цветы, мужчины были весьма веселы, а дамы прекрасны в своих чудесных нарядах и сверкающих украшениях. Среди гостей была молодая девушка, только что вернувшаяся, как он услышал, после «сезона» в Лондоне. Высокая, с горделивой головкой, мягкими волосами, фиалковыми глазами и нежными, словно лепестки розы, губами — она была так очаровательна, что он не мог отвести от нее глаз. На ней было прелестное белое платье с ниткой жемчуга на груди. Фаунтлероя поразило, что мужчины толпились вокруг нее, словно вокруг принцессы, и, казалось, всячески старались ей угодить. Она так его заинтересовала, что, сам того не замечая, он подходил к ней все ближе и ближе, пока наконец она не повернулась и не заговорила с ним.
— Подойдите же ко мне, лорд Фаунтлерой, — произнесла она с улыбкой, — и объясните, почему вы так на меня смотрите.
— Я все думаю, какая вы красивая, — отвечал юный лорд. Господа, окружавшие ее, рассмеялись, да и сама девушка тоже, и щеки ее порозовели.
— Ах, Фаунтлерой, — сказал один из мужчин, который смеялся всех громче, — торопись высказать все, что у тебя на уме. Когда подрастешь, тогда уже не посмеешь…
— Как же можно об этом молчать? — мягко возразил Фаунтлерой. — Разве вы можете молчать? Разве вы не думаете, что она очень красивая?
