Ознакомительная версия.
И, смахнув слезу, бабушка в последний раз провела Утюгом по голубой ткани и положила сияющее чистотой платье на кружевное покрывало постели. Из передней послышалось звяканье ключа.
– Вот и она, бессовестная, – сказала бабушка. – И жалко мне её: всё же сиротка, растёт без матери, отец всегда в командировках, вот и делает что хочет…
Надя, кудрявая, лёгонькая, тонконогая, и в самом деле похожая на козу, вбежала в комнату и, поцеловав на бегу бабушку, а потом и Гулю, сразу устремилась к кровати.
– Вот спасибо, бабусенька! Я достала как раз билет на концерт Орловой, и мне необходимо свежее платье. Ах, у меня не бабушка, а чистое золото!
И, подумав, прибавила:
– Конечно, когда не ворчит.
Бабушка только вздохнула и пошла на кухню.
– Ты что это придумала, Надька? – начала Гуля. – Школу бросать, что ли?
– Тебе бабушка уже успела нажаловаться? – спросила Надя. – Я и не думаю бросать школу. А только хочу отложить эти чертовские экзамены на осень. Всё равно осенью надо сдавать физику, заодно сдам уже все предметы.
– Сядешь ты, Надька, на мель со своим «заодно». Давно ли ревела на физике?
– Почему сяду? Подумай сама…
И Надя принялась доказывать Гуле, почему ей нужно перенести экзамены на осень. Во-первых, она так устала за год, что ей ничего не лезет в голову, а за лето она отдохнёт и наберётся сил… Во-вторых, летом в дождливую погоду очень приятно заниматься. (Всё равно, понимаешь, некуда идти!») В-третьих, учителя за лето тоже отдохнут и станут гораздо добрее.
– В-четвёртых, – продолжала Надя, – мне в последнее время вообще не везёт, определённо не везёт! Лучше сейчас и не рисковать.
Гуля слушала её, покачивая головой.
– Знаешь, – сказала она, – плыть вниз по течению очень легко, одно удовольствие. Лодка как будто сама идёт. А попробуй поверни обратно. Тебя захлестнёт так, что не выберешься!
Надя с недоумением смотрела на Гулю.
– Не понимаю, к чему ты это говоришь!.. То лодка, а это экзамен. Совсем разные вещи!
– И вовсе не разные! – с жаром сказала Гуля. – Ты пойми – это ко всему подходит, решительно ко всему. Только дай себе волю, начни жить как легче,
и тебя понесёт так, что не выплывешь. Это надо помнить всю жизнь. Это самое, самое главное!
Гуля до того разошлась, что и не заметила, как в комнату вернулась бабушка. Держа в руке кофейник, она стояла на пороге и слушала Гулю.
– Что правда, то правда, – сказала она наконец. – Я седьмой десяток доживаю, а то же самое слово в слово скажу. Опасно вниз по течению плыть…
– Да ты же никогда и на лодке не каталась! – перебила её Надя.
– Было время – каталась, и побольше тебя, – усмехнулась бабушка.
Из передней донёсся телефонный звонок. Надя опрометью бросилась из комнаты.
– Гуля, это тебя! – послышался её разочарованный голос.
– Меня? – удивилась Гуля.
В телефонной трубке что-то отчаянно трещало и клокотало. Гуля сразу же догадалась, что это звонит Фрося. Фрося всегда кричала в трубку так, будто находилась за несколько тысяч километров от Киева.
– Фросенька, – сказала Гуля, – говори потише, я ничего не разберу…
Фрося стала говорить немножко спокойнее, и Гуля наконец услышала:
– Та біжи ж швидше додому, бо тебе батько вы-клыкае з Москвы! Швидше!
– Папа! – обрадовалась Гуля. – Бегу!
И она чуть не выронила телефонную трубку.
Когда она добежала до дому, сердце у неё билось так, что она не знала, сможет ли сказать отцу хоть бы одно слово. Но междугородная станция позвонила не сразу, и Гуля успела отдышаться.
Она не всё услышала, что говорил ей отец, но разобрала самое главное: он позвонил ей только для того, чтобы поддержать её в трудное время экзаменов.
Милый, знакомый отцовский голос, слабо доносящийся из такой дали, звучал ещё ласковее и мягче, чем всегда.
И Гуля с особенной радостью кричала, нежно поглаживая рукой черную трубку:
– Да, да, держусь, папочка! По физике «отлично». И по литературе «отлично»! Миленький, дорогой мой, спасибо, что позвонил!..
Со ступеньки на ступеньку проходила Гуля всю трудную и крутую лестницу экзаменов. Одна ступенька была пониже, другая – повыше, перед одной приходилось дольше готовиться к подъёму, перед другой – поменьше.
А когда все ступеньки были наконец пройдены, лестница показалась Гуле вовсе не такой уж высокой.
Экзамены были сданы отлично, но отдохнуть Гуле не пришлось.
Впереди были новые испытания – на этот раз физкультурные: общегородское соревнование по плаванию и прыжкам.
После сидения за книжками Гуле особенно приятно было бегать на водную станцию.
Лето было уже в разгаре, и занятия из бассейна перенесли на водную станцию, на Днепр.
У Гули обгорел нос, и вся она стала шоколадная, только волосы ещё больше посветлели.
Подготовка шла прекрасно – хоть завтра прыгай с вышки на глазах у всего Киева. Не хватало одного: резиновой шапочки. Но, как назло, шапочки не было в то лето ни в одном магазине.
– Знаешь что? – сказала ей как-то Мирра Гар-бель, которая принимала самое близкое участие во всех Гулиных делах. – Выпишем шапочку из Ленинграда, прямо с «Треугольника».
– С ума сошла! – сказала Гуля.
– Да нет, ты же всё-таки артистка. Может быть, они тебя знают.
– Много таких артисток! – сказала Гуля.
Но Мирра решительно взяла чернильницу, лист бумаги и села сочинять письмо.
Через несколько минут перед Гулей лежал черновик письма, написанного тонким, красивым Мирриным почерком:
В комитет комсомола фабрики «Красный треугольник»
Дорогие товарищи!
Простите, что обращаюсь к вам. Не знаю, помните ли вы меня. Я снималась во многих кинофильмах, «Дочь партизана» и пр. Сейчас мне предстоит участвовать в общегородских соревнованиях по плаванию и прыжкам. Я должна буду прыгать с десятиметровой вышки, а у меня нет резиновой шапочки. Не можете ли вы помочь мне…»
Гуля пробежала глазами черновик письма и взялась за перо.
– «Десятиметровой» не надо. Не всё ли им равно, с какой вышки я буду прыгать… «И пр.» не надо. Не так уж много я снималась в кино…
– Да ты так всё выбросишь! – сказала Мирра и закрыла рукой черновик.
– И надо бы всё выбросить, – проворчала Гуля. – Совестно посылать. Только и дел у фабрики, чтобы заниматься такими пустяками, как моя шапочка.
– Да ведь шапочка тебе не для красоты нужна, а для общегородского состязания.
– Ладно уж, пошлём! – сказала Гуля. – Посмотрим, что из этого нахальства выйдет.
И, нахмурив брови, она переписала письмо.
Но вспоминать о нём ей было неловко и неприятно. Она по-прежнему бегала по магазинам в поисках шапочки.
И вдруг за два дня до соревнования, рано утром, Фрося испуганно разбудила её:
– Листоноша до нас прийшов. Расписатись треба: тутоньки и тамочки!
Гуля спросонья схватила перо и расписалась «тутоньки» и «тамочки».
А потом развязала шнурок, которым был перевязан небольшой аккуратный пакет с ленинградским штемпелем и треугольником «Красного треугольника».
В пакете были две чудные резиновые шапочки – голубая с жёлтыми полосками и красная с белыми.
И это ещё не всё.
В той же посылочке оказались две пары резиновых туфель, лёгких, как пёрышко. Самое удивительное было то, что они пришлись Гуле как раз по ноге.
– И как это на фабрике угадали номер моей лапы? – удивлялась Гуля, примеряя тапочки.
Фрося даже прослезилась.
– Не иначе – казка, – говорила она.
– Голубые я себе возьму, – сказала Гуля, – а красные туфельки и шапочку подарю Мирре. Она чёрненькая, ей красная пойдёт.
Гуля завернула подарок в газету и только после этого обнаружила в обёртке пакета письмецо.
«Дорогая Василинка! – писали ей комсомольцы „Красного треугольника“. – Держи высоко наше комсомольское знамя, а мы пришлём тебе столько шапочек, сколько понадобится для всех состязаний.
С пламенным комсомольским приветом
комсомольцы «Красного треугольника».
Гуля перечитала это письмо десять раз подряд и побежала к Мирре.
Спускаясь по лестнице, она думала о Ленинграде, о незнакомых друзьях, которые прислали ей такое хорошее письмо, о том, что она непременно поедет в Ленинград, увидит его дворцы, парки, его гранитные набережные, его старые знаменитые заводы,
«Фрося верно сказала, – подумала Гуля, – как в
сказке!..»
А Фрося, закрыв за Гулей дверь, вышла на балкон и, облокотившись о решётку, долго следила глазами за своей любимицей.
– Ой яка дивчина! Гарна дивчина!
И вот наступил день физкультурного праздника. Гуля в своём купальном костюме и в резиновой шапочке поднималась по шаткой лестнице десятиметровой вышки. Внизу виден был как на ладони берег Днепра. Он был усеян яркими пятнами – это горели на солнце всеми цветами радуги платья, шляпы бесчисленных зрителей, заполнивших весь амфитеатр.
Ознакомительная версия.
