— Да, должна была. А знаешь, еще что?
Он отрицательно покачал головой. Он не хотел ничего больше знать.
— Я сняла ужасный фильм. Поверхностный, глупый и скучный.
Алекс просто горел желанием уйти.
— И знаешь, что еще?
Он быстро пошел к выходу, решив, наверное, что у нее припадок.
— Ванесса такой талантливый человек, каким ни Кауре, ни тебе, ни мне не стать! — прокричала Тибби вслед. Она не была уверена, что он слышал последние слова, — ее это мало волновало. Она говорила все это не ему!
Лена бродила по комнате с таким чувством, будто сунула палец в розетку и так и не вынула. Он здесь! Он здесь! А вдруг она его больше не увидит?
За завтраком она была в такой прострации, что сделала маме бутерброд, забыв о холодной войне, начало которой положила история с Юджином.
На работе Лена все время выглядывала в окно. Костас где-то неподалеку. Он мог пройти мимо в любое время. Может, она его увидит через пять минут. Может, она его вообще никогда не увидит. Лена отчаянно боялась и того, и другого.
Как сомнамбула, Лена возвращалась с работы, представляя, что в каждом автобусе едет Костас и что он смотрит на нее в окно.
Придя домой, Лена сразу догадалась, что что-то не так. Эффи накрывала на стол.
Эффи ставила слишком много тарелок.
Увидев Лену, ее эксцентричная сестра завопила:
— На ужин придет Костас!
Лена приложила ладонь ко лбу. Казалось, что голова сейчас упадет и покатится по полу.
— Что?!
— Да. Мама его пригласила.
— Как?! Зачем?
— Она разговаривала с миссис Сиртис. Миссис Сиртис сказала, что в городе Костас. Мама поверить не могла, что мы об этом знали и не позвали его в гости, хотя он почти член нашей семьи, почти внук Валии и Бапи.
Лена нервно сморгнула. О ней забыли. Она никому не нужна. Костас — всеобщий друг и любимец. Друг и любимец всех, кроме нее.
Теперь Лена ревновала Костаса не только к его девушке, но и к собственному семейству, и к Сиртисам, и даже ко всем тем людям, которых она ни разу не видела.
— Как ты думаешь, мама хочет меня помучить? — спросила Лена.
— Честно? Я уверена, что она о тебе даже не вспомнила.
Отлично, но от этого как-то не легче.
Эффи внимательно изучала Ленино растерянное лицо.
— Она знает, что вы с Костасом нравились друг другу. Она знает, что вы переписывались. Возможно, она догадывается, что между вами что-то произошло. Ты ей вообще когда-нибудь о нем рассказывала?
— Нет.
— Вот видишь, — сказала Эффи.
Лена удивилась. С каких это пор надо обо всем докладывать маме?
— Во сколько он придет?
— В полвосьмого, — сказала Эффи с сочувствием. Ей было жаль Лену.
Лене тоже стало жаль себя, потому что ее жалела младшая сестра. Лена посмотрела на часы. У нее есть пятьдесят минут. Надо пойти наверх, принять душ и переодеться, а потом спуститься вниз и быть в форме.
А может, лечь в кровать и заснуть до утра, и никто даже не заметит ее отсутствия.
Кармен стало безумно грустно, когда вечером она увидела маму. Мама выглядела как Золушка после бала. Волшебство улетучилось. Три недели назад Кристина вот так же стояла в дверном проеме и светилась от счастья, потому что была женщиной, которую любят.
А сегодня над ней был ореол НЕлюбви. Старая прическа, старые туфли, отсутствующий взгляд.
— Мам, привет, — сказала Кармен, выходя из кухни вместе с Кристой, которая выглядела еще нелепее со смазавшейся после сна подводкой. — Это Криста. Она падчерица папы.
Кристина подняла голову. Несколько недель назад она была так счастлива, что ничто не могло ее огорчить.
— Здравствуй, Криста, — сказала она и с упреком и тоской посмотрела на Кармен.
— Криста, э-э-э, ненадолго уехала из дома, и мы надеялись, что ей можно остаться здесь на пару дней. — Кармен указала на диван в гостиной, на котором только что спала Криста. — В этой комнате.
— Думаю, что можно. — У Кристины явно не было ни сил, ни желания обсуждать что бы то ни было. — Если ее мама не против.
— Спасибо, — прошептала Криста. — Огромное спасибо, миссис… — Она жалобно взглянула на Кармен.
— Миссис Ловелл, — подсказала миссис Ловелл.
Криста покраснела до ушей. Ее мама тоже была миссис Ловелл.
— Простите.
Этот ужин был одним из самых неприятных в жизни Кармен. Криста старалась поддерживать беседу, но все сводилось к Альберту. Кристина любила о нем говорить, но было очевидно, что сейчас она мечтает поскорее лечь спать.
— Не хочешь пойти с нами поесть мороженое? — спросила Кармен маму, после того как они помыли посуду.
Кристина вздохнула:
— Идите вдвоем. Я что-то устала. — Она виновато посмотрела на Кармен, и Кармен почувствовала себя отвратительно. Кристина не сердилась на дочь. Она просто грустила, покорившись судьбе и считая, что ей не суждено быть счастливой.
«Почему ты позволила мне все разрушить?» — хотела спросить Кармен. Ах, если бы она могла прокрутить пленку назад и позволить своим жертвам спастись. Гнев Кармен сидел взаперти, но он уже сделал свое дело…
Криста порылась у себя в сумке и подошла к двери. На ногах у нее были голубые сабо, точно такие же, как у Кармен. Кончики ушей просвечивали сквозь жидкие волосы. Она преданно посмотрела на предмет своего обожания. Кармен почувствовала себя настоящей разрушительницей всего доброго и хорошего и властительницей зла.
«Почему ты хочешь быть такой, как я?» — Кармен мечтала быть лидером, но все получалось совсем не так, как она хотела.
Лена приняла душ, вымыла волосы, и от нее вкусно пахло. Комплексовать вроде бы не было никаких поводов, но, когда вошел Костас, она поняла, что опять теряет голову.
Словно сквозь сон, она наблюдала, как он поздоровался с ее отцом, поцеловал маму, обнял Эффи. Лену он не обнял, просто пожал ее ледяную руку. Костас что-то сказал по-гречески, возможно, что-то смешное, потому что родители рассмеялись и посмотрели на него как на супергероя и великого комика. Лена пожалела, что не выучила родной язык своего любимого дедушки, папы и мамы.
Они сели в столовой. Ленин папа налил Костасу вина, потому что он был почти мужчиной, в смысле мужественным и самостоятельным. Он умел принимать решения.
Лене папа налил яблочный сок, и она почувствовала себя первоклашкой. Наверное, хорошо, что они с Костасом расстались, прежде чем он успел в ней разочароваться.
Лена попыталась вспомнить, что ей в себе нравится. Или за что она нравилась Костасу. Ничего не приходило на ум. Нет, все-таки надо было остаться в своей комнате.
За ужином Лена села рядом с ним.
Костас рассказывал забавную историю о дедушке, Бапи Калигарисе. Бабушка уговаривала его надеть новые кожаные ботинки вместо уже прохудившихся белых.
— «Это добротные, честные ботинки! Ты что, хочешь сделать из меня денди?» — Костас сказал это точь-в-точь, как Бапи. Папа так растрогался и, по-видимому, так соскучился по дому, что, кажется, готов был расплакаться.
Костас был таким же, как прежде. Почему она в него не поверила? Почему ей не хватило терпения?
Когда Лена задумчиво ковыряла баранью отбивную, она почувствовала, как чья-то нога прикоснулась к ее босой ступне. По телу Лены пробежала дрожь.
Он дотронулся до нее специально? Может, он хотел ей что-то сказать? Может, это тайный знак? Лена не осмеливалась взглянуть на Костаса. Знал ли он, как ей плохо? Хотел ли он подарить ей надежду?
«Ты его бросила!» — зазвучало в голове теперь уже трио: Кармен, Би и Эффи.
«Но я его не разлюбила!»
Прекрасно. Решено. Она призналась. Она сделала выбор, и ее выбор — Б. Она его любит. Она его любит, а он ее нет. Горькая, жестокая правда. Вот так-то. И никуда от этой правды не деться.
Ей страстно хотелось, чтобы он прикоснулся к ней снова. Это бы все изменило.
Утешение, благодать. Лена посмотрела под стол.
Нога, коснувшаяся ее, была не Костаса, а Эффи.
В жизни есть два больших несчастья: несбыточная мечта и осуществление мечты.
Джордж Бернард Шоу
* * *
Лена долго не могла уснуть, а потом увидела странный сон. Две клетки человеческого тела — одна от мозга, а другая от сердца — встретились и долго-долго бились друг об друга, пока наконец не слились в единое целое. Лена подняла руку и сказала своему старому учителю биологии: «Так не бывает, правда?» А потом она проснулась и пошла в ванную. Стоя там с закрытыми глазами, Лена поняла, что устала от себя. Устала оттого, что не может определять, чего хочет, и сделать то, что хочет, или даже хотеть того, что очень-очень хочет. Да, она устала, но сон все равно не шел.
Она вернулась в свою комнату и взобралась на подоконник. Такая же полная луна светила и Би, и Кармен, и Тибби, и Костасу, и Бапи — всем людям, которых она любила, близким и далеким.
