Дежурная по полетам Надя Попова дала команду:
— Прожектор!
Самолет уже приближался к земле, когда со старта взметнулась вверх красная ракета и Надя крикнула:
— Выключить прожектор!
Она запретила посадку, и самолет, прогудев над стартом, ушел на второй круг. Снова мягкий свет осветил посадочную полосу, и все увидели на ней человека с поднятыми руками, который шел прямо через поле. Видимо, он не понимал, что это опасно. Он направлялся к нам. Мы сразу догадались, что это немец. Шел сдаваться в плен.
Мы видели однажды на посадочной полосе зайца, метавшегося в свете прожектора, видели собаку, бежавшую через поле. Даже корову. Но немца еще не видели.
Ему крикнули, замахав руками:
— Быстро! Schnell!
Уже другой самолет снижался для посадки, и немец, поглядывая на него, побежал, продолжая держать руки поднятыми. Он, запыхавшись, подошел к нам и остановился, растерянно скользя взглядом по нашим лицам. Определив, что старшая здесь Бершанская, немец пробормотал что-то невнятное. Он, конечно, никак не ожидал, что ему придется сдаваться в плен женщинам. Выпучив глаза, стоял как вкопанный.
Командир полка резко повернулась к Наде и приказала:
— Вызовите кого-нибудь из батальона обслуживания, Пусть возьмут его!
Вскоре солдаты, развозившие бомбы, отвели немца в деревню. Это был наш первый пленный.
Но случалось и по-другому.
…Наша летная площадка находилась на окраине деревни. Сразу за ней — большая поляна и густой, высокий лес. Обнаружив в траве землянику, мы рассыпались между деревьями, собирая ягоды. Постепенно зашли мы далеко в лес. Хорошо была слышна перестрелка. За шоссейной дорогой, пересекавшей лес, держали оборону немцы, отрезанные от своих основных войск. Стреляли уже часа два. Сначала мы ходили с опаской. Потом, привыкнув к стрельбе, перестали обращать на нее внимание. Но когда начали палить где-то рядом, мы решили все-таки возвратиться в деревню.
Никто не заметил, что с нами не оказалось Ани Елениной.
Вскоре в деревню пришел сержант.
— Где тут командир? — спросил он зычным голосом.
Близко находилась начштаба Ирина Ракобольская.
— В чем дело?
— Вот, понимаете, товарищ капитан, поймали в лесу какого-то человека… В нашей форме. Говорит, женщина…
Ракобольская улыбнулась уголком рта и опять продолжала слушать сержанта с серьезным видом.
— Говорит, что из летного полка. И что женщина… — повторил сержант. — А вроде нет…
— Так как же все-таки — женщина или нет? — не выдержала и засмеялась Ракобольская.
Он замялся. Покашлял в кулак и, поколебавшись, сказал:
— Вот вы похожи, а тот — ну никак!..
— Документы смотрели? Не помните фамилии?
— Нет, не помню. И карта у него… у нее… с пометками.
Он неуверенно произнес последние слова и замолчал, поводя глазами то вправо, то влево. Девушки, проходившие мимо, все, как одна, были в брюках, в гимнастерках. С короткой стрижкой, в пилотках, многие были похожи на парней.
Ракобольская ждала, что же еще скажет сержант.
— Ну? Так что же вы хотите?
Он переминался с ноги на ногу, очевидно поняв, что вышла ошибка.
— Разобраться бы надо… Может, и вправду женщина…
Она весело сверкнула глазами:
— Пойдемте.
Спустя некоторое время начштаба вернулась со своим заместителем Аней Елениной, освободив ее из «плена». Аня, смеясь, рассказывала, что ее приняли за шпиона.
Высокая, худощавая, она была похожа на юношу. Энергичное лицо, на коротких волосах пилотка. И в довершение всего — планшет с картой, которые сразу же вызвали подозрение…
Небо постепенно бледнело. Тускнела луна, и острые зазубрины ее неровного, будто обломленного края постепенно сглаживались. Последние самолеты, устало рокоча, возвращались с боевого задания.
Выключив мотор, я еще немного посидела в кабине, откинув голову на спинку кресла и закрыв глаза. Вылезать не хотелось: для этого нужно было сделать усилие.
— Наташа, пойдем? — позвала Нина.
Она стояла у самолета и ждала меня. Раз, два… три! Я быстро поднялась с кресла — первое усилие сделано…
Мы направились к старту. Возле небольшого вагончика, который служил нам КП, собрались девушки. Сидели на траве, издали возвращения последнего самолета.
Нина вошла в вагончик, а я осталась у двери. Поболтать. В раскрытую дверь я видела, как она показывала что-то на карте начальнику штаба Ракобольской. А начштаба смотрела то на карту, то на Нину и кивала головой, изо всех сил стараясь пошире раскрыть слипавшиеся веки.
Девушки переговаривались, обмениваясь впечатлениями от полетов. Некоторые дремали. Самолет, на котором улетели Катя Олейник и Оля Яковлева, задерживался.
Худякова, круглолицая, румяная летчица, сегодня говорила много и громче всех. После трудных полетов она была возбуждена.
— Жигули, это ты во втором вылете бомбила вслед за мной?
— Угу, я.
Жека на мгновение приоткрыла глаза и снова закрыла. Она сидела, удобно поджав колени и опершись о чью-то спину.
— Ну, спасибо тебе. Прямо по пулемету ударила! Я уже думала, не выберусь живая!..
— Угу, — опять сказала Жека, продолжая дремать.
— Прожекторы сразу переключились на тебя, а я тут же улизнула.
Жека поежилась, сунула руки поглубже в рукава комбинезона и сидела так, свернувшись шариком, не открывая глаз. Будто хотела сказать: «Да, я ударила прямо по пулемету. И мой самолет схватили. Ну и что? А сейчас не мешайте: мне хочется спать…»
Из вагончика высунула голову начштаба:
— Не видно еще?
С тревогой в глазах она посмотрела на светлое небо, прислушалась. Потом перевела взгляд на сидящих, на спящую Жеку.
— Уже минут на двадцать задерживаются… Может, начнете разруливать по стоянкам?
— Нет-нет, подождем еще. Сейчас вернутся, — уверенно сказала Худякова.
Но Катя Олейник и Оля Яковлева все не возвращались.
Мы прозвали их «Стара» и «Мала». Потому что Катя, девушка с мягким украинским юмором, обращалась к подругам не иначе, как: «А ну, стара, скажи…» или: «Как думаешь, стара…» Штурмана же своего Оленьку называла «Мала». Плотная, большеглазая Катя была всего на два года старше Оленьки, маленькой, изящной девушки с милой, застенчивой улыбкой.
Вдали на дороге показалась машина. Свернув, она помчалась прямо по полю, подпрыгивая и погромыхивая. Ехал Ваня, шофер из батальона обслуживания. Он водил машину с таким видом, как будто это был не обыкновенный грузовик, а шикарный лимузин. Резко затормозив, Ваня затем эффектно остановил машину и не спеша вышел с важным видом. Но сразу же щеки его порозовели, и он смущенно сказал:
— Доброе утро.
Ваня — совсем молодой паренек, на вид ему лет семнадцать. Он пошел на фронт добровольно, раньше срока. Вообще-то на машине работал другой шофер, но Ване уж очень нравилось приезжать на старт и везти летчиц домой после боевой работы. Удивительно хороши были у Вани глаза — темные, глубокие. Так и хотелось смотреть в них. И мы с удовольствием встречали паренька.
— Здравствуй, Ваня! — заулыбались девушки. — Как там завтрак, готов?
— Готов, — ответил он. — Что, не все вернулись?
Быстро пробежав глазами по нашим лицам, Ваня сразу заметил, что нет Оленьки. И он растерянно стал оглядываться вокруг, будто искал поддержки, но спрашивать не решался.
Уже взошло солнце и алым огнем пробивалось сквозь тучи, сгустившиеся у самого горизонта, когда наконец послышалось слабое стрекотание мотора. Летел «ПО-2». Вскоре самолет зашел на посадку. Приземлился он как-то странно: плюхнулся на землю с работающим мотором. Когда самолет подрулил к остальным и остановился, мы увидели, что он весь изрешечен.
Потом уже мы узнали, что за ним гонялся вражеский истребитель. Он сделал несколько заходов, стреляя в «ПО-2». С большим трудом на бреющем полете Кате удалось уйти от фашиста. А может быть, у того просто кончились боеприпасы. На самолете было перебито управление, но все же Катя привела его на свой аэродром. Буквально «на честном слове и на одном крыле».
«Стара» и «Мала» обе были ранены. В первый момент никто этого не заметил, а сами они постеснялись сразу сказать, считая, что ранены легко.
Когда Ракобольская слушала краткий доклад Кати о выполнении задания, она вдруг, тихо ахнув, прижала руки к груди и воскликнула испуганно:
— Что с вами?
«Стара» стояла, опустив руки, как положено. По правой ее ладони текла кровь и капала на траву. Рукав комбинезона намок.
От неожиданности сама Катя тоже испугалась, побледнела и покачнулась. Вероятно, она тут же упала бы, если б Ракобольская не подхватила ее. Но «Стара» быстро овладела собой и стала успокаивать начштаба:
