Дмитро Ткач - Шторм и штиль

Все случалось: иногда он был недоволен боцманом, и боцман не всегда одобрял действия командира корабля, но взаимная симпатия постепенно крепла, и настало время, когда они оба почувствовали, что дополняют друг друга в нелегкой корабельной службе. Так и служить бы… Но жизнь на месте не стоит. Не мог Юрий расстаться с Небабой легко и просто: «Будьте здоровы» и «Желаю успеха». Решил устроить торжественные проводы, как и надлежит морякам, которые вместе глотали соленую воду и подставляли грудь штормовым ветрам. Пусть добрым словом вспоминает Небаба корабль, команду и его, Юрия Баглая.

Взглянул на круглые морские часы, висевшие над столом. До побудки оставалось еще десять минут. Стараясь не стукнуть дверями и тихо ступая, он поднялся на верхнюю палубу. В глаза брызнуло по-осеннему чистое солнце. Воскресный день обещал быть погожим. После проводов команде не надо будет сразу же приниматься за работу, проводить учения на боевых постах. Матросы на досуге смогут поговорить о своем бывшем боцмане (теперь уже бывшем, даже не верится!), отдохнуть в городе. Большую приборку сделали вчера, и теперь корабль блестел чистой палубой, старательно вымытыми бортами, сверкал медью поручней и кнехтов.

К Баглаю, гулко стуча ботинками, подбежал дежурный по кораблю и отнюдь не приглушенным, как это следовало бы, голосом, начал докладывать:

— Товарищ лейтенант! За время моего дежурства…

Но Юрии остановил его:

— Отставить! Почему вы поднимаете на палубе такой грохот и кричите на всю бухту в то время, когда команда еще спит?

— Есть, отставить… — сказал дежурный, опустил руку, которую держал у виска, и чуть заметно, загадочно улыбнулся.

— Чего это вы улыбаетесь? — удивился Баглай.

Дежурный смущенно переступил с ноги на ногу.

— Произошло нарушение распорядка, товарищ лейтенант.

Баглай поднял брови.

— Какое нарушение?! Дежурный вытянулся.

— Не ждали, что вы раньше встанете…

— Ну и что же? — с тревогой в голосе спросил Баглай. Мелькнула мысль: снова на корабле ЧП, да еще в то время, когда надо торжественно провожать боцмана. Поэтому он, повысив голос, приказал: — Докладывайте по всей форме, что случилось.

— Команда не спит, товарищ лейтенант. Все уже встали. Готовятся боцмана провожать.

На мгновение Юрий Баглай даже растерялся: ЧП это или не ЧП? Но что же они там делают, в кубрике? Ведь все должны спать, пока не поднимет их дудка рассыльного!

То, что он увидел в кубрике, поразило его. Матросы будто и спать не ложились. Один гладил брюки, второй надраивал пуговицы на бушлате, третий подшивал белый подворотничок, четвертый чистил щеткой выходные ботинки, пятый заправлял новую ленту в бескозырку… Одним словом, все были заняты делом.

Лишь Андрей Соляник, у которого, наверное, все уже было приготовлено, добровольно взял на себя обязанности дежурного по кубрику и, увидев командира корабля, гаркнул так, что вздрогнули стены:

— Смир-р-но!

И все сразу же вскочили со своих мест и замерли по стойке «смирно» — лицом к Баглаю, руки по швам, грудь вперед. Выглядели они довольно комично: кто стоял в трусах и тельняшке, кто — в серой парусиновой робе и в одном ботинке, не успев обуть второй…

Баглай строго спросил:

— Что тут у вас происходит? — Он взглянул на ручные часы. — Ведь время побудки еще не наступило!

— Так точно, товарищ лейтенант, — охотно подтвердил Соляник — Только нам сегодня не спится.

— Почему не спится?

Матрос улыбнулся антрацитовыми глазами, в которых заблестели знакомые Баглаю смешинки, и ответил:

— По той же причине, что и вам, товарищ лейтенант. Ведь сегодня он последний день с нами…

И в это мгновение рассыльный громко просвистал в дудку и выкрикнул обычную команду:

— Подъем! Приготовиться к зарядке!

Но никто в кубрике и не пошевелился. Все смотрели на своего командира. Что он скажет? Действительно, произошло нарушение распорядка. Но ведь такой день! Неужели командир корабля не поймет их?

Наверно, именно эти мысли и прочитал в глазах матросов Баглай, и потому спокойным, ровным голосом сказал:

— Выполняйте дудку, — и первым вышел из кубрика. К своему величайшему удивлению, командир увидел боцмана Небабу, который по узкому шаткому трапу, переброшенному с кормы на берег, поднимался на корабль. Был он, как и Юрий Баглай, аккуратно и по-праздничному одет, старательно выбрит. Видно, тоже поднялся на рассвете.

— Иван Сергеевич! — воскликнул Юрий, называя Небабу не мичманом и не боцманом, а по имени и отчеству. — Чего это вы так рано? Ведь условились к подъему флага.

Боцман вчера после ужина ушел домой с тем, чтобы прийти на корабль в восемь. Казалось, теперь можно было бы и поспать подольше, отдохнуть после ежедневных морских забот. Разве мало лет отдал он флоту?

Небаба смущенно улыбнулся:

— Если разрешите, товарищ лейтенант, я сегодня до обеда побуду боцманом. Последний раз…

— Буду рад, товарищ мичман.

На пирсе махали руками, наклонялись и приседали, делая зарядку, матросы, а боцман Небаба ходил по кораблю и заглядывал во все уголки. Он знал, что везде найдет полный порядок, ведь сам вчера руководил большой приборкой, но, наверное, ему хотелось в последний раз потрогать руками, приласкать глазами все то, что за много лет будто стало личным достоянием.

А матросы, расходясь с зарядки, перешептывались:

— Боцман с кораблем прощается. Не надо ему мешать.

Но едва успели они умыться, как услышали его властный голос:

— По приборкам разойтись!

Все сразу же разбежались по своим заведованиям, кубрикам и боевым постам, и, хотя хорошо знали, что после вчерашней тщательной большой приборки сегодняшняя малая — только для поддержания чистоты, все принялись за работу с таким рвением, будто соскучились по ней.

А боцман Небаба появлялся на верхней палубе, в жилых и служебных помещениях, на ходовом мостике, на камбузе, возле пушек и шлюпок и покрикивал:

— Веселей, веселей, морячки! Палубу скатать и пролопатить! Медяшку почистить! Сигнальные флажки проветрить и сложить, как следует! Чехлы на шлюпках натянуть потуже!

И ходил, ходил по кораблю, как полновластный хозяин. Ох, какой же неугомонный этот боцман! И как же он мил каждому матросу! Разве можно на него обижаться? Все видели, что он очень опечален, да и у ребят глаза были грустные.

Не станет Небабы, а кто же будет вместо него? Пришлют какого-нибудь салагу, начнет он свои порядки заводить. Конечно, корабельного устава будет придерживаться и тот, новый, может, он и хорошим человеком окажется, но другого Небабу не найдешь!

— Шевелись, шевелись! — покрикивал боцман. И матросы не жалели ни рук, ни силы.

На подъем флага не переодеваются в выходную одежду. Можно стоять в шеренге и в рабочей. Но на этот раз Юрий Баглай вызвал дежурного по кораблю и приказал, чтобы вся свободная от вахты команда надела форму номер три: не напрасно же, проснувшись спозаранку, готовились матросы, и было бы грешно не дать им возможности в последний раз покрасоваться перед боцманом в своей парадной форме. Уже переодетые, к боцману Небабе подошли Андрей Соляник, Николай Лубенец и радист Куценький.

— Разрешите обратиться, товарищ боцман! — Соляник подбросил руку к бескозырке с особым флотским шиком, то же сделали и его друзья-матросы.

— Слушаю вас… — удивленно посмотрел на них боцман.

— От имени всей команды просим вас поднять сегодня флаг.

— Но ведь есть вахтенный… — совсем растерялся Небаба.

— Так точно! — ответил Соляник. — Но вы на этом корабле остаетесь для нас вахтенным навсегда: в каких бы штормах мы ни были, всегда будем думать, что вместе с нами вы несете морскую вахту.

Небаба почувствовал, как в глазах его защипало. Он стиснул челюсти: разве может боцман плакать перед матросами? И сказал лишь одно слово:

— Спасибо…

Может быть, ничто так не волнует военного моряка, как подъем флага. Длится эта процедура всего-навсего какую-то минуту. Но ты стоишь в строю. Справа и слева ощущаешь плечи друзей, такие же сильные, как и твои, и ты чувствуешь их силу, так же, как свою. Кажется, что и сердце на всех — одно. И матросы отдают сейчас частицу этого сердца боцману Небабе…

…Замерла, затихла бухта в ожидании торжественной минуты.

И вот она наступила.

На корабле, что стоял на рейде и держал флаг командующего эскадрой, ударил первый двойной колокол, и в то же мгновение запели рынды и на остальных кораблях. Медные чистые звуки взлетели над бухтой, как на крыльях чаек, уже носившихся в голубом небе.

На всех кораблях медленно и торжественно плыли вверх флаги.

Небаба обеими руками перебирал фал, а флаг, поднимаясь все выше и выше над его головой, трепетал на утреннем ветерке. Небаба чувствовал биение своего сердца и щемящую тоску в груди. Вот поднимет он корабельный флаг, попрощается с командой — и нет больше для него корабля.