Ознакомительная версия.
— Вон то дерево — очень старое, не правда ли? — спросил он.
Дикон посмотрел на дерево. Мери тоже посмотрела, и на секунду все притихли.
— Да, — ответил Дикон после паузы, и его тихий голос звучал как-то особенно ласково.
Мери глядела на дерево и о чем-то думала.
— Похоже, как будто от него отломилась большая ветвь, — сказал Колин. — Как это случилось?
— Это случилось давно, много лет назад, — ответил Дикон. — О! — воскликнул он с видимым облегчением, положив руку на плечо Колина. — Погляди-ка на малиновку! Вот она! Она собирала корм для своей подруги!
Колин едва успел заметить красногрудую птичку, которая быстро пронеслась, таща что-то в клюве. Она мелькнула среди зелени и скрылась из виду в густо заросшем уголке сада. Колин опять откинулся на подушку, слегка посмеиваясь.
— Она, должно быть, несет своей подруге чаю. Вероятно, уже пять часов. Мне самому тоже захотелось чаю!..
…На этот раз опасность миновала.
— Это волшебная сила послала малиновку, — украдкой сказала Мери Дикону через некоторое время. — Я знаю, что это было волшебство! — Она и Дикон очень боялись, чтобы Колин не начал расспрашивать о дереве, ветвь которого отломилась десять лет тому назад. Оба они рассуждали об этом, и Дикон стоял с беспокойным видом, почесывая голову.
— Надо сделать вид, как будто это дерево такое же, как и все другие, — сказал он. — Мы никогда не скажем ему, как оно сломалось… Бедный мальчик! Если он опять заговорит об этом, то мы постараемся… быть повеселее.
— Да, постараемся, — ответила Мери. Но она знала, что вид у нее был вовсе не веселый, когда она смотрела на дерево.
Дикон все еще с недоумевающим видом почесывал свою рыжую голову, но в его голубых глазах появилось более довольное выражение.
— Миссис Крэвен была очень хорошая, добрая дама, — продолжал он, колеблясь, — и моя мать думает, что она, быть может, иногда здесь, в Миссельтуэйте, и присматривает за Колином, так же, как все матери делают, когда уходят из этого мира. Видишь ли… они должны вернуться… Она, быть может, заставила нас работать и велела нам привезти Колина туда…
Мери подумала, что он, вероятно, говорил о волшебной силе. Она сама глубоко верила в нее. Она втайне верила, что Дикон обладает волшебной силой, конечно, доброй, и поэтому люди любили его, а дикие животные знали, что он их друг. Она думала, что, возможно, эта сила привела малиновку как раз в то время, когда Колин задал опасный вопрос. Она чувствовала, что благодаря этой силе Колин казался совершенно другим мальчиком. Разве это был тот бешеный ребенок, который вопил, колотил и кусал подушку? Даже его странная бледность исчезла. Слабый румянец, который показался на его лице, шее и руках, когда он впервые очутился в саду, не совсем исчез. Колин был похож на живого человека, а не на фигуру из слоновой кости или воска.
Они еще раза три видели малиновку, которая несла корм своей подруге; это навело их на мысль о послеобеденном чае, и Колин решил, что надо напиться чаю.
— Поди прикажи кому-нибудь из слуг принести чайную корзинку в рододендроновую аллею, — сказал он, — а потом ты и Дикон принесете это сюда.
Это была очень удачная мысль, которую легко было привести в исполнение. Когда на траве была разостлана белая скатерть и на ней появился горячий чай, лепешки и хлеб с маслом, все это было съедено с удовольствием; пролетавшие «по домашним делам» птицы остановились разузнать, в чем дело, и усердно принялись за крошки. Орех и Скорлупка вскарабкались на дерево с кусками сладкого пирога, а Сажа, утащив в уголок целую половину лепешки, принялась клевать и переворачивать ее, пока, наконец, не решила проглотить ее всю сразу.
…День близился к закату; золотые стрелы солнечных лучей становились темнее; пчелы возвращались домой, и птицы прилетали реже. Дикон и Мери сидели на траве, уложив чайную корзинку, чтобы отнести ее назад в дом, а Колин лежал на своих подушках, откинув со лба густые волосы: цвет лица у него был совершенно нормальный.
— Мне не хочется, чтоб этот день прошел, — сказал он, — но я опять приду сюда завтра, и послезавтра, и после, и после… Теперь я видел весну, и мне хочется видеть лето… Я хочу видеть, как все будет расти здесь. Я с а м хочу здесь вырасти!
— Вырастешь, — сказал Дикон. — Ты скоро будешь здесь ходить, копать так, как другие люди…
Колин весь зарделся.
— Ходить! Копать! — сказал он. — Разве я…
Дикон как-то особенно ласково и предупредительно взглянул на него. Ни он, ни Мери никогда не спрашивали у него про его ноги.
— Конечно, будешь ходить, — храбро сказал он. — Ведь у тебя… у тебя есть свои ноги, как у других людей!
Мери на миг испугалась, пока не услышала ответ Колина.
— Они совсем не больные, — сказал он, — только такие худые и слабые… Они так дрожат, что я боюсь попробовать встать.
И Мери и Дикон с облегчением вздохнули.
— Когда перестанешь бояться, тогда и будешь стоять на ногах, — весело сказал Дикон. — А бояться ты скоро перестанешь.
— Перестану? — спросил Колин и притих, как бы размышляя о чем-то.
Некоторое время среди них царила тишина. Солнце опускалось все ниже; наступало такое время, когда все затихает, а дети очень деятельно и интересно провели этот день. У Колина был такой вид, как будто он глубоко наслаждался отдыхом. Даже «твари» Дикона перестали бегать и, собравшись вместе, отдыхали возле детей. Сажа уселась на низкой ветке, и глаза ее задернулись серой пленкой; Мери подумала про себя, что Сажа, пожалуй, сейчас захрапит.
Все они чуть не вздрогнули, когда среди этой тишины Колин, приподняв голову, вдруг воскликнул громким, тревожным шепотом:
— Кто этот человек?
Дикон и Мери вскочили на ноги.
— Человек! — приглушенно крикнули оба.
Колин указал на высокую стену.
— Посмотрите! — возбужденно шепнул он. — Посмотрите только!
Мери и Дикон обернулись и посмотрели. Поверх стены на них глядело сердитое лицо Бена Уэтерстаффа, который стоял на лестнице. Он погрозил Мери кулаком.
— Кабы я не был холостяк и ты была бы моя девчонка, я бы тебе задал встрепку! — крикнул он.
Он угрожающе поднялся еще на одну ступеньку, точно собираясь соскочить вниз и разделаться с нею; но, когда Мери направилась к нему, он, очевидно, раздумал и остался стоять на верхней ступеньке своей лестницы, все еще грозя ей кулаком.
— Ты мне никогда не нравилась! Я тебя терпеть не мог с первого раза, как увидел, — разглагольствовал он. — Этакая бледная, сухопарая, как метла, и вечно задает вопросы и сует свой нос куда не надо! Я и не заметил, как это ты ко мне пристала! Если бы не малиновка… чтобы ее…
— Бен Уэтерстафф! — воскликнула Мери, переведя дух; она стояла внизу и кричала, почти задыхаясь: — Бен Уэтерстафф, это малиновка указала мне дорогу сюда!
На этот раз Бен, казалось, на самом деле перескочит через стену, — до того он был взбешен.
— Ах ты, гадкая девчонка! — воскликнул он, глядя вниз на нее. — Сваливает всю вину на малиновку, будто она и без того не проказница! Она указала тебе дорогу! Она! Ах ты, маленькая… — Следующая фраза вырвалась у него почти невольно, потому что он сгорал от любопытства: — Как это ты сюда попала?
— Это малиновка показала мне дорогу! — упрямо заявила она. — Она сама не знала, что она это делает, но она все-таки указала… Я не могу рассказывать вам отсюда, когда вы мне грозите кулаком.
Он вдруг перестал грозить ей, рот его полураскрылся, и он с изумлением глядел через голову Мери на что-то, приближавшееся к нему.
При первом звуке этого потока речи Колин был так поражен, что сидел и слушал, точно зачарованный, но скоро оправился и сделал повелительный знак Дикону.
— Вези меня туда! — приказал он. — Подвези меня совсем близко и остановись как раз напротив него!
Это именно зрелище, которое увидел Бен, и заставило его в изумлении открыть рот. Кресло на колесах, с роскошными подушками и пледами, которое двигалось по направлению к нему, скорее напоминало какую-нибудь королевскую колесницу, потому что в ней сидел маленький раджа, откинувшись назад, с царственно-повелительным выражением в больших глазах с темными ресницами и с гордо протянутой к нему худой белой рукой. Колесница остановилась как раз пред самым носом Бена; неудивительно, что рот его так и остался открытым.
— Ты знаешь, кто я? — спросил раджа.
А Бен все глядел; его покрасневшие старческие глаза были так устремлены на него, как будто он видел пред собою призрак. Он все глядел и глядел; в горле у него появился какой-то ком, и он не говорил ни слова.
— Ты знаешь, кто я? — еще более надменно спросил Колин. — Отвечай же!
Бен поднял свою мозолистую руку, провел ею по глазам, потом по лбу и ответил каким-то странным дрожащим голосом.
— Ты-то кто? — сказал он. — Знаю, знаю… Ведь с твоего лица глядят на меня глаза твоей матери… Господь ведает, как ты сюда забрался… Это ты — бедный калека!
Ознакомительная версия.