— Звено, стройсь! — скомандовал Кирилл. Мы вошли в фотографию в организованном порядке.
— Сниматься? Придется обождать, — встретил нас фотограф.
— Нет! — и Кирилл объяснил ему, что нам нужно только узнать фамилию одной девочки из витрины.
— Пфф! Выдумали тоже! — фотограф рассердился. — Карточки висят много месяцев. Негативы уничтожены, квитанции сожжены. У нас места не хватит всё хранить. И вообще, ребята, мне некогда, ступайте. Рано вам девичьи карточки покупать.
Он, кажется, принял нас за каких-то злоумышленников. Никакие просьбы, никакие уговоры не помогли. Мы вышли обескураженные. Я совсем пал духом.
— Снялась для удостоверения здесь. Ясно, — живет в этом районе, — сказал Кирилл, когда мы остановились посреди тротуара, не зная, что делать.
— Стойте, ребята! — маленький, шустрый Ваня Петров поднял руку, к чему-то прислушиваясь. Мы затихли.
Откуда-то неподалеку доносился ребячий крик и звонкое шлепанье футбольного мяча.
— Сейчас узнаем! — крикнул Ваня и побежал сломя голову.
— Умно! — одобрил Кирилл.
Через минуту шлепанье мяча прекратилось, и Ваня выбежал из соседнего двора в сопровождении целой ватаги ребят самого разного возраста. Видно, тут были и игроки и болельщики.
— Они здесь всех знают! — кричал Ваня еще издали.
Ребята нам рассказали: это Маша Травина, в прошлом году кончила декоративное ремесленное, живет в общежитии. Вон там — за углом, совсем близко…
В общежитие я пошел один. Я очень волновался. Я столько месяцев мечтал об этой минуте, а сейчас мне было почти страшно.
Я медленно поднимался по лестнице. Когда я дошел до площадки второго этажа, наверху стукнула дверь, и по ступенькам вниз побежали чьи-то легкие шаги. Я замер. Я вдруг почувствовал: это она!
Да, это была она. Она сбегала с лестницы, напевая что-то. Я стоял, загораживая ей дорогу. Не глядя на меня, она хотела обежать меня.
— Постойте! — я сам не узнал своего голоса.
Она остановилась. Я стоял спиной к окну, она — лицом.
— В чем дело? — удивленно спросила она.
— Вы — моя сестра, — прошептал я.
— Что-о? — она приоткрыла рот от изумления, потом сразу засмеялась.
— Что ты выдумал, у меня нет никакого брата. Пусти-ка с дороги!
— Двоюродная, — пробормотал я, не двигаясь с места. — Посмотрите, как мы похожи…
Я повернулся к свету и поднял лицо. Она стояла ступенькой выше меня.
— И правда! — удивилась она. — Вот чудно! Только брата у меня всё-таки нет.
— У нас общий дедушка, — заговорил я, — я уверен, что это вы… Вашу маму зовут Машенькой, да?
Она вдруг перестала улыбаться, ее лицо стало строгим. «Вылитый прадед», — мелькнуло у меня в голове.
— Да… маму звали Машей, как меня. Откуда ты знаешь?..
— Значит, это вы!.. Я знаю от дедушки — Сергея Петровича Яковенки…
Я даже испугался, — так гневно сошлись над переносицей ее брови и заблестели глаза.
— А-а! Это тот самый, который сбежал от моей бабки, бросил маму маленькую…
— Неправда! — закричал я, перебивая ее, — это неправда, он не бросил…
— Как неправда?! Маму вырастили чужие люди. Они даже не хотели искать его — кому нужен такой отец!..
— Неправда! — я схватил ее за руку, — пойдемте к дедушке, он вам расскажет…
— Что-о?! Он жив?! Знать его не хочу! — она вырвала свою руку и двинулась дальше, но я снова загородил ей дорогу.
— Не уходите!.. — заговорил я в отчаянии, — дедушка не виноват ни в чем… — и сбиваясь, путаясь, я рассказал ей всё, что знал от деда. Она слушала внимательно, бледная, взволнованная, не спуская с меня глаз.
— Пойдемте к дедушке! Вы увидите, он хороший, благородный… Он всю жизнь искал дочь… У него карточка Машеньки, — бормотал я, снова схватив ее за руку, — пойдемте к нему!..
Она не отняла руки. Она только, крепко закусив губу, отрицательно покачала головой.
— Не пойдете?
— Нет.
— Почему?
Она помолчала.
— Как всё это странно… и так неожиданно… — заговорила она тихо. — А ты его внук?
— Да, он очень хороший, наш дедушка.
— Я не могу сейчас идти к нему. Это слишком неожиданно… Надо разобраться… подумать… Нет, не могу.
— А я не вернусь домой без вас! Ни за что! — крикнул я.
— А как ты нашел меня? — спохватилась она вдруг.
— Я вам всё расскажу дома. Идемте!
Она минуточку подумала.
— Вот что, — решила она, — оставь мне свой адрес. Я приду к вам завтра после работы. Часов в шесть.
— А вдруг не придете?
И снова брови ее сошлись над переносицей и гневно сверкнули глаза.
— Если я сказала — приду, как же ты смеешь думать, что я не сдержу слова?
Я смутился и стал говорить ей свой адрес.
Она внимательно повторила его.
— А теперь иди домой. — И, повернув обратно, она стала медленно подниматься по лестнице. Наверху хлопнула дверь, а я всё еще стоял на площадке и не мог двинуться с места.
Не знаю, как я прожил эти сутки. Деду я ничего не сказал. А вдруг она не придет!
Утром в школе ребята обступили меня с вопросами, — а я как-то ничего не мог им рассказать.
— Оставьте его, — сказал Кирилл, — глупо приставать.
Вернувшись из школы, я не находил себе места. Придет?.. Не придет?..
Стрелка часов приближалась к шести. Дедушка пришел с работы, пообедал и прилег отдохнуть. Я ждал. Неужели не придет?.. Часы пробили шесть.
В начале седьмого раздался звонок.
— Я открою, няня! — крикнул я и побежал на кухню.
Она стояла на пороге страшно бледная, какая-то замученная. Видно, и она не спала ночь. Я молча взял ее руку и повел в нашу комнату.
— Погодите, я его предупрежу, — шепнул я ей.
Дед уже сидел на диване.
— Кто это звонил? — спросил он.
— Дедушка, я ее нашел. Это она. Она тут.
— На… нашел?! — Дед вскочил.
— Войдите! — крикнул я.
Она вошла и остановилась на пороге. Наступила такая тишина, что я услышал, как бьется мое сердце. Не знаю, сколько времени они молчали, не спуская глаз друг с друга.
— Машенька… жива?.. — глухим голосом спросил, наконец, дед. Она отрицательно покачала головой.
— Умерла? — прошептал он.
— Обоих фашисты убили, и папу, и маму. Они партизанами были на Украине. Меня соседи спасли, — неожиданно громко ответила она.
И я вдруг — в первый раз в жизни — увидел, как из глаз деда выкатились две слезы и упали на седую бороду. Я почувствовал, как комок подступает к моему горлу, и, чтобы не разреветься при ней, выскочил из комнаты.
* * *
С тех пор прошло уже четыре года. Маша тогда же переселилась к нам, она поступила в Высшее Художественное училище. Из нее выйдет талантливая художница. Я учусь в десятом классе. Мы с ней большие друзья, хотя она и называет меня «цыпленком». Я не обижаюсь. Я так счастлив, что у меня есть сестра! Она всего на три года старше меня, но ей пришлось столько пережить! Все мои товарищи очень полюбили ее, и они с Глебом иногда смеясь вспоминают встречу в трамвае и косичку. Ребята часто собираются у нас, — и какие споры разгораются иногда! Даже Кирилл начинает говорить с придаточными предложениями.
И дедушка и нянька в ней души не чают. Деда не узнать: он помолодел, повеселел. А у няньки любовь выражается в том, что ворчит она на Машу еще больше, чем на нас с дедом.
Сегодня воскресенье. Сильный мороз, а мы с Машей собрались с утра на каток. Нянька решительно запротестовала:
— Куда вы, непутевые, в такой холодище? И думать не смейте! Сидите дома, нечего носы морозить. Не пущу — и всё.
Дедушка за ее спиной лукаво подмигнул нам.
— Одевайтесь, я отвлеку ее, — шепнул он, когда нянька ушла.
Мы с Машей оделись, взяли коньки подмышку и стали у двери в кухню. Нянька возилась у плиты. Дедушка подошел к ней, стал рядом и заговорил о чем-то. Крадучись, на цыпочках, сдерживая смех, пробирались мы за их спинами и слышали, как нянька отчитывала деда.
— Ты-то сам хорош! Как маленький! Их еще учить надо, а ты потакаешь. Не видишь разве, — оба в яковенскую породу. Своевольщики. Неслухи. Упрямые. Оба — как есть в старика. Одно слово — патреты!
