— Хватит! Довольно нас мордовать! Рабочие в Питере царя скинули. Наша, народная, пришла власть, наша правда. Надо идти драться за нашу правду!
Матросы подняли на пароходе красный флаг, а потом погасили котлы и ушли с вооруженным отрядом. Они не возвращались все лето и всю зиму.
Покинутый командой «Афанасий Никитин» выглядел сирым, пустым, холодным, как оставленный хозяевами дом. Ветер печально выл в снастях, ржавела палуба. И Якорь стал уже скучать без людей, без работы. Он слышал, как город часто содрогался от орудийной канонады, винтовочной перестрелки, конского топота. и вот на пристани появились люди с красными звездами на шапках, обветренными лицами и крепкими руками. Среди них узнал Якорь матросов и кочегаров с «Никитина». В порту вновь закипела работа. Отовсюду несся грохот тяжелых молотков по металлу. Крики «Наддай, рраз!..» с утра до вечера раздавались над ожившими причалами.
Но особенно был рад Старый Адмиралтейский Якорь встрече с бывшим матросом, а теперь красным командиром Тихоном Ломовым. Одетый в хрустящую кожанку, он прыгнул с причала на палубу брошенного «Никитина» и, похлопав твердой ладонью Якорь, сказал, как своему старому другу:
— Ну, здравствуй! довольно исходить ржой. Работать пора. Еще послужим верой и правдой советскому флоту, Якорь Петрович!
Пришли рабочие, зазвенело железо на «Афанасии Никитине», и вскоре ожило его паровое сердце.
Краснофлотцы прикатили на пароход пушки, занесли боеприпасы. Готовился десант в Крым. Капитаном назначили Тихона Ломова. Люди в порту называли его теперь Тихоном Николаевичем.
А потом наступила та роковая для Старого Адмиралтейского Якоря ночь…
Сколько лет прошло с тех пор? Десять, пятьдесят, сто?..
И снова на земле весна. Тает последний снег, и весело лопочут ручейки, стекая с обрыва. Берег согрет вешним солнцем. Ослепительна необозримая даль моря. На самом краю обрыва замер подснежник. Он похож на голубую негаснущую спичку, зажженную пробудившейся землей.
Стекляшка на песке пуще прежнего светилась изумрудным светом, и округлый камень добродушно белел на серой гальке.
В один из таких весенних дней Якорь услышал поблизости человеческие голоса, и старое железное сердце его вздрогнуло. Он отвык уже от человеческой речи.
По берегу шла шумная ватага ребятишек. Увидев Якорь, они в изумлении остановились.
— Откуда он здесь взялся! — воскликнул конопатый мальчик Боря. — Вот чудо. Прошлым летом я сто раз ходил здесь и не видел никакого якоря.
— Может, по морю приплыл… — сказала беловолосая девочка Света.
Все засмеялись.
— Что он — деревянный? — заметил кто-то.
Ребятишки суетились вокруг Якоря, пробовали сдвинуть с места, но он даже не шелохнулся.
— Вот что,- сказала пионервожатая Зина, — я попрошу шофера дядю Володю. Приедем с его автокраном, он нам непременно поможет. Сразу по металлолому план выполним. В этом якоре килограммов семьсот.
— Тысяча будет! Тонна целая!
— Завтра же и приедем…
— Посмотрите, посмотрите, какую красивую стекляшку я нашла, — сказала Света. Такой у меня еще нет.
Лишь белого камня, что лежал когда-то в крепостной стене древнего города, никто не заметил. Но он уже привык к тому, что его не замечали.
Утром следующего дня Якорь увидел высокого сухопарого человека, одетого в белый китель морского офицера. Был он без фуражки, и ветер, дующий с моря, расчесывал его седые волосы. Он часто останавливался, размышляя о чем-то, ковырял ивовым прутиком гальку и, подняв какой-нибудь приглянувшийся камешек, шел дальше.
Подойдя к лежащему под обрывом Якорю, человек остановился и, щурясь, долго вглядывался в него, осматривал со всех сторон. Потом тихо-тихо сказал:
— Ты ли это, Якорь Петрович?! — И радостно крикнул: — Конечно же, ты! Ведь я бы узнал тебя среди тысячи якорей!
Адмиралтейский Якорь тоже узнал бывшего матроса и красного командира корабля Тихона Ломова.
Да, это был он. Захотелось старому капитану навестить места своей боевой молодости, вот и приехал сюда, к Азовскому морю.
— Вот что оно получилось… Вот что получилось…- бормотал он и ходил туда-сюда возле Якоря, поглаживая его заржавленные, но еще сильные железные лапы.
— Ты не обижайся, дружище. Искали мы тебя после боя. Дно все обшарили, а тебя вон куда кидануло… Честно говорю — уже не думал свидеться. Ан довелось…
Немного успокоившись, капитан присел под обрывом на камни. Долго смотрел на залитое солнцем море и снова сказал Якорю:
— Так-то, брат. Полвека прошло, а будто вчера все было. Добили мы тогда последнего белого генерала Врангеля. «Афанасий Никитин» больше не плавал. Разорвало ему все нутро. Притащили его в Таганрог и разобрали. Так-то… Учиться я пошел. Академию окончил. Многими кораблями командовал, но всегда помнил «Никитина» и тебя. Приснится, бывало: сижу на носу парохода и книжку тебе читаю. Помнишь?..
Ломов улыбнулся, повернул голову и вдруг увидел гурьбу ребятишек с красными галстуками. Они с любопытством смотрели на него.
Он встал, поздоровался с пионерами.
— Вы чего, ребята?..
Пионеры смутились. Человек, который стоял перед ними, был необычным. Одетый во все белое, с белой седой головой, он смотрел на них молодыми голубыми глазами, и Золотая Звезда Героя ярко светилась на его кителе. Многие ребята впервые видели живого Героя Советского Союза и оробели. Но самый смелый конопатый мальчик Боря выступил вперед и сказал:
— Мы, дедушка, хотим увезти этот якорь.
— На чем же?
— Сейчас приедет дядя Володя с автокраном.
— Вы предусмотрительные! Куда же вы денете Якорь?
— В металлолом сдадим. В нем тонна целая, — сказала беловолосая девочка Света.
— В металлолом, говорите? -старый капитан снова заволновался.- Металлолом… А ну-ка, ребята, давайте присядем. Историю одну хочу вам рассказать.
Тихон Николаевич опустился на теплые камни, ребятишки сели вокруг него.
— Как по-вашему, сколько лет этому Якорю? Не меньше чем двести пятьдесят. Это заслуженный ветеран русского флота. Уже за одно это его никак нельзя сдавать в металлолом.
— Как же он очутился здесь? -спросила пионервожатая Зина.
— Я сам узнал об этом всего несколько минут назад. И потому волнуюсь… Да, пятьдесят лет прошло с тех пор… Кстати, кто знает, откуда взял название ваш поселок?
За всех ответил Боря:
— Назван наш поселок Красным Десантом потому, что где-то здесь высадились в двадцатом году красные моряки, чтобы Врангеля из Крыма выбить.
— Знаете, значит. Так вот. Именно к этому месту, где мы сидим сейчас, подошел ночью двадцатого года пароход «Афанасий Никитин» и высадил краснофлотский десант. Белогвардейцы заметили нас слишком поздно. Мы успели доставить на берег пушки, боеприпасы, но часть снарядов еще оставалась на пароходе. Первый вражеский снаряд угодил в трюм…
Тихон Ломов умолк, словно прислушивался к тому далекому взрыву, добавил:
— Ну вот и все. Якорь выбросило на берег и засыпало землей.
Никто не заметил, как подъехал дядя Володя с автокраном и вместе с ребятами слушал старого капитана.
— А бой за ваше село был жаркий. Много матросов отдало свои жизни, чтобы освободить эту землю… И должен вас похвалить. Был я вчера у памятника, на могиле моих друзей. Хорошо вы за ней ухаживаете, молодцы… И думаю, ребята, а что, если этот якорь поставить рядом с памятником? А? Ведь он тоже участвовал в красном десанте. Пусть стоит на часах у памяти друзей моих и дедов ваших…
Тихо вздыхало и шуршало галькой море. С громкими криками носились над волнами чайки.
— Дедушка, а за что вы получили золотую звездочку?-спросила девочка Света.
— Звездочку?..- улыбнулся Тихон Николаевич. На войне с фашистами. Но это другой вопрос. Об этом я расскажу вам в следующий раз.
Очищенный от ржавчины, покрашенный черной блестящей краской стоит на холме у поселка Старый Адмиралтейский Якорь рядом с белым обелиском. Стоит он в вечном почетном карауле и видит проплывающие корабли, чаек, людей, спешащих на работу в поле и на работу в море. Он будто смотрит на все вокруг глазами тех, кто лежит в братской могиле. Он горд своей бессменной вахтой.
Живые цветы лежат на широких лапах Якоря, морской ветер обнимает его. Сюда часто приходят пионеры и салютуют памяти краснофлотцев. А корабли салютуют гудками. И самым дорогим кажется Старому Адмиралтейскому Якорю гудок нового, недавно построенного теплохода «Красный десант».
