Ему казалось, что еще чуть-чуть — и он взлетит до самой крыши. А безумные вращения не выдержал бы и летчик космонавт, проходящий предполетную подготовку.
По крайней мере так уверяли соседские мальчишки, тренирующиеся вместе с Алешей.
Алеше нравилось помогать готовить.
Особенно если прабабушка варила обед в русской печке, а не на газовой плите.
Он научился вытаскивать ухватом горшок с рассыпчатой гречневой кашей.
У каши был совсем другой вкус, чем дома. Алеша заливал ее парным молоком и ел деревянной ложкой с обгрызенным бочком, причмокивая от удовольствия.
Мама с бабушкой только головами качали. А прабабушка Анна нахваливала Алешу, повторяя: «Одно удовольствие на мужичка глядеть! Так вкусно наворачивает! Работничек!»
Дедушка и папа — любители русской бани. Они и в городе по выходным ходили париться.
Иногда брали с собой Алешу.
В деревне они почти каждый вечер топили прабабушкину баню. Дедушка резал с Алешей березовые веники, запаривал их в кипятке — чтобы были гибкими.
Заварив мяту, папа вместе с Алешей брызгали мятную воду на раскаленную печку: это называлось «поддать парку». Парилка тут же заволакивалась паром, вкусно пахнущим мятой.
Алеша тоненько повизгивал: «Ай! Ай! Горячо!»
«Хор-р-рошо! — басил дедушка, смахивая ладонью крупные капли пота. — Ложитесь, мужики, на полати. Я вас веничком охаживать буду!»
Папа с Алешей устраивались на широкой лавке-полатях. Дедушка шлепал их по плечам, по спинам березовым веником, постепенно спускаясь все ниже и ниже.
Зеленые листики так и летели в разные стороны.
Поздними вечерами прабабушка учила Алешину маму плести кружева.
Алеша сидел рядом на маленьком стульчике и следил за мамиными пальцами.
Его удивляло, что мамины тонкие длинные пальцы никак не могли угнаться за узловатыми бабушкиными с навечно въевшейся в них землей.
И хотя дни Алеши были заполнены до отказа, он не забывал навещать могилу Полкана. Иногда он приносил другу букетик цветов, иногда — конфету или печенье.
Прабабушка говорила, что угощение склюют птицы и помянут Полкана.
Мальчик подолгу стоял, глядя на посаженный кустик шиповника. Он вспоминал Полкана и мысленно разговаривал с ним.
Иногда Алеша озирался по сторонам. Ему начинало казаться, что душа Полкана где-то рядом. Она видит Алешу, слышит его слова и радуется, что его не забыли.
Иногда к могилке приходил Черныш. Он обнюхивал холмик, потом садился рядом и принимался тихонько поскуливать и повизгивать.
«Наверное, он разговаривает с ушедшим другом», — думал Алеша.
Слушать подвывания щенка было нестерпимо. И Алеша старался поскорее уйти.
Все хорошее кончается. Наступил день отъезда.
В последний раз Алеша оббежал любимые уголки. Попрощался с товарищами. Положил букет одуванчиков и пряник на могилу Полкана. В последний раз обнялся с прабабушкой, вдохнул любимый аромат молока и хлеба.
— Мама твоя обещала в июле взять отпуск и приехать с тобой на месяц, — заговорщицки шепнула старушка, поглаживая Алешу по голове. — Приедешь? Не обманешь?
— Не обману, — глотая слезы, обещал Алеша.
В городе Алеша снова пошел в детский сад. Ему было что порассказать друзьям.
Ребята охали и ахали, когда Алеша описывал свои полеты на «тарзанке».
А вредный Димка, с которым Алеша давно соперничал в силе и ловкости, надулся от зависти и проворчал:
— Подумаешь, какой космонавт! Меня папа обещал покатать на американских горках. Там знаешь, сколько мертвых петель? Целых восемь!
Но ребята только рукой махнули. Они знали, что перед американскими горками укреплена специальная линейка, к которой подводит вредная служительница. И если твой рост ниже красной черточки, она ни за что не позволит прокатиться.
Воспитательница Светлана Ивановна попросила Алешу рассказать ребятам о деревенской жизни. О корове Пеструхе, о курах и поросенке.
Оказалось, что никто из ребят не кормил кур и поросенка, не доил корову. Никто не пек настоящий хлеб. Не готовил в печке. Не парился в настоящей русской бане.
Дети слушали, затаив дыхание. Даже Димка сидел тихо-тихо. А в конце Алеша рассказал про смерть Полкана.
Девчонки завздыхали, засопели. А маленькая Маришка даже всплакнула. Оказалось, что у нее недавно умер хомячок Хомка.
Светлана Ивановна успокоила Маришку. И они еще долго говорили о том, что надо помнить умерших и молиться за них. Потому что пока в нас жива память, они рядом с нами.
В июне бабушка с дедушкой взяли отпуск и поехали с Алешей к морю.
Алеша еще никогда не видел моря. Оно оказалось огромным. Было непонятно, где кончается вода и где начинается небо. И днем и ночью море деловито шумело. Волны набегали на берег и, пытаясь задержаться, цеплялись за мелкие разноцветные камушки.
Но камушки — слабая опора. И волны с шуршанием откатывались назад, унося с собой добычу — верхний слой гальки.
Иногда волны прихватывали беспечно оставленные купальщиками тапочки. Иногда забытую малышом формочку или лопатку.
Целых две недели Алеша купался и загорал.
Сначала он плавал с нарукавниками. Но дедушка сказал, что нарукавники хороши для малышей и девочек. А настоящие мужчины должны уметь плавать.
Вскоре Алеша переплывал бассейн. А перед отъездом они втроем доплыли до самых буйков.
Алеша был счастлив. Ему очень нравилась жизнь у моря. Но перед сном он часто вспоминал прабабушку Анну, соседских мальчишек, корову Пеструху, визгливого поросенка и холмик, рядом с которым рос куст шиповника.
— Алешенька, сынок, как ты вытянулся! А загорел! Настоящий негритенок! — Мама склонилась над Алешей.
И Алеша, забыв про то, что он настоящий мужчина, а не кисейная барышня, с визгом повис у мамы на шее.
Пока мужчины укладывали чемоданы и пакеты в багажник, мама с бабушкой о чем-то шушукались, искоса поглядывая на Алешу.
Алеша почувствовал смутную тревогу. Подойдя к маме, он запрокинул голову и пытливо заглянул ей в глаза.
— Что-то случилось, мамочка?
Мама и бабушка переглянулись. Мама села на корточки, так что ее лицо оказалось на одном уровне с Алешиным.
— Прабабушка Анна заболела.
— Простудилась? Ты ей велела брызгать в горло «Йоксом» и пить молоко с медом?
— Нет, Алеша. Она не простудилась.
Алеша наморщил лоб.
— У нее прыгнуло давление? — повторил он слова, которые часто слышал от бабушки. — Его надо сбить.
Мама улыбнулась.
— Дело не только в давлении. Прабабушка Анна стала совсем старенькая. Она сильно ослабла. У нее ноги не ходят. Руки не слушаются.
Алеша нахмурился. Он помнил, как совсем недавно прабабушка Анна управлялась с хозяйством, шустро семеня по двору. И вдруг «ослабла», «ноги не ходят». Непонятно!
— А кто же за ней ухаживает? Кто накормит Пеструху, и курочек, и поросенка? А Черныш? Он же будет скулить у крыльца…
— Мы с папой перевезли прабабушку Анну в город. Мы отдали ей твою новую большую кровать. А ты будешь спать на диванчике в гостиной. Соседи пообещали помочь с хозяйством. Правда, Пеструха бунтует, никому не желает отдавать молоко. Соседка даже бабушкину юбку с кофтой надевала, платком ее подвязывалась, чтобы корову обмануть. Но Пеструха хитрая. Подоить себя разрешает, а потом, в последний момент, как стукнет ногой по ведру! Ведро — набок, молоко разливается.
Хотя Алешу огорчило известие о прабабушкиной болезни, он не смог не рассмеяться. Вот так Пеструха!
Прабабушка Анна лежала на новой Алешиной кровати, купленной на вырост. Она была такой большой, а прабабушка такой маленькой! Ее почти не было видно под огромным пуховым одеялом.
— Мама, зачем пуховое одеяло? — удивился Алеша. — Сейчас ведь жарко.
— Бабушка стала слабенькой. Ей все время холодно.
— Кровь не греет? — вспомнил Алеша чьи-то слова. — А какая она стала худенькая! Ей надо больше кушать.
Алеша присел на краешек кровати. Прабабушка вытащила из-под одеяла руку. Алеша положил ладошку на прабабушкину ладонь. Она была очень холодная.
— Здравствуй, Алешенька, — слабо улыбнулась старушка. — Дождалась я тебя, солнышко мое.
— Бабуля, — целуя прабабушку в запавшую щеку, проговорил мальчик, — почему ты не слушаешься маму? Почему ничего не ешь? Когда болел гриппом, у меня, знаешь, какая высокая температура была?! На еду противно было даже смотреть! Но я слушался маму и пил бульон, и курочку ел с картофельным пюре. И я очень быстро поправился. Вот я теперь тебя сам буду кормить. Ты наберешься сил, мама возьмет отпуск, и мы поедем в деревню.
