– И чё? – подозрительно спросил Мишка.
– Вкусно было, – вздохнула Соня.
– Вот тебе и доброе дело, – расстроилась я. – Что это за салат – без майонеза? Можно было не возиться, а сразу всё в мусорку выкинуть.
– А я однажды к Димке с Тимкой в гости ходил, – невпопад сказал Мишка. – Мы там яйца с балкона кидали… с восьмого этажа. Они так красиво об асфальт разбиваются… Чего вы смотрите, я тогда маленький был! И глупый. Мы только в первом классе учились.
– Ну да, – хмыкнула я.
– Точно! – заорала вдруг Соня. – Яйца, масло и горчица!
– Я горчицей не бросался! – обиделся Мишка.
– Да при чём здесь ты. Это бабушка…
– Твоя бабушка бросалась горчицей с балкона?! – недоверчиво спросила я.
– Замолчите и слушайте! Бабушка на прошлой неделе пришла от подруги. Её там кормили салатом. С настоящим майонезом. Самодельным! Она потом рецепт в блокнот записала… Спорим, даже Пушкин такой майонез ел.
Мы долго искали на Сониной кухне миксер. И наконец нашли. Наверное, это был ПРАМИКСЕР – предок всех миксеров, древний, как птеродактиль. Соня вставила в него две изогнутые железные ноги, нажала кнопку, и они стали вращаться как сумасшедшие.
Мы с Мишкой осторожно подливали масло – каждый со своей стороны.
Прамиксер недовольно гудел, плевался и фыркал. А потом дёрнулся и затих.
– Перегрелся, – вздохнула Соня и вытерла масляные капли с зелёного носа.
Я открыла форточку и высунула миксер под хлопья мокрого снега. Пускай охладится.
– Наверное, у него это любимая еда была, – сказала Соня, слизывая с вилки майонезную каплю.
– У кого? – оглянулась я.
– У Пушкина, конечно! Мы в майонезе что делаем? Смешиваем продукты. А когда пишешь стихи, нужно правильно смешать слова. А ещё их нужно хорошенько взбивать, а то не получится рифма. Вот Пушкин сидел в своей комнате и писал про осень. А когда у него вдохновение пропадало, шёл на кухню и делал майонез… Только у него миксера не было.
Я сразу представила Пушкина, который склонился над большой миской. А из неё, как морковные хвостики, торчат обрывки предложений: «Унылая пора…», «Мороз и солнце, день чудесный…» и ещё что-то там про дуб у Лукоморья. И он изо всех сил крутит венчиком для взбивания теста… прямо вспотел, бедный. А стихотворение никак не получается.
– Женька, не спи! – бессовестный Мишка бросил в меня меховую мышь.
– Ты дурак?! – разозлилась я. – Чуть миксер не уронила…
– Эй, вы поаккуратнее там, – подала голос Соня. – Мне за него бабушка голову оторвёт.
– А что, это идея, – ухмыльнулся Мишка. – Самый быстрый способ избавиться от этого замка! Вот придёт бабушка – и…
Но мы так и не узнали, что он там насочинял, потому что Соня выхватила у меня из рук миксер, нажала кнопку, и он загудел, как взлетающий птеродактиль…
Нам оставалось только подливать масло и уворачиваться от брызг.
– Ничего себе, настоящий майонез получился! – сказал Мишка и облизнулся. Салат в миске тоже был настоящий.
Осталось его только сфотографировать.
Чтобы стереть Сонину маску, понадобилось полфлакона специального «Средства для снятия макияжа».
Может, её лицо и правда стало нежным и бархатистым. Но я этого не заметила. Зато Мишка сразу увидел, что Сонины щёки сделались нежно-зелёными, хотя нам это было не нужно.
А главное, эти зелёные щёки ни капельки не уменьшились!
Мы с Мишкой по очереди тянули велосипедный замок, но он всё равно застревал.
Обещают какую-то необыкновенную лёгкость и стройность, а сами…
Эта реклама – сплошной обман!
Соня ужасно расстроилась.
Мы по очереди пробовали её утешить, но у нас ничего не получилось.
Отвернувшись к окну, она мрачно ковыряла краску на подоконнике и гудела басом:
– Ненавижу велосипеды… и замки… и Пушкина ненавижу. Мне теперь что, до пенсии тут сидеть?! Ненавижу, ненавижу, ненавижу…
Соня уткнулась носом в стекло и бубнила, сопела, вздыхала… Рассказывала свои горести толстым голубям за окном, а на друзей не обращала внимания.
Мы с Мишкой решили: лучше тихонечко переждём. К обиженной Соне приближаться опасно.
И тут я услышала жалобное причитание:
– Ну вот… Ну совсем… Ещё и майонезом забрызгали…
Мы осторожно подошли поближе. И правда – стекло было в жёлтых застывших каплях.
– Подумаешь, проблема, – фыркнул Мишка. – Пшик – и готово. Ща мы это окно – до блеска… А потом раз – и сфотографируем. Будет у тебя доброе дело номер два.
Соня шмыгнула носом.
– Там пшикалка для стёкол – в шкафчике, под раковиной. А тряпки… не знаю, может, на батарее висят. Бабушка вчера генеральную уборку делала… А вы мне правда поможете?
– Ну, мы ж договаривались, – напомнила я и осторожно погладила её по плечу.
– Ага, – кивнул Мишка. – Договаривались. Я с понедельника чашки буду копить!
Вот всегда Мишка влезет со своими шуточками!
Типа, я тоже – из-за какой-то немытой посуды…
А я, между прочим, совсем не это хотела сказать.
Ромео ходил за нами повсюду. Подозрительно фыркал, когда мы залезали в ящики и шкафы. Нервно мяукал, когда Соня орала через всю квартиру, подсказывая нам, где что лежит.
К сожалению, Сонины вопли не помогли.
Бабушка не просто сделала генеральную уборку. Она уничтожила весь мусор – и даже предметы, которыми она этот мусор убирала. Мы не нашли ни одной тряпки. Тогда Соня придумала взять что-нибудь из корзины для белья. Но и она оказалась пустой – бабушка ВСЁ перестирала. К счастью, на дне болталась красная наволочка, Сонина белая майка и жёлтый носок.
– Годится, – кивнула Соня. – Чур я наволочку возьму!
Я сразу схватила белую майку, а Мишке достался носок.
Мыть окно оказалось легко. Пшикнул – и вытер, пшикнул – и вытер.
– Однажды Пушкину тоже пришлось окно мыть, – важно сказала Соня. – Сначала он сидел под одеялом и придумывал стих про солнце, мороз и красавицу, которая спит и не хочет вставать. Помните, он ей кричит: «Погляди в окно!» А она дрыхнет. Ну, Пушкин тогда сам в окно посмотрел. И поставил многоточие – потому что окно у него было грязное, никакой природы не видно…
– Ага, – пропыхтел Мишка, – попробовал бы, как я, стекло носком отмывать!
– А ты думаешь, он бегал тряпку искал? Пока в шкафах роешься – все рифмы забудешь. Он скорее носок схватил, чтобы время не тратить, и окошко протёр. А там такая красотища! Пушкин обрадовался – и быстренько дописал, чего эта красавица увидела.
– Его, наверное, няня потом ругала, – вздохнула я, отскребая майонезные брызги с подоконника.
– Почему? – удивилась Соня.
– Ну, у него же много стихов о природе. Значит, Пушкину часто приходилось окно мыть. Ему на работу идти, а у него все носки – по одному…
– Да-а-а, это проблема, – кивнул Мишка. – Их даже в стиралку два кладёшь, а достаёшь всё равно один… Кыш!
Ромео опять прыгнул на подоконник, и Мишка замахал на него носком.
– Он сейчас нам все стёкла шерстью испачкает. Вот я сфотографирую – и пусть валяется сколько угодно!
– И что теперь? – уныло спросила Соня.
Я пожала плечами. У меня не было никаких идей.
А вот Мишка…
Мишка сделал вид, что разглядывает книги на полке.
И вдруг завопил жутким голосом:
– Назови три цифры!
Соня так подпрыгнула, что с её табуретки свалилась книга для повара и чуть не зашибла кота.
Они заорали одновременно.
– Один-два-три! – закричала Соня.
– Мяу-у-у, – завыл обиженный кот.
– Ну дурдо-о-ом, – сказала я.
А Мишка как ни в чём не бывало набирал код на велосипедном замке.
– Не подходит, – огорчился он. – Я думал, если тебя напугать, правильные цифры сами из памяти выскочат. Ладно, попробуем в его биографии чего-нибудь поискать.
Мишка вытянул из-под кота мятые листочки:
– Набери рост Пушкина.
– Думаешь, я его помню? – возмутилась Соня.
– 166 сантиметров.
Соня запыхтела, отыскивая нужные цифры…
– Облом.
– А может, рост его жены? 173…
– Ого, какая высокая, – удивилась я. – А бедный Пушкин – совсем коротышка.
Интересно, он стеснялся, когда они танцевали вместе, или нет?
А может, ему пришлось купить специальные ботинки?
– И «173» не подходит, – расстроилась Соня.
– Ну, мы же не зря здесь полдня проторчали, – утешил её Мишка. – Твоя мама придёт – и обрадуется. Мы ей салат сделали, даже с этим… пушкинским майонезом.
– И окно чистое, – добавила я. – Вон какой подоконник беленький. Почти как твой кот.