Мы посмотрели, как Племянник аккуратно облизывает все пешки по очереди, и решили, что можно оставить его одного и ещё раз перекусить.
Анька сказала, что она уже выбрала правильную майку и через десять минут мы пойдём в парк.
Мишка дожёвывал второй бутерброд, когда Герман вдруг замер с недоеденной булкой.
– Вы что-нибудь слышите? – спросил он.
– Не-а. – Я честно прислушалась, но так и не поняла, ЧТО мне нужно услышать.
Тишина и спокойствие. Никаких звуков.
– Вот и я говорю. Слишком тихо.
– Это что, плохая примета?
– С маленькими детьми – да!
Мы осторожно открыли дверь. Племянник сидел на полу, счастливый и очень пыльный. Я сразу поняла, что он не стал играть с экологически чистыми шахматами, а пополз под кровать. В руках он сжимал найденные сокровища: мои потерянные наушники, скукоженную стельку и тюбик с Анькиной помадой. Она купила её в начале зимы, но почему-то красила губы только дома. Делала уроки, прорезала дырки в джинсах, мыла посуду, с кем-то ругалась по телефону… И всё время подходила к зеркалу и сравнивала себя с какой-то лохматой девицей в журнале. Кажется, ей самой не очень нравилась эта помада. Но когда папа сказал, что его старшая дочь похожа на человека, который питается кетчупом, Анька разозлилась.
– Ты ничего не понимаешь! А ОНА, между прочим, считает… Вот слушай: «У каждой девушки должна быть такая помада. Она делает её дерзкой и независимой».
Потом тюбик потерялся, и Анька даже не стала его искать.
И вот теперь перед нами сидел Племянник – дерзкий и независимый. Его щёки, ухо и рот были испачканы красной помадой. Кажется, он её немного погрыз.
– И что теперь делать?! – испугалась Соня.
– Отмывать, – буркнул Герман и потащил Племянника в ванную.
– А вдруг это опасно? – заволновался Мишка. – Что делать, если он целый кусок проглотил?
– Нужно спросить у врача, – подсказала Соня.
Ну да! Только папа сейчас вряд ли захочет беседовать о младенцах, объевшихся красной помадой.
И тут я вспомнила. Он же специально повесил на холодильнике телефон ординаторской. Там всегда есть врачи – они говорят о болезнях, рассказывают непонятные анекдоты, жуют бутерброды, а иногда спят на старом диване. Думаю, в папиной больнице знают о младенцах побольше, чем Соня.
– Алё! – я сразу узнала хриплый голос Горыныча.
– Ой, здравствуйте, это Женя… Вы не волнуйтесь, у нас всё хорошо…
– Что случилось? – быстро спросил Горыныч. – Где папа?
– Он с мамой, они поехали рожать. А вы можете ответить на один вопрос? Вот если ребёнок съел помаду… Не всю, а от тюбика откусил – это опасно?
Раздался грохот. Кажется, Горыныч что-то уронил.
– Постой, ты меня не путай… У вас что, уже кто-то родился?!
– Да нет ещё, я же говорю – они поехали рожать. А у нас в гостях ребёнок, это он помаду съел.
– Сколько ребёнку?
– Не знаю. Он уже ползает, но ещё не умеет ходить.
– А помада какая?
– Красная… Не очень свежая. Её Анька полгода назад купила, а потом потеряла.
– А ребёнок, значит, нашёл, – догадался Горыныч.
– Ага.
– Короче, умойте ребёнка и накормите его чем-нибудь… более питательным. И можете не волноваться, всё будет хорошо.
Я сунула трубку в карман. Мишка, Соня, Анька и Герман с отмытым Племянником стояли и смотрели на меня. Даже Ветка притихла. И над ними висел один и тот же вопрос, как будто они думали хором:
Я поспешила всех успокоить.
– Доктор сказал, это не опасно. Нужно только, чтобы он съел… – Я задумалась, припоминая слова Горыныча.
– Что?
– Не важно. Что-нибудь питательное. Короче, нам надо придумать, чем его накормить.
Я нашла питательный сыр, питательный борщ и четыре с половиной питательные котлеты. Сначала котлет было пять, но половинку успел отломать прожорливый Мишка.
– Это всё не годится, – нахмурился Герман, взял свой пакет и выудил из него маленькую баночку, на которой был нарисован довольный младенец.
– Брокколи, – прочитала я. Это слово уже вызывало тоску. Разве может быть вкусной еда с таким противным названием? Бедный малыш на картинке радуется только потому, что ещё не выучил буквы и не знает, ЧТО ему предлагают попробовать.
– Слушай, это же гадость, – сморщился Мишка, глядя, как Герман зачерпывает ложкой зелёную жижу. – Может, хоть соли добавим, а? Или сметаны.
– Ты что, – зашипела Соня. – Ребёнка нужно кормить только полезной пищей. Бабушка говорит, соль – это белая смерть. Наверное, и сметана тоже смерть, она же белая…
– Ну да, поэтому пускай глотает эту зелёную… гадость.
– Вот увидишь, я его накормлю.
Соня отобрала у Германа ложку и, склонившись над Племянником, зажурчала ласковым голосом – ну точно как Настоящие Матери в рекламе из телевизора:
– А кого мы сейчас накормим? Вот самая вкусная ло…
– Баххх!
Ложка так и не добралась до Племянника. Он взмахнул рукой – и зелёные брызги полетели во все стороны. Соня улыбнулась ещё ласковей.
– А кто лучше всех открывает ротик?
– Фрррр! – Новая порция пюре попала на Соню. Я даже не знала, что маленькие дети умеют так здорово плеваться. Стол, стул, нарядный костюмчик Племянника и джинсы Германа были заляпаны этим ужасным зелёным пюре. Меньше всего досталось мне. Как ни старался Племянник, так высоко брызги просто не долетали. Всё-таки иногда хорошо быть самой длинной.
– Ань, а платок у вас какой-нибудь есть? – жалобно спросил Герман. – А то я нагрудник забыл…
Я быстро нашла в шкафу Анькину бандану с черепами. Заодно захватила простынку, чтобы замотать Германа и спасти его одежду от плевков.
– Ты похож на слишком добрую мумию, – скривилась Анька.
– Ам-ам! – закричал Племянник.
Чёрная бандана закрывала ему коленки.
– Надо показать, что брокколи – это вкусно, – решительно сказала Соня.
– И как ты это сделаешь? – поинтересовался Мишка.
– Очень просто. Накормлю вас! Ну, кто хочет вкусной пюрешки?!
Первая ложка досталась мне. Я честно зажмурилась и проглотила. Не знаю, за что Сонина бабушка обиделась на сметану и соль. Я в них не вижу ничего ужасного. А вот брокколи – точно зелёная смерть. И никто не уговорит меня попробовать её снова.
– Смотри, как вкусно! – заливалась Соня. – Все просят: дайте, дайте мне попробовать!
Мишка с ужасом уставился на застывшую перед ним ложку.
– Открывай рот, – прошипела Соня, яростно шевеля бровями.
Мишка слизнул зелёную каплю и скорчил такую рожу, точно в него влили целую банку. По-моему, так не честно! Если мучиться – так всем вместе.
– Я не могу, – пожала плечами Анька.
– Это ещё почему?! – возмутилась я.
– Я на диете.
– Так оно ж диетическое!
– В моей диете можно есть всё, кроме брокколи.
Герман молча открыл рот, проглотил зелёную жижу и пожал плечами.
– И чего вы страдаете? Добавишь специй – и будет вкусно.
– Конечно, вкусно, – закивала Соня. – Сорока-ворона брокколи варила, деток кормила. Герману дала, Жене дала, Мише дала…
Племянник задумчиво смотрел на Соню. Я только сейчас заметила, какие красивые у него глаза. Голубые, как у доктора Хауса. Вот он замер, нахмурился, точно его осенила гениальная мысль, широко открыл рот, дождался, пока доверчивая Соня засунула в него ложку, и громко сказал:
– Фррррррр.
– А Гошеньке – не дала, – мрачно сказала Соня, вытирая от брокколи волосы. – И не даст, можешь не уговаривать.
Кажется, эта питательная еда попала куда угодно, только не в Племянника.
Половина банки уже была на полу. Простынка, в которую прятался Герман, его полосатые носки, Мишкина майка, чашки, стена… Мы умудрились уделать всю кухню! На Анькиной новой бандане повисли зелёные брызги. Можно было подумать, что на макушки черепов нахлобучили парики.
Мы мрачно смотрели друг на друга, а Племянник веселился. Улыбался, болтал ногами.
– Плевать ему на твоё здоровое питание, – хмуро сказал Мишка.
– Ну да, – согласилась Соня. – Этим он и занимается.
Не представляю, как взрослые умудряются впихивать в детей все эти витамины. Если у меня когда-нибудь родится ребёнок, буду кормить его яблоками и солёными огурцами – чтобы нам обоим не мучиться.
Пока я решала, стоит ли угощать моего будущего ребёнка жареной картошкой, Ветка подошла к Герману и слизнула с его носка зелёную каплю… Я думала, она с воем убежит с кухни, но, кажется, ей понравилось. А может, ей показалось, что это пюре из горошка? Мы смотрели, как Ветка торопливо облизывает правый носок, и боялись пошевелиться.
– Дай мне ещё одну ложку, – прошептала Соня. – Быстро, а то она передумает.
