– Спасибо, – ответила Пенелопа.
– А это, – продолжал он, указывая крылом на маленькую клетку, – Дульчибелла, моя домоправительница, певчая паучиха.
– Здравствуйте, – отозвалась Дульчибелла.
– Здравствуйте, – сказали дети.
– Здравствуйте, – повторил Попугай.
– Знаете, что я скажу, – задумчиво проговорила Пенелопа, – теперь я понимаю, почему вы необыкновенный попугай. Пожалуйста, не обижайтесь, я только хочу сказать, что вы говорите гораздо лучше большинства других попугаев. То есть осмысленнее других, понимаете? В общем, вы как будто понимаете, о чем говорите, а другие попугаи не понимают.
– Естественно, понимаю, – отозвался Попугай. – А знаете, почему остальные попугаи не понимают, что говорят?
– Почему?
– Потому что их учат говорить люди. Способ, достойный порицания.
– Ну а вас кто учил? – поинтересовался Питер.
– Меня учил Словарь, – с гордостью ответил Попугай.
– Словарь? – недоверчиво переспросила Пенелопа. – Как может учить словарь?
– А как же иначе? – возразил Попугай. – Вся беда, повторяю, в том, что большинство, если не всех, попугаев обучают люди. А люди никогда им не объясняют то, чему учат.
– Мне это в голову не приходило, – удивился Питер.
– Какой нормальный, разумный, здравомыслящий, уважающий себя попугай твердил бы целыми днями «попка дурак», если бы понимал, что это значит? – Голос у Попугая задрожал от негодования. – Какая порядочная, честная, скромная, застенчивая, робкая птица приставала бы целыми днями к совершенно незнакомым людям с требованием «почеши попочке головку», если бы знала, что это значит?
– Да, действительно, теперь я вижу, что это просто жестоко, – задумчиво проговорила Пенелопа.
– Да, – согласился и Саймон, – это вроде тех противных слов, которым учат младенцев: «папусик», «мамусик», «ав-ав» и всякое такое.
– Совершенно верно, – торжествующе провозгласил Попугай. – Судите сами: какой нормальный младенец обращался бы к каждому встречному представителю парнокопытных «му-му», если бы знал, кто это на самом деле?
– Представителю кого? – не понял Питер.
– Он имеет в виду коров, – объяснил Саймон, который знал больше умных слов, чем Питер.
– Нет и нет, – продолжал Попугай, – единственный способ научиться говорить – обучаться у Словаря. Мне в высшей степени посчастливилось получить образование из рук большого, дружески расположенного, исчерпывающего Словаря, в сущности единственного в своем роде.
– Как можно получить образование из рук словаря? – недоумевающе спросила Пенелопа.
– Там, откуда я родом, – ответил Попугай, – можно. Этот Словарь – самая очеловеченная книга в наших краях наряду с Великой Книгой Заклинаний и Троянским Травником.
– Боюсь, что я опять не понимаю, – проговорила Пенелопа.
– Ты исключительно непонятливая, бестолковая, несмышленая девочка, – рассердился Попугай, – к тому же еще упрямая, агрессивная, непоследовательная и нелогичная.
– По-моему, совсем не обязательно говорить грубости, – вмешался Питер. Он не понял значения всех слов, но на слух они ему не понравились, и он почувствовал, что пора выступить в защиту своей кузины.
– Грубости? – повторил Попугай. – Грубости? Я и не думаю грубить, просто я проветриваю некоторые слова, им так это нужно, бедняжкам. Это входит в мои обязанности.
– Проветриваете слова?! – воскликнул Саймон. – Как это?
– Он хранитель слов, – вдруг прозвенела Дульчибелла. – Это очень важная должность.
– Когда потребуется, чтобы вы встревали, мы вас предупредим. – Попугай устремил на Дульчибеллу испепеляющий взгляд.
– Простите. – Дульчибелла расплакалась. – Я только хотела быть полезной, я только хотела похвалить того, кто заслуживает похвалы, я хотела…
– Замолчите вы наконец? – загремел Попугай.
– Ах, так! Ну и пожалуйста. – Дульчибелла попятилась в глубь клетки и принялась пудрить нос. – Буду дуться.
– Дуйтесь на здоровье, – отрезал Попугай. – Типично паучье поведение.
– Так что означает «проветривать слова»? – повторил Саймон.
– Что означает «хранитель слов»? – поинтересовался Питер.
– Ну, хорошо, – ответил Попугай, – я действительно хранитель слов, но пусть это останется между нами. Видите ли, в нашем краю жизнью каждого управляют три книги. Говорящие, разумеется, не то что ваши унылые, старомодные, будничные книги. Одна называется Великая Книга Заклинаний, вторая – Троянский Травник и третья – Гигантский Словарь. Меня воспитывал Словарь, и, соответственно, я стал хранителем слов.
– А что вы должны делать? – задала вопрос Пенелопа.
– О, это очень важная работа, поверьте мне. Знаете ли вы, сколько слов в английском языке?
– Сотни, – предположил Питер.
– Скорее, тысячи, – поправил его Саймон.
– Совершенно верно, – сказал Попугай. – А точнее – двести тысяч слов. Так вот, обыкновенная средняя личность пользуется изо дня в день и день за днем одними и теми же словами.
Тут глаза его наполнились слезами, он вытащил из-под крыла большой платок и высморкал клюв.
– Да, – продолжал он, всхлипывая. – А что, вы думаете, происходит со всеми неиспользованными словами?
– Что происходит? – переспросила Пенелопа, широко раскрыв глаза.
– Если за ними не присматривать, – пояснил Попугай, – если не давать им упражняться, они чахнут и исчезают, бедняги. В этом и заключается моя работа: раз в году я обязан сесть и перечитать вслух весь Словарь, чтобы все слова получали должный моцион. Но и в течение года я стараюсь употреблять как можно больше слов, а то ведь одной тренировки в году для крошек недостаточно. Они так засиживаются, что просто погибают от скуки.
– Время не ждет! – неожиданно подала голос Дульчибелла.
– Вы, кажется, собирались дуться? – Попугай грозно сверкнул глазами.
– Я кончила. Дуться было восхитительно, но время не ждет.
– Что вы хотите этим сказать? – раздраженно спросил Попугай.
– А то, что не сидеть же нам тут весь день, пока вы читаете лекции про слова. Нам пора назад. Не забывайте, у нас уйма дел.
– «У нас», «у нас уйма дел» – мне это нравится! – вспылил Попугай. – Вы целыми днями сидите себе в клетке, поете да дуетесь, а на мою долю выпадает всем руководить, принимать важные решения, проявлять чудеса храбрости и сообразительности…
– Большую сообразительность вы проявили, добившись, чтобы нас изгнали, – фыркнула Дульчибелла. – Я бы во всяком случае не назвала это сообразительностью.
– Давайте, давайте, валите всю вину на меня! – закричал Попугай. – Откуда мне было догадаться, что жабы нападут ночью, а? Как я мог знать, что жабы упакуют нас в вульгарную оберточную бумагу и бросят в реку, а? Вас послушать, так это я подстрекал василисков захватить власть, ах вы… ах вы… безмозглая, несуразная, скудоумная паучиха, ах вы…
– Сейчас я начну дуться! – взвизгнула Дульчибелла, снова принимаясь рыдать. – Я буду дуться целый час. По договору вы не имеете права оскорблять меня чаще раза в неделю, а вы сегодня оскорбили меня уже два раза.
– Ну ладно, ладно, – встревоженным тоном произнес Попугай. – Простите. Ну же, перестаньте дуться, и я угощу вас пирогом из мясной мухи, когда мы вернемся.
– Правда? Обещаете? – Дульчибелла развеселилась.
– Да, да, обещаю, – раздраженно ответил Попугай.
– А нельзя еще суфле из кузнечика? – вкрадчиво осведомилась Дульчибелла.
– Нет, нельзя, – отрезал Попугай.
– Ну хорошо, – вздохнула Дульчибелла и опять принялась, напевая, пудрить нос.
– Что за жабы? – с любопытством спросил Питер.
– И василиски, – подхватила Пенелопа. – Кто они такие? И почему вы оказались в изгнании?
– И где они захватили власть? – добавил Саймон.
– Тихо! – закричал Попугай. – Тихо, тихо! Дети замолчали.
– Так, – произнес Попугай спокойно, – прежде всего не откроете ли дверцу?
Саймон поспешно достал перочинный нож, разрезал лиловую бечевку, державшую дверцу, и отворил ее.
– Благодарю, – сказал Попугай, выходя и взбираясь на купол клетки.
– Смотрите не простудитесь наверху! – крикнула Дульчибелла. – Вы не надели плаща.
Не обратив на нее никакого внимания, Попугай аккуратно поправил шапочку, съехавшую ему на один глаз, пока он карабкался на клетку, и долго смотрел на детей, переводя взгляд с одного на другого.
– Так, – проговорил он наконец, – стало быть, вы хотите услышать ответы на все эти вопросы, да?
– Да, пожалуйста, – умоляюще попросила Пенелопа.
– А могу я вам довериться?
– Конечно, можете, – с негодованием отозвался Саймон.
– Хорошо, так и быть. То, что я вам расскажу, – строгая тайна, понятно? Никому ни слова.
Дети пообещали сохранить в тайне все, что им расскажут, и, усевшись вокруг клетки, приготовились слушать.
