Загадка! Правда ведь? Так она и осталась для всех загадкой. Некоторые пытались свалить вину на Ромку, будто он нарочно потерял портфель. Действительно, так могло показаться. Ромка не знал, что и ответить. Выручил Пятрас.
— По-вашему выходит, что портфель изгрыз тоже Ромка? — спросил он тех, кто требовал разобрать поведение Ромки на сборе отряда.
Те сразу смолкли. Они считали Ромаса Дайлидониса способным на любую выдумку, но не мог же он действительно изжевать собственный портфель!
А дело было проще простого. Ромка посмотрел на следы зубов и сразу догадался обо всем. В тот день он не съел колбасу, которую дала ему в школу мама. А после уроков забросил по своему обыкновению портфель в кусты, что росли сразу за его потайным ходом в заборе. Чтоб не мешал. Там-то и разыскала портфель, судя по следам зубов, большая собака. Таскала, жевала, но до колбасы так и не добралась. Жаль, все равно колбаса протухла…
Но вон и Гражина. Не идет, а прыгает. На одной ноге. Худущая-прехудущая, а все прыгает да прыгает. И откуда только силы у этих девчонок берутся? Вот мыли они недавно у себя в классе полы. Мальчики и девочки вместе. Так через пять минут у Ромки прямо-таки затрещала спина. Другие ребята тоже присели отдохнуть. А девчонки весь класс вымыли и ни разу не пожаловались, что устали. Потом ещё в баскетбол пошли играть…
— Чего это ты распрыгалась? — ещё издали спросил Ромка.
— Тренируюсь… Двести пятьдесят два, двести пятьдесят три, двести пятьдесят четыре…
— Зачем это?
— Надо… Двести шестьдесят, двести шестьдесят один…
— Да перестань ты!
— Двести… Ну вот и сбилась… Пребольшое тебе спасибо!
Ромка запомнил, на каком счете она сбилась, но говорить не стал. А то еще до самого моря на одной ноге проскачет.
— И всегда вы, мальчишки, все портите! — притопнула ногой Гражина. Но долго сердиться она, видимо, не умела, так как сразу же стала рассказывать о соревнованиях в прыжках через прыгалку, которыми увлекается ее класс. — Я уже два раза почти чемпионкой была. Сперва пяти, а потом двух прыжков не хватило. Марите задается, что мне никогда в жизни не догнать ее…
— Это какая Марите? Мачулайтите? — заинтересовался Ромка.
— Она…
Ромка хорошо знает эту девочку. Спортсменка. Высокая. Сильная. Гражина против нее все равно, что салака против лосося.
— Думаешь победить? — серьезно спрашивает он.
— Сомневаешься?
Ромка пожимает плечами.
— Так ты не сомневайся. — Гражина поднимает камень и, широко размахнувшись, швыряет его далеко вперед.
«Клянусь головой осьминога, не хуже мальчишки», — отмечает про себя Ромка. Ему все больше нравится эта уверенная в себе девочка. Не ломака. И упорная. Такая, чтоб стать чемпионкой, сто лет тренироваться будет. И станет.
— Слушай, а когда ты успела занести домой портфель?
— Вот еще — время терять… Забросила в кусты, и все. На обратном пути возьму.
Ого! Это уже совсем понравилось Ромке.
— Полный вперед на Порт-о-Пренс[2], — командует он.
— А почему именно на Порт-о-Пренс? — заинтересовалась Гражина, ускоряя шаги.
— Так я назвал наше корабельное кладбище. Непонятно и таинственно…
— Вот еще… — она часто говорила «вот ещё». — Чего тут особенного, когда такой порт взаправду есть? — увидев, что Ромка обиженно поджал губы, добавила: — Ты лучше скажи: есть у тебя тайна или нет?
— Клянусь головой осьминога!
— Так зачем о всякой чепухе разговариваем?
В это время тропинка вывела их на берег довольно обширной бухты, сплошь заставленной старыми, облупленными судами. Они стояли так плотно, что, перескакивая с одного на другое, можно было обойти почти всю бухту. Лишь посредине, да у входа в бухту сверкали на солнце небольшие озерки чистой воды.
— Тут все и произошло…
— На берегу? Где?
— Не спеши. Это такая тайна, что… — Ромка хмурит густые брови и многозначительно покачивает головой.
— Ладно, замру!
— Тогда слушай. И не перебивай. А то пропущу что-нибудь. Значит, так. Три дня назад отправился я после уроков на рыбалку. Любимое мое место — у самого входа в бухту. Там катер стоит. «Звездочкой» называется. Я на нем и снасти храню и все прочее. А ловить я люблю на донки. Камбалу. Клюет в том месте — лучше не придумаешь. Только успевай закидывать. У меня на каждой донке по пять крючков. Однажды враз пять камбал вытащил. Не веришь? Честное пионерское! Правда, маленькие попались…
— Слушай, Ромка, — решительно перебивает девочка, — или ты о тайне говори, или я домой пойду.
— Так я же рассказываю… Значит, пришел я на катер. Достал из рубки донки. У меня их четыре. Три забросил хорошо, а у последней грузило сорвалось. Стал искать на катере что-нибудь подходящее: болт какой-нибудь или трубку. Но, как назло, ничего не попадалось. Пришлось лезть в машинное отделение. Только спустился по трапу, как на палубе раздались чьи-то тяжелые шаги. Сперва одного человека, потом с соседнего судна перепрыгнул другой… Представляешь?
— Ага…
— Я хотел вылезти, но услышал такой разговор, что решил лучше переждать в трюме. Один голос был знакомый. Тонкий такой. Но я так и не припомнил, чей он. Второй — глухой, простуженный; никогда не слышал.
«Этот?» — спросил глухой голос.
«Он самый, Вацис», — ответил знакомый голос.
«Помню, красавцем был. Бывало, мы на нем со штурмфюрером Фальке километров по тридцать в час отмахивали».
«Ума не приложу, как это решился ты в наших местах появиться».
«Во-первых, я покойник. Может, кто и не поверил, что меня убили, так за десять лет убедились. Я за все это время ближе чем за тысячу километров к нашим местам не приближался. Колесил по России. Год в одном месте, два — в другом. Чтоб не успели приглядеться. Сюда приехал прямо из тайги. В лесорубах ходил, золотишко с лихими ребятами промышлял… Чего глядишь так? Нет, не грабил. Своими руками намывал. В Сибири простора еще хватает, есть где с советской властью разминуться… Это, значит, во-первых. Ну, а во-вторых, захотелось старых дружков повидать. Тебя вот, например», — не то проскрипел, не то засмеялся тот, у которого был глухой голос.
— Я прижался к переборке и замер, даже дышать боялся, — чистосердечно признается Ромка.
— Еще бы! — в глазах девочки понимание и сочувствие. — А дальше что?
— Дальше они зашли в каюту, и я перестал разбирать слова. Сколько они пробыли в ней, не знаю. Мне показалось, часов сто. Потом вернулись на палубу. И я услышал еще.
«Значит, договорились?» — спросил глухой голос.
«Да. Желательно бы, однако, задаточек».
«Держи. Сам понимаешь, денег у меня не густо».
«И не надо, не надо денег… Я ж человек с понятием… Золотишко мне куда больше подходит…»
«Все! Помни только, что я покойник. Сделаешь живым, так я тебя быстренько в покойники определю… А сейчас не спеши на берег. Подожди здесь, пока я до него доберусь…»
— Тот, что грозил, ушел. Потом ушел и второй. Когда я вылез из трюма, их уже не было видно…
— Вот это тайна! Всем тайнам тайна! — восхищается Гражина. — Мне первой рассказал?
— Угу…
— Здорово! А я бы ни за что не вытерпела целых три дня!
— Не вздумай болтать…
— Вот еще… Когда двое знают, можно хоть год молчать… Пошли на «Звездочку». Осмотрим хорошенько все. Может, они следы какие оставили?
Пройдя немного берегом, они перебрались на рыжий от ржавчины пароход с большущими вмятинами на обоих бортах. Он напоминал сейчас огромную консервную банку. Смятую, никому не нужную. Пароход больше не плавал. Он стоял на дне корабельного кладбища. В трюмах его плескалась вода.
На палубе топорщился лес причудливо изогнутых прутов и балок. Окна надстроек без стекол, двери печально повисли на полуотвалившихся петлях. Пробирались по палубе молча. Размышляли.
— Слушай, Ромка, а кто такой штурмфюрер?
Ага! Этого она не знает.
— Фашист. У эсэсовцев чины были такие: штурмфюреры, штурмбаннфюреры и всякие другие фюреры…
— Ну! Идем тогда побыстрее. На «Звездочке» нужно все хорошенько обсудить. — Гражине не терпелось действовать. Ее горячая натура так и рвалась к разгадке тайны. — Далеко еще?
— Сразу вон за тем теплоходом, — ответил Ромка.
Но не скоро добрались до него ребята. Ведь место это потому и называется кладбищем, что на вечную стоянку сюда приводят отслужившие свой век корабли. Ну, такие, что по старости и ветхости не могут больше плавать по морям-океанам.
С парохода ребята спустились на длинную баржу. Потом попали на полузатонувший рыболовный траулер. Борт о борт к нему стоял еще один. И только после этого Ромка и Гражина очутились на теплоходе. Когда-то он был выкрашен белой краской. Сейчас она клочьями трепыхалась на ветру.
