Изюмка сам все сделал: и свеклу на кусочки порезал, и капустки с картошкой добавил, и постным маслом сверху полил. Потому что он такой: ежели уж одолеет свою лень, то лучшего помощника Гномычу и искать не надо.
Когда Изюмка ходил на прогулку с мышкой Кишмишкой, от этого получались одни только огорчения. Хитрая Кишмишка обязательно что-нибудь да найдет по дороге: то красивое голубиное перо, то разноцветный камешек или сучок древесный, похожий как две капли воды на гномика.
А Изюмка никогда ничего не находил. Конечно, если бы он принялся рыть пятачком землю, он бы тоже нашел что-нибудь: может, пуговицу, а может, какую-нибудь кость завалящую. Или черепок, или ржавую подкову, или желудь. А может, даже вполне вкусный корешок. Да только в такую стужу кому охота в земле копаться? Только свой пятачок о мерзлую землю исцарапаешь.
И все же как-то раз Изюмке тоже повезло: на краю канавы он нашел прошлогодний сухой репейник.
– Смотри-ка, что у меня! – с гордостью похвастался он Кишмишке.
Но мышка только носик презрительно сморщила:
– Фи! Подумаешь, прошлогодний репейник! На что он годится! Корзинку из него не сплетешь. Один мусор – только и всего!
– И никакой не мусор! – гордо встал на защиту своей находки Изюмка. – Еще как сгодится.
– На что?
Изюмка посмотрел вокруг себя. Действительно, на что может сгодиться прошлогодний репей?
Над ними, тяжело махая крыльями, пролетел старый Грач. Изюмка обрадовался:
– Смотри, Мышуля, я сейчас запущу репейником в этого грача! Знаешь, как здорово репейник прилипает к перьям!
И точно! Комок из колючек репейника ракетой взмыл вверх и так ловко вцепился в оперение старого Грача, что тот ничего и не почувствовал.
– Ух, до чего же ты меткий! – восторженно пропищала Кишмишка. – Это надо же! Влет птицу бьешь, без промаха!
Изюмку прямо-таки распирало от гордости, когда он шел домой.
Но дома его ждали неприятности: возле печки сидел дядя Грач, а на крыле у него болтался комок репейника.
– Знал бы я, что он к нам в гости летит, разве стал бы в него кидать?! – испугался Изюмка. – Что теперь скажет Гном Гномыч?
Закручинился Изюмка и даже забыл поздороваться. Но Гномыч напомнил поросенку об этом.
– Ветер, навер-р-рное, унес с собой его голос, – вежливо предположил Грач. – У меня вон тоже, пока я летел, совсем смер-р-р-зся клюв. И крыльев своих я почти не чую!
С этими словами Грач растопырил крылья, чтобы погреть их возле теплой печки.
– Смотри-ка! – воскликнул вдруг Гномыч. – Что это за клубок у тебя там на крыле?
Подслеповатый Грач принялся крутить-вертеть головой, пока и сам не разглядел у себя в перьях клубок репейных колючек.
– Пррроклятие! – сердито каркнул он. – Пррра-во, ума не прр-риложу, где к моим перррьям мог прр-рицепиться этот ррре-пей?
– Наверное, где-нибудь на лугу? – предположил Гномыч, но Грач возмущенно закаркал:
– Не прри-ходилось мне сегодня пррриземляться ни на каких лугах. Тем более, что я торрропился. Готов пррревратиться в черррвяка, если это кто-то в меня нарочно не бррросил рррепейником!
– Да кто же это посмел? – вскричал Гном Гномыч и удивленно посмотрел на Грача.
– Кто? Пррростите, сейчас прррипомню! Скорррее всего, это озорррники бельчата. Они живут в дупле на самом кррраю дубррравы.
– Это вполне возможно. Бельчата иногда швыряют вниз, на землю, ореховые скорлупки.
– Скорррлупки – всего лишь беспорррядок! А рррепейник – это уже бесспорррно мусоррр! И этим мусоррром они забрасывают меня, ста-ррр-ого порррядочного Грррача!
Гномыч всплеснул руками.
– Что за времена! Что за нравы! Возмутительно!
– Нет, мимо этого я не могу так пррросто пррролететь! Я им этого не прррощу. Моррроз не моррроз, а я тотчас же поднимаюсь на крррыло и лечу на улицу Кузнечиков в ррредакцию журррнала, «Клюв»! Я буду жаловаться! Какое безобррразие!
– Конечно, – одобрил его решение Гномыч. – Такие хулиганы заслуживают, чтобы их пропечатали в журнале!
Грач швырнул в печку репейник и, попрощавшись с Гномычем, направился к выходу. Но на пороге он споткнулся об Изюмку.
– А ты чего сидишь здесь в темноте? – удивленно вскричал он.
– Ох, дядя Грач, – захныкал Изюмка. – Пожалуйста, не подавайте жалобу на бельчат!
– И он же еще бер-ррет их под защиту! – возмутился старый Грач. – Этих прррохвостов, этих озорррников!
– Верно, Изюмка, зря ты суешь свой пятачок во все, о чем даже понятия не имеешь, – сделал поросенку замечание Гномыч.
– Имею! Об этом я имею понятие, Гномыч! Точно знаю, что это не бельчата швырялись репейником в дядю Грача! – заплакал Изюмка.
Грач от удивления даже клюв разинул:
– Не бельчата? Кто же тогда?
– Кто-то еще, – пропищал Изюмка едва слышно, словно мышонок.
Старый Грач даже не разобрал его слов.
– Кто, кто? – с любопытством наклонился он к Изюмке. Но Гномыч, который и слышал лучше, а главное, лучше знал Изюмку, поспешил вмешаться:
– Ладно, сосед Грач, я уже догадываюсь, чьи это проделки! И я сам поговорю с ним как подобает. Чтобы он впредь знал, как швыряться в тебя репейником!
Тут уж и старый Грач понял, что к чему. Посмотрел строго на Изюмку, слегка шлепнул его по спине крылом и вылетел за дверь.
А в тыквенном домике наступила мертвая тишина. Такая мертвая, что Изюмка даже хрюкнуть не смел. И только смотрел, весь похолодев, на Гномыча. А тот щелкнул его как следует по макушке и строго-престрого сказал:
– Если я еще хоть раз услышу про тебя такое, гулять больше не пойдешь. Ни с Кишмишкой, ни с кем вообще!
Изюмка совсем понурил голову. И вдруг чувствует, что Гномыч гладит его по затылку. Изюмка поднял изумленно глаза и видит, что Гном Гномыч улыбается. Изюмка не знал, что и подумать. Но Гномыч объяснил ему:
– Щелчок ты от меня за репейник получил. А погладил я тебя потому, что ты сам признал свою вину.
В холодные дни Изюмка больше всего любил свой подпечек. Там и тепло и дремать приятно. И бездельничать. Постепенно Изюмка так обленился, что и вылезать из подпечка не желал.
– Подай мне сюда обед, Гномыч! – захрюкал он, почуяв, как вкусно пахнет тушеной капустой.
– Еще что? – возмутился Гном Гномыч. – Уж и обед ему подавай в подпечек!
– Боишься, как бы я так не отъелся, что и наружу не вылезу? – спросил Изюмка.
– Вполне возможно. Но не в этом дело. Боюсь другого. Вдруг ты двигаться разучишься совсем. Придется мне тебя на себе таскать. Забудешь, что у тебя и ноги-то есть.
Изюмка расхохотался. Однако после обеда у него пропало настроение смеяться. Гномыч открыл дверь во двор и сказал:
– А ну иди погуляй. Тебе полезно.
– Там же холодно! – захныкал Изюмка, уже привыкший к теплу.
– А ты побегай, попрыгай – вот и согреешься! – ответил Гномыч и тут же захлопнул за ним дверь.
Изюмка остался снаружи. Потоптался на крыльце – замерз, волей-неволей пришлось бегать. Обежал все кротовые холмики. А когда выбрался на проселок, уже больше не мерз. На развилке дороги повстречал он мышку Кишмишку, и они пошли вместе, весело болтая.
– Мне на холоде всегда так есть хочется, – признался Изюмка. – А тебе – нет?
– Мне тоже, – подтвердила Кишмишка. – Но как я помню, ты и в тепле тоже всегда больше меня ел.
Так за разговорами они очутились возле какой-то замерзшей лужи. Лужа была покрыта молодым ледком, потому что старый, толстый лед вырубили крысы и снесли к себе в погреба. Чтобы летом делать мороженое. Теперь на луже ледок был новенький и гладкий как зеркало.
– Я покатаюсь немножко, – сказала Кишмишка. – Но ты смотри, на лед не заходи: он тонкий, такого толстого поросенка не выдержит.
– Кто это – толстый поросенок? – удивленно переспросил Изюмка.
– Ты! – крикнула Кишмишка и пробежалась по тонкому ледку – аж до противоположного берега. Бежит, попискивает по-своему, по-мышиному.
– Ты что же, думаешь, я побоюсь на лед выйти? – крикнул ей Изюмка, когда Кишмишка повернула назад.
– Побоишься, – сказала мышка. – Под таким толстячком он обязательно проломится.
– А вот и не проломится! – упрямо закричал Изюмка и шагнул вперед.
Кишмишка удивленно посмотрела на него.
– Такой ты смелый? – говорили ее глазки-бусинки.
– Такой! – ответил Изюмка и покатился на острых копытцах по тонкому льду.
Сначала было слышно только, как ледок слегка потрескивает. Но когда Изюмка выкатился на середину лужи, лед вдруг сразу прогнулся и рухнул под поросенком. Изюмка по самую грудь очутился в воде, а Кишмишка во всю мочь принялась звать на помощь.
