– Дорогая, как насчет чашечки чаю? – сказала ее подруга. – Мне пора вставать.
Очарование раннего нью-йоркского лета, с девушками в легких летних платьях, парками в цвету и ясным солнечным небом сменилось тяжкой сырой жарой июля. Домашнее хозяйство Шрайберов работало как часы – прислуга, обученная миссис Харрис, не знала упущений. Формальности усыновления Шрайберами Генри были завершены, и мальчик полноправно водворился в их дом. Близились два события, по поводу которых надо было что-то предпринимать. Первым был сезон отпусков, когда происходит массовый исход нью-йоркцев из потного, задыхающегося города в горы или на побережье, а вторым – семнадцатое июля, дата истечения срока виз миссис Харрис и миссис Баттерфильд.
Мистер и миссис Шрайбер долго обсуждали этот вопрос между собой, и вот как-то вечером миссис Харрис с подругой попросили зайти в кабинет хозяина, где супруги сидели рядышком с важным и озабоченным видом.
– Дорогие миссис Харрис и миссис Баттерфильд, – начала миссис Шрайбер, – присядьте, прошу вас. Нам надо кое-что обсудить.
Англичанки переглянулись и осторожно присели на краешки стульев.
– Мы с мистером Шрайбером, – продолжила хозяйка, – сняли на лето небольшой коттедж у моря в штате Мэн. Мистер Шрайбер очень устал за несколько месяцев работы по реорганизации его компании, и мы хотели бы просто отдохнуть в покое, без всяких особенных развлечений. Мы, безусловно, можем оставить квартиру на прислугу, но, возможно, вы согласились бы поехать с нами в Форест-Харбор, приглядеть за Генри и нами?… Мы, право, были бы счастливы…
Подруги опять переглянулись, и мистер Шрайбер поспешно сказал:
– О визах не беспокойтесь – вам их продлят еще на полгода, у меня есть связи в Вашингтоне. Я это в любом случае намеревался сделать.
– А осенью, когда мы вернемся в Нью-Йорк, – продолжила его жена, – вы, может быть, останетесь с нами еще на некоторое время… – и быстро добавила: – Признаться, мы надеялись уговорить вас остаться с нами навсегда. Понимаете, Генри вас обеих любит, и – и мы тоже, и потом – я хочу сказать, мы обязаны вам и вряд ли когда-нибудь сможем рассчитаться с вами за все, что вы для нас сделали. Если бы не вы, у нас никогда не было бы Генри, а он уже значит для нас больше, чем мы могли бы выразить словами. Господи, да мы просто не хотим расставаться с вами! Вам не надо будет много работать, и вы сможете жить с нами. Вы останетесь? Вы поедете с нами в Мэн?…
В наступившем молчании подруги переглянулись в третий раз, и подбородки миссис Баттерфильд задрожали; миссис Харрис, однако, как и подобает капитану команды, сдержалась – хотя и ее тронула просьба хозяйки.
– Господь вас благослови за вашу доброту, – промолвила она, – мы с Вайолет только об этом и говорили в последние дни. Нам так жаль – но мы не можем остаться, правда не можем!
Мистер Шрайбер был весьма удивлен.
– Говорили в последние дни?… Но ведь мы вам только что это сказали. Мы и сами-то не знали буквально до вчерашнего дня…
– Но мы видели, к чему всё идет, – объяснила миссис Харрис. А миссис Баттерфильд вытерла глаза уголком фартука и пробормотала: "Милые, добрые люди!…"
– Вы хотите сказать, что знали про дом на побережье и про то, что мы попросим вас поехать с нами? – удивленно спросил мистер Шрайбер.
Миссис Харрис безо всякого смущения пояснила:
– Ну, в доме новости не утаишь. У стен, как говорится, и то уши есть. О чем еще говорить в общей гостиной на нашей половине, как не о том, что делается на хозяйской?…
– Так вы не останетесь? – спросила миссис Шрайбер с несчастным видом.
– Голубушка, – мягко сказала миссис Харрис, – чего бы мы только ни сделали, чтобы отблагодарить вас за то, что вы были так добры к нам и за то, что вы дали Генри дом и шанс в жизни!… Но мы все обсудили – мы не можем, просто не можем.
Видя. как расстроилась его супруга, мистер Шрайбер спросил:
– Но в чем же дело? Вам не нравится Америка?
– Боже упаси! – воскликнула миссис Харрис. – Тут чудесно! Наверно, во всем мире лучше места не найти – правда, Ви?
Взволнованная миссис Баттерфильд могла лишь покивать в ответ.
– Но что тогда? – настаивал мистер Шрайбер. – Если дело в деньгах, мы могли бы…
– Деньги! – замахала руками миссис Харрис. – У нас их уже больше чем нужно! Мы не возьмем у вас больше ни пенни. Просто – просто мы соскучились по дому.
– Соскучились! – эхом повторил мистер Шрайбер. – Но у вас тут есть всё! В чем дело?
– Вот именно, – попыталась объяснить миссис Харрис, – у нас есть всё. А мы скучаем по малости, которая была у нас дома. Нам пора. Мы – мы должны ехать.
И неожиданно, так, словно эти слова вырвались из самой глубины ее сердца, она воскликнула:
– Пожалуйста, не просите нас остаться и не спрашивайте, почему мы хотим уехать!…
Ну как могла она объяснить – даже Шрайберам, которые сами жили в Лондоне и любили его, как хочется им вернуться в этот огромный, неспешный, широко раскинувшийся серый город, где они родились и прожили всю жизнь?
Стеклянные громады нью-йоркских небоскребов уводили ваши глаза к небу, непередаваемый и неповторимый уличный шум, непрестанное движение в каньонах улиц будоражили и волновали, роскошные и яркие театры, магазины и супермаркеты поражали воображение. Но как объяснить тоску по серым и бурым зданиям, которые бесконечными рядами теснились вдоль улиц, по этим улицам, вливавшимся в маленькие, уютные тихие площади, обсаженные деревьями, или по другим улицам, где каждый из домов [7] был выкрашен в свой цвет?
Как объяснить друзьям, что они соскучились по спокойной и уютной, хотя и далеко не красивой лондонской улочке Виллис-Гарденс, по цоканью копыт лошади цветочника в утренней тишине, по улочке, где даже проезжающее такси становилось почти событием?
Могли ли сравниться суета, шум и спешка делового, сияющего неоном Нью-Йорка, в котором им повезло прожить полгода, с удовольствием от чашки чая на тесной кухоньке лондонской полуподвальной квартиры?
И уж никак нельзя было, не обижая Шрайберов, сказать им, что подруги соскучились по своей работе в качестве приходящей прислуги.
В Лондоне каждый день приносил что-то новое – приключение, сплетню, слух. Случалось хорошее и плохое: подруги радовались и огорчались, обсуждали своих клиентов. А их у каждой было не по одному и не по два, а не меньше чем по дюжине – каждый со своим характером, темпераментом, со своими жизненными обстоятельствами, надеждами, тревогами, проблемами и устремлениями, провалами и победами. Каждому уделялось по часу-два (не каждый, конечно, день). Поэтому у каждой из подруг было, можно сказать, не по одной, а по целой дюжине интересных жизней – ведь их клиенты доверяли им все свои секреты, как водится это между лондонскими приходящими уборщицами и их нанимателями.
Какова новая девушка майора Уоллеса – как он уверял, его кузина, только что из Родезии, хотя уж кто-кто, а миссис Харрис точно знала, что майор только позавчера познакомился с ней в "Антилопе"; с какими новыми причудами и требованиями графини Вышинской придется бороться – весело, но бескомпромиссно; – все это было интересно. А если, к примеру, "Экспресс" публиковал пикантную скандальную историю о том, как лорд Какеготам был застигнут супругой весьма ин флагранте [8] с Памелой Такойто посреди пальм в кадках на майской ярмарке, – на другой день, убираясь у миссис Ффорд Ффулкс, известной своими двойными "Ф" и остроумием разведенной светской дамы, которая не пропускала никаких интересных событий, миссис Харрис имела возможность выслушать историю со всеми подробностями и в том виде, в каком она имела место в действительности, а не в том, в каком были вынуждены изложить ее связанные условностями и цензурой светские хроникеры.
А еще был среди клиентов миссис Харрис некий мистер Александр Хироу, который путался с духами, призраками и полтергейстом и державший загадочную лабораторию на задах своего дома в Итон-Мьюз. Миссис Харрис его берегла и лелеяла, хоть и побаивалась. Но, согласитесь, как это здорово – быть на короткой ноге с тем, кто, в свою очередь на короткой ноге с потусторонними существами!
Даже такие, казалось бы, мелочи, как то, удастся ли мистеру Пилкертону отыскать свой паричок, которым он прикрывал растущую лысинку и который с пьяных глаз запихал невесть куда, или самочувствие оранжевого карликового пуделя Уодхэмов – эта симпатичная и дружелюбная собачка вечно чем-то хворала, – или, скажем, успеют ли сшить новое платье к Охотничьему Балу для леди Дант, – даже такие пустяки делали каждый день интересным.
А как приятно было порой дать от ворот поворот зарвавшемуся клиенту, не угодившему им или нарушившему какую-нибудь из заповедей профсоюза уборщиц, и как интересно было потом выбирать себе нового клиента на место неудачника! Последняя процедура включала звонок в контору по найму или в "Юниверсал Аунтс" [9], допрос претендента и, наконец, волнующий визит в новый дом, кладезь новых сплетен и сокровищницу вещей, за которыми надо было ухаживать.
