К компании из Феррипорт-Лэндинга подошел волшебник Оз:
— Полагаю, вы скоро нас покинете. Бабушка Рельда кивнула:
— Нам не терпится вернуться домой. Пора разбудить родителей моих внучек.
— Желаю вам удачи, — сказал Оз, пожимая руку девочкам. — Что ж, мне тоже пора — на работу. Нынче сочельник, а в витрине снова сломался один из моих эльфов.
Толпа стала рассеиваться. Бабушка предложила своим вернуться в гостиницу и передохнуть перед долгой дорогой домой. Сабрина отпросилась на минуточку и подбежала к Паку. Тот что-то обсуждал с братом. Горчичное Зерно кивнул в ответ на какие-то слова Пака, расправил крылья и улетел.
Пак сначала не заметил Сабрину, а когда она подошла к нему вплотную, поспешно вытер рукавом слезы, попробовал улыбнуться, но улыбки не вышло. Она взяла его за руку, и они застыли, глядя на реку.
— Как мне теперь к тебе обращаться? Ваше величество?
— Надо было называть меня так с самого начала, — ответил Пак.
— Ты произнес прекрасную речь, — сказала Сабрина.
— Ее написала для меня матушка. Она мне не доверяет: мало ли что я наговорю от себя.
— Сейчас нас никто не слышит, — сказала Сабрина с улыбкой. — Почему бы тебе не поделиться со мной твоей версией?
Пак склонил голову набок и усмехнулся.
— Мой папаша был злодей, гордец, он был ужасен, любил одного себя. На всех остальных ему было наплевать, а тех, кто с ним не соглашался, он готов был сжить со свету. У него была одна-единственная любовь — его драгоценное царство.
Сабрина приподняла брови. Она восхищалась откровенностью Пака, но оставила свое восхищение при себе.
Пак оглянулся на реку, словно отец еще был рядом и слушал его.
— Я тебя ненавидел! — крикнул он. — Ты не упускал ни одной возможности напомнить мне, какой я слабак и глупец!
Неожиданно Пак упал на колени и залился слезами. Сабрина бросилась к нему, опустилась рядом и стала вытирать ему глаза своим шарфом.
— Лишь только я вышел из пеленок, он предупредил меня, что царем мне не бывать. Он сказал, что я его разочаровываю и что он никогда не передаст мне свой трон. Я в слезах бросился к матери, и она открыла мне глаза на отца. Она сказала, что он тревожится за будущее своего царства и боится, как бы наследник его не погубил, пусть этим наследником окажется даже его родной сын. А потом мать поклялась, что рано или поздно я надену корону, только он уже не будет тому свидетелем. А до тех пор у меня будет свое собственное царство. Она назвала меня королем мошенников, и я гордо носил этот титул. Когда я подрос, Оберон попытался женить меня на фее Мотыльке. За это я обозвал его безумцем. В нашем ми ре ослушаться отца — преступление. Он меня прогнал. И вот я — владыка Волшебного царства. Мать была права: ему не было суждено это увидеть. — Пак встал и вытер глаза рукавом. — Если расскажешь кому-нибудь, что я плакал, пеняй на себя, соплячка.
— Не бойся, не расскажу, вонючка, — ласково ответила Сабрина. — Похоже, наконец-то у нас с тобой появилось что-то общее.
— Что?
— Мы оба не уверены, что хотим принадлежать к своим семьям, — сказала Сабрина.
— Твоя бабушка сказала мне, что ты выходишь из игры, — проговорил Пак.
— Не то чтобы выхожу… Это отставка. Если бы я когда-нибудь хотела этим заниматься, а то…
— Сначала надо попробовать, а потом решать.
— Я пробовала! Но от моих попыток людям один вред! — вскричала Сабрина. — Взять хоть Каниса, хоть тебя!
— Бедняжка Сабрина, ходячее несчастье! Слушай, я присутствовал при этом. Канис пострадал не потому, что ты сглупила. Ты как раз его спасла, его и нас всех. Если бы ты не сделала того, что сделала, быть бы нам всем мертвецами. Честно говоря, мне неприятно это признавать, но ты — героиня, и еще какая! Ты помогаешь другим, когда никто другой не может помочь. Как я слышал, так же поступала твоя мать. Это у тебя в крови, а кровью не пренебрегают.
— Ты превратился в мистера Рассудительность.
Пак усмехнулся:
— Не бойся, это ненадолго. — В доказательство он громко рыгнул. — Поняла? Вот я и прежний.
— Как я понимаю, ты намерен заняться тем, что осталось от Волшебного царства, — тихо сказала Сабрина.
Ответить ей Пак не успел: где-то за холмами на высоком берегу реки раздался шум, послышались громкие крики. Пак и Сабрина переглянулись и бросились туда.
Свинсон лежал на земле, рядом с ним стояла на коленях Бесс. Толстяк Тони мстительно сжимал кулаки. У бедняги Свинсона был такой вид, словно ему со всей силы двинули в глаз.
— Говорили тебе: оставь в покое мою девушку! — кричал Толстяк Тони.
— А я отвечала, что уже не твоя, — твердила белокурая Бесс.
Свинсон собрался с силами и встал.
— Я сам разберусь, Бесс, — проговорил он и повернулся к Тони. — Вот ты как? Что ж, не возражаю.
И они набросились друг на друга. Завязалась яростная драка. Толстяк Тони свалился, но быстро вскочил и швырнул Свинсона в грязь.
Сабрина высмотрела в толпе Каниса. Тот наблюдал за происходящим безразлично, словно ему не было дела до участи друга. Сабрина подбежала к нему и дернула за рукав.
— Это надо прекратить, не то Свинсону не поздоровится!
Но Канис спокойно покачал головой:
— Наш поросенок крепче, чем кажется с виду.
— Толстяк Тони вдвое больше его! — крикнула Сабрина.
— Злой Серый Волк вчетверо больше его, но Свинсону ничего не стоило меня одолеть. Говорю тебе, деточка, он крепче, чем выглядит.
Толстяк Тони нещадно колотил Свинсона, пинал его, заставлял барахтаться в грязи. Бедняга то и дело пытался встать, но Тони усердствовал, не давая ему подняться с четверенек.
— Нечего было соваться куда не надо, нечего было красть мою девчонку! — надрывался Толстяк. — Ты еще не знаешь, куда влез!
— Оставь его, Тони! — потребовала Бесс. Тони злобно осклабился:
— Надо проучить твоего дружка. Пусть знает, как наказывают наглеца в большом городе. — Он уже занес ногу, чтобы дать Свинсону нового пинка, но тот проявил прыть: поймал Толстяка за ногу, дернул — и противник грохнулся навзничь.
Свинсон прыгнул на него сверху, и противники принялись больно тузить друг друга.
Внезапно в руке у Толстяка Тони появилась волшебная палочка.
— Берегись, Свинсон! — крикнул Канис. Вероятно, Свинсон и сам заметил опасность: он двинул локтем Тони в живот. Эльф-гангстер охнул и, выронив волшебную палочку, потянулся за ней. Свинсон сидел на нем верхом и тоже старался завладеть палочкой. Схватка становилась всё ожесточеннее. В тот момент, когда Свинсон стал одолевать своего противника, с ним произошла резкая перемена: его руки и ноги мигом превратились в конечности с копытами, одежда пропала, словно ее и не было, розовая кожа побелела, уши переехали на макушку и украсились мохнатыми кисточками. Не прошло и минуты, как Свинсон показал свое истинное нутро: предстал диким кабаном.
Правда, у этого кабана была в пасти волшебная палочка. Он дернул головой, и палочка выстрелила чудодейственным лучом. Мишенью был Толстяк Тони. Его окутало облако дыма, а когда дым рассеялся, вместо эльфа-гангстера все увидели лупоглазую крысу. Крыса заверещала, смерила взглядом огромную свинью, взвизгнула и бросилась наутек.
— Что я тебе говорил? — сказал Канис. Сабрина только покачала головой: Свинсон оказался гораздо находчивее, чем она предполагала. Дафна подбежала к огромному кабану и исхитрилась обнять его за толстую шею.
— Я ужасно тобой горжусь, Свинсон, — сказала девочка.
— Уини! — раздался растерянный голос Бесс. Кабан поднял глаза.
— Уини, выходит, ты…
— Да, свинья!
Мгновение — и Свинсон снова обернулся человеком. У него был такой вид, словно он предпочел бы оказаться сейчас за тридевять земель от берега Гудзона.
— Да, Бесс, я — свинья. Один из трех поросят. Надо было сразу тебя предупредить. Прости, я не смог. Выпалив это, Свинсон протолкался сквозь толпу и исчез.
— Уини! — крикнула Бесс ему вдогонку, но его и след простыл.
— Надо его вернуть, — сказала Дафна бабушке.
— Не надо, Liebling, — возразила бабушка. — Ему полезно побыть одному.
* * *
В гостинице, ожидая Свинсона, Канис решил отдохнуть и поразмышлять. Старик не сомневался, что дорога домой станет для него испытанием. Бабушка купила чемодан для вещей, которые они успели приобрести в Нью-Йорке. Собирая чемодан, они подкреплялись — гостиница порадовала их бесплатным обедом. Пак, решивший их проводить, почти всё время стоял у окна, беседуя с эльфами-светлячками. Он раздавал приказания и отвечал на вопросы, после чего малютки уносились прочь. Царь Пак уже трудился, как подобает усердному владыке.
Сабрина уединилась в ванной комнате. Она умылась, почистила зубы и стала изучать свое отражение в зеркале. У нее были отцовские светлые волосы и голубые глаза, а вот лицом она была вылитая Вероника. Она знала, что, став взрослой, будет походить на мать как две капли воды.
