И тут захохохохехехехехихихихихохохотал Жорж Свинкин. Собственно, это был даже не смех, пусть и необычный даже. Это было невообразимое и непередаваемое звукоиздавание: хохот, хахат, хихит, хехет, произносимые одновременно с хрипом, скрипом и по-визгиваньями. Но всё это продолжалось, к счастью, не так уж и долго, потому что издаватель, в сущности, не имел желания даже улыбнуться хотя бы разик.
— Да будет вам известно, неизвестная мне личность, — возмущённо прохрипел со скрипом Жорж Свинкин, — что упомянутый Попов Николай не бывший поп, а самый настоящий! Он пытался ввести в заблуждение меня и общественность!
— Не может быть!
Жорж Свинкин посмотрел на него с таким сожалением и с таким сочувствием, что Егор Весёлых ощутил себя в чем-то виноватым и недоумённо проговорил:
— Он честный человек и не может врать. Он…
— Мне вас жаль! — великодушным тоном перебил Жорж Свинкин. — Жаль, жаль мне вас! Но зато я вас и понимаю. Я сам был введен в заблуждение Поповым Николаем! Из-за него я и потерял свой пристойный внешний вид, потому что навернулся с поезда на полном ходу! Затем, по вине всё того же Попова Николая, предположим, не негодяя, я перенес поездку в леспромхоз в прицепе, где бесчинствовала обмазученная до безобразия железная бочка! Я угодил в милицию и больницу! Ах, как я вас понимаю! Но мои глаза теперь широко раскрыты, я знаю, с кем имею дело! И только я один могу разоблачить и спасти Попова Николая, сделать из него непробиваемого вратаря!
С горечью должен признаться, уважаемые читатели, что умение врать и обманывать — тоже весьма своеобразный и достаточно распространенный талант. Воздействие его на честных людей воистину необъяснимо. Бывает, человек почти наверняка знает, что ему нагло врут, и всё-таки… верит или почти верит! На этом, собственно, и основан расчет лжецов, вралей, лгунов, врунов и обманщиков всех мастей.
Вот и Жорж Свинкин всего за несколько минут посеял в душе Егора Весёлых сомнение и, с каждым мгновением распаляясь всё сильнее, врал уже безудержно:
— В моей команде, осуществляющей мой ультрасовременный принцип «Лучшее нападение — оборона», вратарь впервые в мировом футболе играет главнейшую роль.
— Насколько мне известно, — тяжело выговорил Егор Весёлых, тщательно подбирая каждое слово, — ты куда-то дел документы Николая. А по документам можно точно определить, поп он или не поп. Где документы?
— Где документы? Где документы? — почти передразнил Жорж Свинкин. — Рано или поздно их найдут или выдадут новые. Я же беспокоюсь о спортивной судьбе этого… Попова Николая! Мне необходимо, чтобы он защищал ворота моей команды «Питатель»! Ведь я нашёл его! Я оценил его талант!.. Простите, простите, а откуда вы знаете Попова Николая, если он приехал сюда лишь вчера?.. И умоляю: не забудьте о завтраке.
Егор Весёлых пригласил собеседника в дом, провёл на кухню, включил газ, начал готовить завтрак, сказал:
— Сам я недавно демобилизованный и центрфорвард. Играл в армейских командах. Сегодня мы с Николаем поступаем на работу и приступаем к тренировкам.
— Команда здесь, насколько мне известно, слабенькая, — презрительно заметил Жорж Свинкин, хотя у него дух захватило от новости — перед ним центрфорвард! — А мой «Питатель» — коллектив с недалеким блестящим будущим. Так откуда вы знаете Попова Николая? Кто дал вам о нём неверную информацию?
— Ешьте на здоровье, — сумрачно предложил Егор Весёлых. — Я доверяю Шурику Мышкину, и Николай доверяет ему. Вчера мы уже тренировались.
Слова эти произвели на бескомандного тренера просто ошеломляющее впечатление. Он вскочил и замер, выпучив глазки. «Вот! Вот! — пронеслось в его израненной голове, украшенной тремя одинаковыми синяками — бывшими разноцветными шишками. — Вот кто мой главный противник! Шурик Мышкин! Вот кто мне всё испортил! Вот кто мне до сих пор мешает увезти с собой этого негодяя Попова Николая!»
— Что с тобой? — недоуменно спросил Егор Весёлых.
— Со мной ничего… — хрипло проскрипел Жорж Свинкин. — Объясните мне, пожалуйста, будьте настолько любезны, а почему этот маленький взъерошенный Шурик имеет такое влияние на вас, взрослых людей? Неужели вы сами без него не можете разобраться?
— Шурик — очень хороший человек.
— Он ещё не человек! Пока он ещё мальчишка всего-навсего! — Жорж Свинкин внезапно преобразился — повеселел, шаловливо поиграл глазками. — Но, видимо, толковый мальчишка… Итак, я попытаюсь воздействовать на Попова Николая. Я уже вижу его в воротах моего «Питателя». И вам рекомендую воспользоваться моим приглашением — прошу вас в основной состав. И как мне пройти в больницу?
— Я провожу, — мрачно ответил Егор Весёлых. — Надо до конца разобраться с пропавшими документами.
«Шурик Мышкин! Шурик Мышкин! — стучало в израненной голове бескомандного тренера, когда он дворами, чтобы не попадаться людям на глаза, пробирался к больнице. — Вот на кого надо было воздействовать в первую очередь! Но ещё не всё потеряно! Сегодня же даю телеграмму: игроки найдены, веду переговоры, прошу продлить срок командировки… Сам же я развиваю сверхкипучую деятельность!»
А в это время дядя Коля и Шурик, окончательно отчаявшись разбудить бабушку Анфису Поликарповну при помощи звонка и стуков, пытались проникнуть в квартиру через балкон. Но, встав на плечи дяде Коле, чтобы попробовать дотянуться до балкона, Шурик долго не мог от страха выпрямить ноги, а когда это ему удалось, никак не смог удержать равновесия.
И лестницы нигде вокруг не оказалось.
Но наши футболисты были уже не в состоянии отказаться от стремления проникнуть в квартиру любым способом.
Второй этаж двухэтажного дома — вроде бы не так уж и высоко, а, как говорится, не дотянешься.
— Идея, идея, грандиозная идея! — вдруг радостно, взвизгнув даже, воскликнул Шурик. — А штанги, штанги, штанги, штанги? — И он поплясал немного.
— Какие штанги?
— Да бывшие футбольные ворота, которые вы вчера сломали! Надо их как-то приставить к стене…
Дядя Коля, не дослушав, убежал огромнейшими своими шагами, а Шурик устало опустился на травку в тени и с удивлением отметил, до чего же ему хорошо и весело. Ничего вроде бы особо радостного не происходит, а ему вот кричать от радости хочется. Он опрокинулся на спину и долго, почти до полного изнеможения дрыгал ногами. Надрыгавшись, он сел и чуть не завопил от восторга: по улице быстро шёл, временами переходя на бег, дядя Коля, держа под мышками за концы два бревна — остатки футбольных ворот.
— Вот это да! — кричал Шурик, прыгая и пританцовывая, забыв о почти полном изнеможении.
Ни секундочки не отдохнув, не передохнув даже, хотя было видно, что он весьма изрядно утомился, дядя Коля под углом к стене укрепил одно бревно.
— Ну, с богом, вперёд! — пробормотал он прерывистым голосом и начал тихонечко и осторожненько взбираться вверх по бревну. И едва он достиг середины, как оно хрррррррр… уууустнуло, и он оказался на земле.
— Ушиблись? — испуганно спросил Шурик.
— Перетерплю, — морщась, ответил дядя Коля, сел, посидел немного, кряхтя, поднялся. — Придётся тебе, Шурик, попробовать. Ты всё-таки полегче. Разувайся, босиком удобнее.
— Да ведь я… я ведь да… да я ведь… — в страхе, которого он не мог скрыть, залепетал Шурик. — Ни разу в жизни я… в разу ни жизни… то есть…
— Ничего, ничего, — рассерженно и даже чуть-чуть грубовато отозвался дядя Коля. — Я ведь тоже не всю жизнь по бревну на второй этаж лазал. Подстраховывать тебя буду.
Он укрепил, неторопливо и тщательно, второе бревно.
— Я постараюсь, конечно… — жалобным голосом проговорил Шурик, снял кеды и взялся за бревно с такой опаской, словно оно было раскалено или находилось под электрическим током. — Сейчас, сейчас… постараюсь, честное слово, постараюсь…
— Да смелее, смелее! — подбадривал дядя Коля, поддерживая его. — Так, так… молодец…
А Шурик, почти одеревенев, весь напрягшись от страха и неумения, с ужасом ждал момента, когда руки дяди Коли отпустят его… и мысленно уже летел вниз на землю…
Ну, вот… вот он сам в своих, так сказать, руках и ногах… Шурику захотелось прикрыть глаза, чтобы расстояние до балкона не казалось непреодолимым… Он и зажмурился… Зажмурился он, но вроде бы продолжал всё видеть, вернее, всё представлял себе по памяти… осторожно действовал малопослушными руками и ногами.
— Молодец, молодец… — откуда-то далеко снизу подбадривал дядя Коля, — не торопись, не торопись…
Шурик открыл глаза — расстояние до балкона, казалось, нисколечко не уменьшилось. И ни рукой, ни ногой он больше пошевелить не мог…
— Слезай обратно, — печально предложил дядя Коля, — ничего не получается.
Оказавшись на земле, с удовольствием потопав по ней, поотпыхавшись, Шурик сказал:
