— Ты скажи… Если они поженятся… своим домом жить будут… мы ведь из колхоза никуда не уйдём? По правде скажи!
— Дурачок! Кто тебе наболтал?
— Бабка Алёна говорит: тебя Сергей в ремесленное отдаст, меня — в детский дом…
— Ох, уж эта бабка! — вышел из себя Костя. — Хозяйничает кое-как да ещё тебя с толку сбивает!..
— А мы вот возьмём и не уйдём никуда! — продолжал шептать Колька. — Правда? Так и будем жить в своём доме. Вдвоём. По-старому… Мы ведь можем вдвоём?
— О чём разговор!.. Понятно, проживём, — ответил Костя, захваченный волнением Кольки. — Я трудодни буду зарабатывать.
— А я корьё драть, верёвки плести… Тоже подспорье.
— Обойдемся и на трудодни. Они теперь в колхозе веские!.. — вошёл в азарт Костя и вдруг спохватился: — Да чего ты мне, Колька, голову морочишь! Не может нас Сергей бросить… ну, не может, и всё тут.
Но успокоенный Колька уже сладко посапывал. Костя хотел перебраться к себе в постель, но братишка так доверчиво держал его за шею, что пришлось остаться с ним.
Сон не шёл. На душе было неспокойно.
Костя и сам не раз слышал на улице разговоры о том, что Сергей с Мариной скоро поженятся. Как тогда будут жить они с Колькой? Ведь у старшего брата появятся свои заботы, своя семья, и ему, наверное, будет не до них. Смолкнет весёлый и дружный шум на «катере», ребята перестанут собираться у Ручьёвых в избе на посиделки, Сергей не сыграет больше с братьями в городки, не поедет кататься на лыжах… А потом ещё неизвестно, как Костя и Колька поладят с Мариной. Встречаться с девушкой на улице или в поле — это одно, а жить вместе — совсем другое.
С Сергеем о свадьбе Костя не заговаривал: придёт время — брат, наверное, сообщит и сам. Но на Марину стал посматривать иначе, чем обычно. Девушка нередко ловила на себе не в меру сосредоточенный взгляд мальчика и с недоумением спрашивала:
— Ты что смотришь на меня? В первый раз видишь?
— Да так, забылся, — смущённо бормотал Костя и отворачивался.
Когда Марина заходила к Ручьёвым, мальчик старался уйти из дому и уводил с собой Кольку. Сергею это не понравилось:
— Ты почему Марины дичишься? Не по душе она тебе?
— Дивчина как дивчина. Мне что…
Даже к Балашовым Костя стал заходить реже. Обычно мальчику было приятно наблюдать лад и мир в доме Балашовых, где всегда было так оживлённо и весело, где любили поспорить за столом, безобидно над кем-нибудь подтрунить, часто читали вместе книжку или газету. И хотя у Кости при этом нередко болезненно сжималось сердце, вспоминались мать и отец, но он всё же охотно посещал Балашовых. Сейчас же ему стало казаться, что принимают его здесь приветливо и радушно только потому, что Марина скоро станет родней Ручьёвых.
И мальчик всё чаще и чаще обходил стороною дом Балашовых.
— Ты чего, Константин, на огонёк к нам не заходишь? — спросил его при встрече Яков Ефимович.
— Да всё недосуг… Уроков много.
— Совсем деловой стал. А ты всё-таки не забывай! Марина книжку хорошую раздобыла… почитаем.
— Спасибо… Я зайду! — обещал Костя и не заходил.
На день рождения Варя пригласила Костю.
— Тебя обязательно жду… — шепнула она. — Будут только самые близкие.
Мальчик сказал, что придёт.
До воскресенья оставалось два дня, а он никак не мог решить, что бы такое подарить Варе ко дню рождения: шёлковую косынку, книгу с надписью или какие-нибудь осенние цветы? Но то же самое принесут, наверное, и другие ребята.
— А ты свистков ей понаделай… Или палку резную, — предложил Колька, разгадав терзания брата. — Или каких-нибудь семян для коллекции. Варя это любит.
Костя отмахнулся. Кто же дарит девочке свистки да палки!
Он сходил в лес, отыскал белоствольную, чистую берёзу, снял аккуратно ленту коры и, украсив её затейливым мелким узором, смастерил небольшой туесок.
Трудился долго, но туесок получился скромным, неярким, и Костя, потеряв к нему всякий интерес, решил идти к Варе без подарка.
Но в воскресенье утром, открыв глаза, Костя увидел, что туесок наполнен ярко-красными гроздьями калины, точно он зацвёл гвоздиками.
— Это я нарвал, — пояснил Колька. — Калина лучше всяких цветов… всю зиму гореть будет.
Костя улыбнулся. Это, пожалуй, действительно красиво!
В полдень, завернув туесок с гроздьями калины в газету, мальчик отправился к Балашовым.
К ним уже собрались гости. «Близких» оказалось совсем не так мало, как думал Костя: пришла Катя с подругами, трое ребят, родственники Балашовых.
К погребу торопливо пробежал Яков Ефимович. Вслед ему из сеней выглянула Варина мать и крикнула, чтобы он не забыл захватить холодец и заливную рыбу. Марина с Петькой пронесли тяжёлую кошёлку — как видно, ходили в сельпо.
Посередине улицы показались Фёдор Семёнович и Клавдия Львовна. Колхозники часто приглашали супругов Хворостовых на семейные торжества. Костя знал, что учителя никому не отказывали, но всегда удивлялся, как это они успевали всюду побывать.
Супруги приоделись по-праздничному — жена была в чёрном шёлковом платье и широкополой шляпе, муж в новом костюме табачного цвета. Клавдия Львовна шла размеренно, степенно. Фёдор Семёнович же то и дело останавливался, здоровался за руку со встречными колхозниками, заводил с ними разговоры. Покачивая головой, Клавдия Львовна терпеливо поджидала мужа или, взяв его под руку, уводила от колхозников. Некоторое время Фёдор Семёнович шагал с женой нога в ногу, а потом вновь раскланивался со встречными и останавливался.
«Не будь Клавдии Львовны, он бы до Балашовых до вечера не добрался», — улыбаясь, подумал Костя про учителя.
Наконец супруги подошли к дому Балашовых. Костя поздоровался с ними. Фёдор Семёнович лукаво подмигнул мальчику:
— И ты званый гость? Значит, погуляем, Константин… Пойдём-ка вместе.
— Вы идите… я сейчас, — забормотал Костя.
Учителя скрылись в сенях, а Костя стоял у крыльца и всё почему-то медлил войти в избу. Вот так же и к ним, Ручьёвым, собирались гости, когда были живы отец с матерью, когда дом был как полная чаша. Кто же теперь созовёт родных и близких, чтобы отметить Костин или Колькин день рождения? Кто заглянет в раскрытое окно с улицы, порадуется хорошему, согласному веселью в доме и удовлетворённо скажет: «А хорошо гуляют у Ручьёвых!»
Невысоки ступеньки крыльца, но Косте они показались сейчас круче самой высокой горы.
Оглянувшись, он вдруг поставил туесок с калиной на перила крыльца.
Из избы зачем-то выскочила Марина, вслед за ней вышел Фёдор Семёнович.
— Чего же так поздно? — удивилась Марина, заметив Костю. — Там Варя беспокоится.
— Я сейчас… — отпрянув от крыльца, забормотал мальчик. — Только домой сбегаю… Подарок забыл. — И он исчез в проулке.
Подул ветер, газетная бумага развернулась, и Марина увидела берестяной туесок с алыми гроздьями калины.
— А говорит — подарок забыл! — Она с удивлением обернулась к Фёдору Семёновичу: — Что это с ним?
Учитель взял туесок в руки, полюбовался тонким узором:
— Скажи на милость, как сделано… Ажурная работа! — Он удовлетворённо покачал головой и, помолчав немного, присел на ступеньки крыльца. — Что с мальчиком, спрашиваешь? Разве ж тебе, Марина, непонятно? Увидел Костя радость в чужом доме и затосковал. Ласки захотелось, доброго слова, заботы. Как-никак, а сироты они круглые с Колькой…
— Правда, Фёдор Семёнович… сироты! — согласилась девушка.
— Давно я с тобой поговорить хочу, Марина. Жизнь твоя на переломе. Сходишься ты с хорошим человеком. Оба вы счастливы, и я рад за вас. Только пусть это счастье глаза вам не застит, пусть оно и другим светит…
Учитель не успел договорить: выбежала Варя и спросила у Марины, почему до сих пор нет Кости.
— Сейчас, сейчас… он будет… вы начинайте, — сказала сестра.
Варя увела Фёдора Семёновича в дом. Марина постояла у крыльца, потом медленно пошла вдоль переулка в надежде отыскать Костю.
Щёки её горели. Фёдор Семёнович не договорил до конца, но Марина хорошо поняла его.
Да, она была счастлива! Осень прошла как в тумане. Работа спорилась в её руках, хорошо пелось, всё радовало кругом, подруги завидовали ей и прочили долгую, счастливую жизнь с Сергеем.
И Марине как-то в голову не приходило, что Сергей живёт не один, а с Костей и Колькой, которых ещё надо учить, растить, выводить в люди.
«Птаха, птаха я бездумная!» — укоряла себя девушка, разыскивая Костю. Но мальчика нигде не было.
Марина подошла к дому Ручьёвых.
Там хозяйничал один Колька. Радуясь, что ему никто не мешает, он обложился столярным инструментом и мастерил ветряной двигатель. Стружки и щепки густо устилали пол.
Марина оглядела комнату. Да, неуютно жили братья Ручьёвы! На столе — неубранная посуда, куски хлеба, чугунок с холодной картошкой. Мусор заметен в угол и прикрыт веником. Нижнее стекло в раме выбито, и отверстие заткнуто тряпицей.
