Барин вернулся к ребятам помрачневший.
— Расписание меняется, мистеры! Дельце откладывается. Увидимся завтра на этом же месте.
— Опять в два? — не удержался Лёня.
— Лорда не устраивает время? — скривил губы Барин.
— Не устраивает, — ответил Лёня.
— Почему — позвольте спросить?
— Знаю я, — вмешался Андрюшка. — Из-за школы он.
— Тю, — свистнул Барин. — Не убежит твоя школа.
— Конечно, не убежит, — поддержал Лядов.
— Так что зафиксировано: ровно в два! — заключил Барин.
Лёня был не на шутку расстроен. И сегодня ни за грош пропало время, и завтра школу придётся опять пропускать.
Единственно, что утешало, — это мысль о «дельце». Может, оно и вправду окажется важным? Если уж пропускать уроки, так хоть не зря! Но когда на следующий день, ровно в два часа, недалеко от фонтана в центральном сквере ребята вновь встретились с Барином и он объяснил, что от них требуется, Лёня не мог скрыть своего разочарования: «дельце» оказалось сущим пустяком. Даже Андрюшка скис и слушал Барина без всякого энтузиазма. Барин, как обычно теперь щеголеватый, в коричневой ковбойке и в фуражке с синим околышем, держал в руках небольшой чёрный чемоданчик.
— Привет, учёные люди! — начал он ещё издали, небрежно кивая. — У меня сейчас время впритык, вечером увидимся, а до вечера попридержите эту посудину.
И он протянул Лядову чемоданчик.
— Бывайте! — махнул он рукой, намереваясь сразу уйти.
— А дело? — крикнул Лёня.
— Так это и есть, — указал Барин на чемоданчик. — В целости чтоб, смотрите. Ну, покеда с кисточкой. У киношки вечером.
И он исчез стремительно. Всё произошло буквально в две минуты. Лядов, держа чемодан, стоял растерянный. Лёня даже сплюнул, передразнивая Барина:
— Попридержите посудину! Вот тебе и важное дело! Насмешка одна.
Лядов смущённо стал разглядывать чемоданчик — он был простенький, уже не новый, с побитыми ременчатыми уголками. Сбоку у него болтался блестящий подвесной замок.
— Тяжело хоть? — полюбопытствовал Лёня и проверил на руке: не очень тяжело. Лёня потряс чемоданом — внутри ничего не болталось.
Лядов наклонился и понюхал.
— Полижи ещё, — мрачно посоветовал Лёня и сунул чемодан обратно Лядову. — Тащи теперь.
— Куда я его?
— А я куда?
— Нельзя мне дома, — объяснил Лядов. — Отец сразу прикопается: что да почему?
— А ты на голубятню закинь.
Лядов подумал.
— Это можно.
— Вот и тащи.
— А ты со мной не хочешь?
— Нет уж, спасибо! — отказался Лёня. — Тяжесть невеликая. Не знаю, зачем мы оба понадобились для такого «дельца». — А я теперь в школу пойду.
— Опоздал ведь.
— Вот и обидно. Из-за ерунды!
— Так, может, не надо сегодня? — искушал Андрюшка.
— Нет, пойду.
Лядов вздохнул.
— Ну, ладно. А я уж нет. — И, ещё раз вздохнув, он поплёлся прочь, размахивая чемоданчиком.
А Лёня поднял голову: уличные часы на столбе показывали двадцать минут третьего. На второй урок ещё можно было успеть!
И, закинув сумку на плечо, Лёня решительно зашагал в сторону школы.
Глава 26. Летим на звёзды!
Чертёж ракеты вышел на славу. Стасик обвёл его тушью, а отдельные места даже раскрасил. Мама похвалила, заметив, что и сама с удовольствием слетала бы в будущее.
— А куда бы ты хотела? — спросил Стасик.
Этот вопрос он задал неспроста. Дело в том, что уже завтра вожатый Володя придёт подводить итоги конкурса на лучшую остановку в будущем. А у Стасика ещё ничего не придумано. Вот Гена Кузеванов предложил остановиться через пятьдесят лет в Сибири — посмотреть, каким будет этот край. Ляля Комарова посоветовала заехать в научный институт по атомной энергии.
Ребята и девочки вовсю обсуждали свои предложения на переменах и не делали из них никаких секретов, хотя ящик под замком висел тут же.
Даже Галкин уверял всех, что нужно обязательно побывать на Северном полюсе через сто лет. К тому времени, говорил он, люди растопят вечные льды, построят там искусственный остров и начнут выращивать апельсины. Ребята с ним соглашались.
Вообще, хотя ему и попало от звеньевой за то, что он не был на сборе, а от Таисии Николаевны за то, что опоздал на уроки, с него как с гуся вода быстро слетели все неприятности, и он опять очень шумно совался в классные дела и, пожалуй, больше, чем об остановке на Северном полюсе, тарахтел на каждой перемене о металлоломе.
На дружинном сборе объявили, что между отрядами развёртывается соревнование по сбору металлического лома. Вся дружина должна собрать десять тонн. Этот металлолом будет переплавлен на металлургическом заводе в сталь, а из стали вагоностроительный завод построит сверх плана железнодорожные вагоны. На вагонах будут прибиты специальные дощечки с указанием, какие именно отряды и дружины города помогли создать к сорокалетию Октября сверхплановые вагоны.
Когда Галкин услышал об этом, то загорелся так, словно один решил собрать разных железяк на десять вагонов.
— Завтра же сделаем! — заявил он. — Я знаю около базара свалку, в ней проволоки два воза!
— Ну и чепуха! — возразил Валерий Петренко. — Два воза проволоки — это совсем немного. А вот я знаю место — мировые запасы.
— Молчи! — крикнул Шереметьев. — Твои запасы для нашего звена пригодятся!
Звенья тоже должны развернуть соревнование, и лучшему из них после подведения итогов на общедружинном сборе, на который придут также и представители заводов, обещан ценный подарок.
Одним словом, разговоров по поводу борьбы за металлолом было много. И трудно сказать, чем ребята в эти дни увлекались больше — придумыванием для отряда остановок в будущем или обсуждением предстоящих общегородских поисков железного старья.
Про себя Стасик знал твердо: металлолом его нисколько не воодушевлял. А вот сообразить к завтрашнему дню что-нибудь особенное для путешествия в будущее очень хотелось. Но помочь ему никто не мог. Даже мама ответила просто, что с удовольствием бы посмотрела, какой будет жизнь лет через двести.
Через двести, через пятьдесят! Нет, нужно что-то пооригинальнее!
Однако так ничего и не соображалось. И, ложась спать, Стасик успокоил себя: ладно… Если уж не придумает никакой особенной остановки, то всё равно поразит завтра ребят чертежом ракеты!
Проснулся Стасик утром от звуков радио. Голос диктора-мужчины властно врывался в сознание размеренно-торжественным тоном:
— …Самые дерзновенные мечты человечества!
У репродуктора, включенного на полную мощность, стояла мама.
— Что там, мама?
— Слушай, слушай! — У Прасковьи Дмитриевны сияло лицо.
— Блистательная победа советских ученых! — провозглашал диктор. — Первая в мире искусственная луна…
— Луна?
Стасика как ветром подбросило с кровати. Босиком, в одних трусиках, он встал рядом с мамой, поближе к гремящему репродуктору. И мама не погнала его назад с холодного пола, а лишь молча пододвинула стул, и Стасик взобрался на него, стараясь не пропустить ни слова…
— Вчера, четвёртого октября, в Советском Союзе произведен успешный запуск первого в мире искусственного спутника Земли. Первый земной снаряд в безвоздушном пространстве! Чудесный разведчик космоса! Научные станции всего мира ведут за ним наблюдения. Со всех континентов поступают бесчисленные приветствия советским учёным. Недалёк тот день, когда будет проложена дорога к межпланетным путешествиям!
— Здорово! — воскликнул Стасик, поворачиваясь к маме и тоже сияя улыбкой. — Ух, и здорово!
В репродукторе заиграла музыка.
Стасик торопливо оделся и побежал к почтовому ящику, но газеты ещё не было. За завтраком он говорил с мамой только о спутнике. Потом принесли газету, и Стасик с выражением прочитал вслух «Сообщение ТАСС». Готовить уроки не хотелось. Несколько раз подряд Стасик выходил на улицу, останавливался на крыльце и, запрокинув голову, смотрел в залитое холодным осенним солнцем ясное небо. Где-то там летает спутник… Может быть, даже проносится сейчас над самой головой…
— Уроки, уроки, — напоминала мама.
Но, едва усевшись за стол, Стасик снова вскакивал и подбегал к репродуктору, усиливая звук: не передают ли чего-нибудь нового о полёте спутника?
И в школу он, как вы сами догадываетесь, пошёл в этот день намного раньше, взбудораженный и взволнованный. Конечно, в таком возбуждённом состоянии оказался не он один. Необыкновенным событием были захвачены буквально все — и ребята, и девочки, и учителя. Со всех сторон летело слово «спутник». Либо уточняли его размеры, его вес и время оборота вокруг Земли, либо спорили по поводу радиосигналов — их ещё никто не слышал.
Каждого учителя, приходящего на урок, встречали улыбками и радостными возгласами. И учителя тоже улыбались, словно у всех сегодня был большой праздник.
