Решение прийти к Эдгару оказалось удачным уже потому, что сей родственник Люксембургского монарха его дожидался, он даже обрадовался его приходу, расспросил о том, как ему живется-бегается, с кем проводит время, действительно ли работает по хуторам? Похвалил, что не избегает труда, сказал, что такой образ жизни Богу угоден.
Аида опять угостила сигом. Но Королю некогда было здесь есть: Иван заждался его на улице. Он попросил дать ему с собой и хлеба и сига. Эдгар сообщил, где искать Алфреда: будучи недавно на Сааре, он узнал от Юхана, что Алфред настойчиво ищет монарха, а старый Юхан не в состоянии отыскать столь подвижное существо. Эдгар объяснил, что от Кишмялягушки необходимо идти через лес Смотригора и дальше до деревни Прятки.
Король в подробном объяснении не нуждался, он изучил Островную Землю вдоль и поперек. Важнее другое: дадут ли сига с хлебом? Сига и хлеба Аида дала. Не так чтобы много, но слегка перекусить хватало. На том визит окончился. Он распростился с родственниками, выскочил вон, и тут же они с Иваном принялись за дело, то есть за сига.
— Сиг — это вещь! — объяснил Иван. Он признался, что еще никогда не ел сига. — Мы бычков ловили. Да и то, когда председатель разрешал.
Королю трудно осмыслить, как может кто-то разрешать или запрещать ловить рыбу. Здесь море, например. Оно же ничейное, и всякий, кому охота, может ловить рыбу столько, сколько ему надо, то есть сколько поймает. Он рассказывал, как ходил с Алфредом угря брать, как варили чайкины яйца и ели… те, которые не вставали на острый конец.
Однако пришлось признаться, когда на острове было первый раз русское время, то все лодки закрывали под замок, поставили к ним солдата с винтовкой.
Ивану ловля рыбы по душе, он предложил летом пойти к реке, где нет солдата с винтовкой, и ловить каждый день столько, чтобы хватало и для Лилиан, и на продажу…
— Не каждый же день клюет, — засмеялся Король.
— Как не клюет? — возмутился Иван. — Почему? Рыба есть рыба, — объяснял он со знанием дела. — Она потому и рыба, что клюет. Кошка, например, не клюет на червяка, а вот на рыбу кошка каждый день клюет. Почему? Потому что кошка любит рыбу. А рыба любит червяка…
— Пойдем бить предателя? — спросил затем Иван. Но Король решил, что надо спешить к Алфреду. Предатель никуда не денется. И побежал к выходу из города. Увидев дерущихся собак, Королю вспомнила «Истерия» Заморского с кусающимися коровами.
— Нет, вранье это, — заявил он Ивану на бегу, коровы все-таки не кусаются. Собаки — да, но коровы… Еще пьяные… могут подраться. А про коров вранье. С собаками как-то непонятно: чего бы и враждовать? Ну, разные породы, маленькие, лохматые или гладкие, но все равно же собаки; так нет что бы мирно жить. Как завидят друг друга — драться! Чего это они?
Оторопевший Иван не знал, что и сказать: какие еще коровы! При чем тут собаки?.. Но они мчались из города вон…
Вдвоем бежалось легко. То бегом, то гуляючи шли. А идти километров тридцать. Надо пройти, как уж сказано, и через лес Смотригора, где в немецкое время людей убивали в ямах. Король присматривался всем встречным воронам — своего Франца искал. Их на острове достаточно, но эта ворона, конечно, от других заметно отличалась. И хотя может показаться, что все вороны на одно… один клюв, у Франца все же имелся особенный, характерный клюв с насмешливым этаким выражением, подобной вороны они не встречали. Франц, как убедился Король, мог вообще где-то выпорхнуть совершенно неожиданно, и тогда от него не так просто было избавиться.
— Давай врать! — предложил Король, когда, устав бежать, они шагали спокойно.
— Зачем? — удивился Иван, опасаясь подвоха: уж сколько отхватил из-за этого самого «врешь, наверно» колотушек от друга.
— Просто, — объяснил Король, — посмотрим, кто больше соврет. Сперва я совру, потом ты. Кто больше соврет — тот и победитель.
— Начинай, — согласился Иван.
И задумался Король: что бы такое соврать?
— В Индии жили люди ростом всего тридцать сантиметров, — сообщил наконец.
— Ты откуда знаешь? — не поверил Иван. — Такие не бывают. Лилипуты и те побольше.
— Эх, ты! Мы врем или не врем? Если хочешь знать, один грек[9] написал, что были на земле люди даже меньше — всего сантиметров двадцать. А говоришь: «зачем с книгами возишься?». Потому и вожусь.
— Чтоб врать научиться?
— Мне надо узнавать про жизнь, — Король не обиделся на ехидство Ивана, — а то Тайдемана нету и не у кого спросить. А в немецкое время я читал в газете, что в России один начальник заставлял работников столовой есть суп из тараканов; кто не хотел, того выгоняли с работы.
— Когда голодно, и тараканов слопаешь, — Иван не спорил.
— Не от голода, — уточнял Король, — а в наказание за грязь, соображаешь?
— Курить охота, — Иван полез за трубкой. Закурил важно, держа, как всегда, в вытянутой руке трубку тремя пальцами. Он и Королю не забывал предложить затянуться, хотя знал, что тот на всю жизнь запомнил, как сопливился однажды в сарае Арви Килк.
— А знаешь, какая сила была у профессора черной магии Мутатекли? Например, кто-то хочет кого-то ударить, а он сделает так, что тот и руку поднять не может; другой захотел в кого-то выстрелить из револьвера — револьвер не стреляет; третий вздумал соврать — рот не открывается; даже ругаться невозможно — сразу из носа потекут сопли, и как тут ругаться, когда все время надо нос вытирать…
Иван заливался смехом и от смеха и дыма трубки засопливился, рассмешив этим Короля. Посмотрел бы нормальный человек со стороны: шагают по пустынной дороге два гаврика и хохочут. Иван привык к фантазиям друга, научился соответственно им держаться: охотно изображал доверие, чтобы получилось по правилам игры. К настроениям Короля нелегко было приноравливаться, они менялись неуловимо: он мог хохотать и рассказывать забавные истории, но внезапно тускнел лишь потому, что солнце как-то неожиданно осветило камешек или вершину сосны или случайно он услышал отрывок разговора прохожих. Иван же всегда охотно смеялся, но тоже при этом в его глазах застывало серьезное выражение. Могло создаться впечатление, что его карие глазенки никогда и не смеются…
Затем Король допек товарища расспросами про его прежнюю жизнь, и тот до того не хотел ни о чем рассказывать, до того запутался, что начал заикаться и голос от волнения стал хриплым. Король смутился и, чтобы помочь Ивану выйти из неприятного состояния, заявил:
— Ты, наверно, грек?
Король правильно рассчитал. Иван сразу приобрел нормальный голос:
— Сам ты грек! — вскричал петушком и уже смеялся.
— Я читал в одной книге, — объяснил свою мысль Король, — что Иван — имя вовсе не русское, а греческое, но точно не знаю, о том в старших классах проходят…
Затем Король опять дал волю ногам своим. Засунув трубку в карман куртки, Иван бросился догонять. Бежали, бежали, устали и встали, и услышали непонятный звук: динь-динь, киль-киль. Звук быстро приближался, и Король разобрал: то звенят бубенцы.
Их догоняла черная лошадь, запряженная в лихие сани с высокой спинкой. Ай да спинка! То, что надо. Но бубенчики в такое время!..
— Тп-ру-у! — крикнул знакомый голос басовито. Лошадь ответила: «Рх-рх-рх…» — и встала.
— Э! Старые знакомые! — В санях сидел человек с шикарной седой бородой, укутавшись в овчинный тулуп. Сам Лоцман Счастья! Сам Ветер! Он громко и весело смеялся. Этой громкостью Ветер напоминал Заморского, у которого и смех и говор были всегда громкими. Иван уже стоял на полозьях сзади сиденья. Король же устроился на санях впереди, у лошадиного хвоста, здесь он много места не занимал. Они, конечно, известили Ветра, что их путь в сторону Кишмялягушки, и очень тактично выразили удивление по поводу бубенчиков.
— С бубенчиками лошади, наверно, веселее?
Лошадь пренебрежительно прошептала: «Пш-пш, пш-пш». Но Королю показалось, что думала она это несерьезно, поскольку шепот раздался очень уж близко от места, где сидел он.
— Бубенчики ради торжественности, — объяснил Ветер важно. — Я же Лоцман Счастья. Нельзя без торжественности. Эхе-е!
«Эхе-е!» — повторило эхо.
А сани скользили по дороге уже в лесу Смотригора. Лес как лес, красивые прямые сосны, густые пышные ельники — исключительно красиво. Не сговариваясь, все замолчали. Только лошадь опять сказала: «Хр-р-р».
— Хе-хее, место так себе… Нехорошее, — проговорил Ветер.
Один Иван не знал, что делалось в этом лесу в немецкое время.
— Много зла, — сказал Ветер, — то здесь, то в другом месте, то в одной, то в другой стране… И никто никогда не в состоянии этот процесс остановить… В мире добра-то тоже достаточно, но зла как будто больше… А кто конкретно ответит за все эти злодеяния?
— Немцы, — сказал Маленький Иван строго.
— А в замке? — спросил Король с вызовом. — Русские?
