Но сон еще и крылом его не коснулся. Он снова почувствовал в груди холодок тревоги. Еще несколько часов и начнется новый день. Совсем не такой, какими были дни сих пор…
Андрей Соляник стоял перед лейтенантом в его каюте и, смущаясь, что с ним случалось очень редко, говорил:
— Я прошу дать мне увольнительную на два дня: субботу и воскресенье…
— Что у вас? — недовольно спросил Юрий, удивленный такой просьбой.
Последние две недели, с тех пор как пришло пополнение, он и сам забыл о береге, и бывал недоволен, когда отпрашивались его ближайшие подчиненные. «Старики» скоро уедут домой, нагуляются вволю. А молодые пусть привыкают с первых же дней не к берегу, а к трудностям службы. Пусть не думают, что корабль — это курорт.
Правда, боцман Андрей Соляник — не молодой матрос, а сверхсрочник, но и ему следует помнить: сейчас на корабле — молодежь, которая нуждается в постоянном присмотре. А тут — на два дня! Ну, как это можно?! Вот почему Юрий Баглай так сухо спросил: «Что у вас?» Но ответ Соляника его ошеломил:
— Женюсь я, товарищ лейтенант. И приглашаю вас на свадьбу.
— Женитесь?! — вырвалось у Баглая. — Вот так новость!
— Для вас — новость, а для нас с Лялей все уже решено. И Ляля приглашает вас, товарищ лейтенант. Оба мы просим…
Баглай напряженно думал. Если по-человечески, то следует принять приглашение и поблагодарить. Но к лицу ли командиру идти на свадьбу к подчиненному. Не расценят ли это как панибратство?
И Баглай, чтобы как-то прервать затянувшееся молчание, спросил:
— А много гостей будет на свадьбе?
— Да нет, товарищ лейтенант. Только свои, самые близкие.
— Я тоже принадлежу к самым близким?
— Конечно! Столько прослужили на одном корабле. В каких походах побывали. Да и еще не раз придется.
«Конечно, придется», — подумал Баглай и вслух сказал:
— Спасибо. Приду. Передайте Ляле мой привет.
А после этого потерял покой. Будто попал в зависимость к Солянику: что бы ни делал, где бы ни был, думал о том, что надо идти к нему на свадьбу.
И снова подкрадывались сомнения. А надо ли? И все же чувствовал, что пойдет. Потому что если откажется, то как же он потом будет смотреть в глаза Соляника? Нет, между ними никогда уже не будет той близости, которая есть сейчас. Останутся обычные служебные отношения, будут выполняться его распоряжения и приказы, но при всем этом Соляник всегда будет думать: «Не пришел, загордился или просто не захотел спуститься с высоты своего командирского поста». Но что же им, молодым, купить на свадьбу?
Несколько раз Юрий в поисках подарка сходил на берег, бродил по городу, останавливался возле широких светлых витрин и долго рассматривал их, толкался среди покупателей возле прилавков и возвращался на корабль с пустыми руками, досадуя на Соляника, причинившего ему столько хлопот.
Но вот однажды он зашел в художественный салон и, удивленный, остановился: перед ним была чеканка по металлу. По волнам плыла бригантина. У художника-чеканщика, очевидно, была не только искусная рука, но и пылкая фантазия.
Купив чеканку, Юрий зашел к граверу и заказал надпись. И странно: как только все это было сделано, сомнения, мучившие его, исчезли, и он с удовольствием начал думать о предстоящей свадьбе. Оставалось доложить Курганову и Вербенко о том, что он отпустил боцмана Соляника с корабля на двое суток в связи с таким исключительным событием.
Но случилось так, что Вербенко опередил его. После командирской политучебы он оставил Баглая, усадил напротив себя за стол и спросил:
— Вы знаете, что ваш боцман Соляник женится? Юрий вспыхнул:
— Знаю, товарищ капитан третьего ранга. Я уже и подарок купил. И хочу просить вас, чтобы разрешили отпустить Соляника на два дня. Ведь такое событие…
— Конечно, отпустите, — сразу же согласился замполит.
Он наклонился через стол к Баглаю и, улыбнувшись, сообщил, словно какую-то тайну:
— А ведь Андрей Соляник меня тоже пригласил. И командира части. Капитан второго ранга, наверное, не сможет, а я зайду на часок, чтобы поздравить… Компаньон я никудышный, нудный. Да и стеснять буду вас, молодых, своим присутствием… А подарок Солянику я тоже приготовил. Не ушел он с флота, остался в нашей семье. Это ценить надо. Значит, вы обязательно будете. Вот и хорошо, — закончил он, вставая.
Юрий понял, что задерживаться больше не следует, и поднялся.
— Разрешите идти?
В дверях он невольно обернулся. Вербенко сидел за столом, опустив высокий с залысинами лоб на переплетенные пальцы рук. И что-то печальное было во всей его фигуре.
* * *
Та же высокая каменная лестница от бухты до Портовой улицы. Давненько не был он тут. После того не слишком приятного разговора с Полей он почти перестал ходить и к Запорожцам. Нехорошо, конечно, но ведь и некогда было. Корабельные дела забирали все время.
И вдруг он остановился, его даже в жар бросило: ведь Ляля с Полей подруги! Как же он встретится с ней? О чем заговорит? Он стоял на лестнице, опершись на перила, и долго смотрел на море, раскачивающее свои волны далеко внизу. Его охватило чувство неуверенности в себе, растерянности.
И тут он увидел Вербенко. Замполит поднимался по лестнице медленно, с трудом, останавливался передохнуть. Видно было, что он уже заметил Баглая. Постоял немного и зашагал вверх. Юрию хотелось побежать ему навстречу, взять его под руку… Нет, это было бы бестактно, возможно, даже оскорбительно для старого моряка. Поэтому, когда Вербенко поравнялся е ним, только спросил:
— Разрешите вместе с вами, товарищ капитан третьего ранга?
— А почему вы еще тут? Я думал, что вы уже на свадьбе.
— На море засмотрелся, товарищ капитан третьего ранга. Оно никогда не надоедает.
— А на свадьбу мы с вами не опоздаем? Неудобно — будут ждать.
Их и в самом деле ждали.
Молодые уже вернулись из Дворца бракосочетаний. Хозяева суетились вокруг стола. Марина Запорожец каждую минуту выбегала за ворота, смотрела вдоль Портовой улицы и, возвратясь, сообщала: «Еще не видно». Наконец заметила, что приближаются двое. Юрия она узнала сразу же и бросилась в дом, взмахнув подолом широкого цветастого платья.
— Идут! — едва выдохнула она.
И снова отправилась за ворота — встречать. За ней выбежал Андрей. Он был в штатском — новый черный костюм, ослепительно белая сорочка и черный с искорками галстук. Красивые черные волосы тугими кольцами падали на лоб. Замполит развел руками и шутливо спросил:
— Вы ли это?
— Я, товарищ капитан третьего ранга, я. Такой уж у меня сегодня день.
— Правда, правда, — согласился Вербенко. — Ну, что ж, приглашайте в дом.
Хозяйничала в доме Марина Запорожец.
— Сюда, сюда, дорогие гости…
Хоть и знал Юрий, что встретит тут Полю, но, переступив порог, замер. Девушки сидели рядом. Поля была в голубом платье, с широким белым воротничком, открывавшим высокую, загоревшую шею. На плечи падали густые, светлые волосы, цветом своим напоминавшие чистый, промытый морем, прокаленный солнцем песок.
Поля улыбалась ему. Только ему. Юрий ответил улыбкой. Это был немой, но такой радостный, сердечный разговор…
Все ждали, что первое слово скажет замполит Вербенко. Подняв бокал, он встал и обратился к молодым:
— Поздравляю вас, Ляля, поздравляю вас, Андрей Васильевич. Искренне верю, что вы создаете сегодня хорошую советскую семью. Не буду кричать «горько», потому, что и сам не знаю, откуда это неудачное слово появилось на свадьбах. Почему же «горько»? Наоборот, мы видим счастье в ваших глазах. Пусть оно и сопровождает вас всю жизнь…
Он помолчал немного, хитровато щуря глаза, и сказал:
— Поздравляю вас, товарищ главный старшина, и вас, Ляля, жену главного старшины.
— Извините, товарищ капитан третьего ранга, я — не главный старшина, а старшина первой статьи, — растерянно ответил Соляник. Он стоял за столом навытяжку, хоть был и не в форме, и приятно было смотреть на его широко развернутые плечи, на сильную грудь, на загорелое красивое лицо.
— Нет, вы уже главный старшина, — улыбнулся Вербенко. Есть приказ… Это вам, как говорится, свадебный подарок от капитана второго ранга, командира части. Просил передать. Рад буду видеть вас в новой форме… Ну, а что же я вам подарю? И так и этак прикидывал, да и придумал… Уверен, что заякорились вы на флоте на всю жизнь. Так вот вам морской якорь от замполита Вербенко, перед которым вам еще не раз придется стоять по стойке «смирно»…
Последние слова он произнес с теплым юмором, и все весело засмеялись. А Вербенко вынул из коробки гладко отшлифованную мраморную пластинку, на которой был прикреплен посеребренный якорь, обвитый такой же цепочкой.
Он подошел сначала к Ляле и расцеловал ее в обе щеки, потом немного неловко поцеловал Андрея. Выпил вместе со всеми бокал шампанского и тихо, как-то печально произнес:
