— А чё, тогда гонор свой показываете, — все пристает и пристает Васёк, — ты бы на себя со стороны посмотрел. Только к нам попал, и тут же вые…ться стал: я — десантник. Так и охота было в морду заехать.
— У каждого рода войск свои традиции, — еле шевеля онемевшим заплетающимся языком пытаюсь объяснить я, — наша традиция это вые…бон в мирной обстановке, а в боевой…
— Мы не хуже вашего воюем, — размахивая здоровой рукой кричит мне Васёк.
Слипаются у меня глаза и я уже не вижу возмущенное лицо бойца из разведроты мотострелкового полка, неразличимым шумом доносится его голос. Крепкая это штука медицинский спирт, пусть и разведенный, пьян я в дупель.
— Слышь, — трясет меня за плечо Федька фельдшер. Хочу но не могу открыть глаза, а он назойливо все зудит и зудит мне в ухо:
— Завтра тебе эвакуацию предложат, так ты не соглашайся. Госпиталь в Союзе это мрак. Рана у тебя не опасная, все заживет. Слышь? Не соглашайся.
— Ладно, — еле бормочу я и проваливаюсь в сон.
Через три дня когда мясо на ране уже затянулось и я более менее уверенно ковылял, вернулся наш батальон. Усталые, грязные, оборванные, голодные такими они пришли с гор. Мы всегда такими возвращались. Те кто вернулся. Прожженные солнцем, обессиленные и счастливые. Живы! Живы! Опять живы! Ковыляя, таща ранец и пулемет бреду к свой роте. Наши уже кружком сидят. Брошено на землю РД поверх личное оружие.
— Ну ты тут и харю отожрал, — встречает меня Филон встает и хлопает по плечу.
— А где х/б новое и ботинки урвал? — с легкой завистью спрашивает живой и здоровый Лёха.
— Спи…л небось? — смеется Муха.
— Пожрать тут чего есть? — скалит зубы Баллон.
— А П*** где? — осматриваясь ищу командира взвода.
— Да живой он, — улыбается Лёха, — к комбату пошел.
— Угощайтесь ребята, — я достаю из своего РД: тушенку; хлеб; флягу с разведенным спиртом. Выкладываю сигареты. Прошу:
— Герку связиста позовите.
За Геркой Баллон сбегал. Выпили, пожрали, еще по глотку выпили. Закурили. Обходя нашу группу и с завистью на нас поглядывая, проходят бойцы из других взводов и рот батальона. Извините ребята, не приглашаем, на всех не хватит. Сами шуршите. Они и пошли шуршать разбредаясь между палатками мотострелкового полка. А как же мало нас осталось в первом батальоне.
— Минометный расчет который нас тогда накрыл, — закуривая начинает рассказывать Филон, — мы достали. Они суки за горкой позицию оборудовали, вот мы их ночью и не приметили. Как вертушки отстрелялись, вот тут то они по нам навесным и долбанули.
— Мы их прямо на позиции взяли, — усмехается Лёха, — не ждали они, что мы так быстро до них дойдем.
— И?!
— П*** орет: «Не х. й делать и живьем не брать!» Мы еще когда на вершине были, видели, что одного из вашей группы тащат, а другой еле идет. Только не знали кого… А потом Филон пришел и говорит: Витек убит, а ты ранен, — со смаком покуривая ароматную сигарету поясняет Муха.
Смотрю на него. Где ж только у него душа то держится. Сам маленький такой, да еще и так похудел, просто кожа да кости, щели ввалились. Вот только щетины не было, не росла у него еще щетина, не брился он еще.
— Еще во втором взводе лейтенанта Г*** убили, — продолжает рассказывать Филон, — его взвод нас в ГПЗ сменил, а тут засада. Г*** ребят, пока они по камням расползались прикрывал, вот пулю и словил. Еще с его взвода тогда же двоих убили. И с первого взвода еще через день одного…
— В первой и третьей ротах тоже потерь полно, — вмешивается в разговор Герка, — и у нас во взводе управления радиста убили, я теперь его рацию таскаю.
— Духов минеров, что тогда с тобой взяли, афганским коммандос передали, — усмехается Лёха, — небось теперь в ихнем десанте будут служить, коммандос под такую их…
Это тоже обычным делом было, сегодня он дух, завтра его поймали и если он всех сдал и «раскаялся» то в афганскую армию или царандой его забирают.
— Эх как ребят то наших жалко, — тихонько по-бабьи вздыхает Баллон.
Курим и молчим. А небо то тут какое синие, ни облачка. Воздух чистый, дышится легко. Да, уходили в горы сентябрь был, а теперь уж октябрь подвалил. Все равно жарко, только ночами в горах холод до костей пробирает. А еще скоро мы с Лёхой вдвоем во взводе останемся, все остальные на дембель уйдут.
— Дать мне сигарет, — скрипучим голосом с подчеркнутым балтийским акцентом как обрубая каждое слово просит подошедший к нам Пауль.
Пауль Т*** эстонец. Долговязый, белесый, бледноглазый. По морде сущий фриц. Он тоже пулеметчик, только у меня РПКС, а у него ПКМ. Было у нас в роте отделение ПКМ (пулемет Калашникова модернизированный. Калибр 7,62-мм) четыре пулемета. Они средством усиления считались. Я с Паулем постоянно дрался. Он разок, в самом начале моей службы, меня русской свиньей назвал. Я его нацисткой шлюхой. И пошло дело. На дух друг друга не переносили. Как куда вместе попадем так обязательно драка.
— Паулю скальп сняли, — кивая в его сторону смеется Муха, — снайпер стрелял. Бац! Пауль валится, в каске дыра, кровь пошла. Думаем: убили парня. Снайпера загасили. Его вытаскиваем, только полезли документы забрать, а он: «куда в карман лезешь?» Каску снимает, а ему пуля вокруг головы круг очертила кожу стесала и вылетела. Мы в хохот. А он: «Чего смеешься как русский осел?»
— Ты фриц недоеб…ный, — вызывающе и опять нарываясь на драку говорю я, — ты разве не знаешь что у русских нет ослов? Такой скот только у вас водится.
— Ты русский осел! — засопел Пауль и уставился на меня белесыми глазами.
Упорный парень. Три раза я ему каждый глаз подбивал, он мне нос ломал. Бои как говорится шли с переменным успехом.
— Пауль! — встал Филон, — пока он ранен, то я за него.
— Ты не есть русская свинья и осел, — отказался от неравноценной замены Пауль, и снова потребовал, — дать мне сигарет.
Все засмеялись, как раз Филон то и был русским. Герка хоть по военному билету и числился русским, но уж больно для славянина был скуласт и узкоглаз. Муха башкир, Лёха узбек, Баллон украинец.
— Покажешь скальп дам сигарету, — стал я поддразнивать Пауля.
— Может тебе еще танцевать? — желчно бросил Пауль.
Белесые его глаза сузились, кулаки зачесались, так ему хотелось в драку броситься. Но курить хотелось сильнее и он снял старую обвисшую панаму. Красный как обруч охватывающий голову шрам. Редкие коротко остриженные белые волосы в запекшейся крови, умыться наверно еще не успел. Достаю из пачки пару сигарет протягиваю ему. Он их не берет, вырывает. Нахлобучив панаму, не поблагодарив повернулся ко мне спиной.
— Пауль!
Он резко как в бою одернулся. Я достаю из кармана упаковку с таблетками анальгина, протягиваю:
— Держи Фриц, башка то небось трещит.
Чуть поколебавшись Пауль берет таблетки и уходит. Пройдя несколько шагов все так же не оборачиваясь сухо бросает:
— Спасибо.
Странный парень, не с кем не дружит, особняком живет. Часто ходит навещать своего земляка из четвертого батальона. То есть это не совсем земляк, латыш из Риги. Но для Пауля, за отсутствием эстонцев, он видать все равно «благородных» балтийских кровей. Я этого латыша еще по учебке знаю. Он то мне и рассказал, что в семье Пауля в сорок шестом деда с бабкой расстреляли, якобы за помощь «лесным братьям». И чего теперь? Кого не копни почти у каждого в родне, этот расстрелян, репрессирован, помер с голодухи, отмотал срок или сдох на зоне. Время такое было. Одни стреляли и сажали, другие вставали у стенки или мотали сроки, все остальные молчали. А дети их уже все переженились, а мы их внуки. Разве свою кровь разделишь? И у меня прадеда в тридцать седьмом расстреляли за религиозную исламскую пропаганду. Он перед смертью от веры не отрекся. А оба деда у меня в составе Красной армии на Отечественной войне воевали, один убит, второй инвалидом вернулся. Память о них для меня тоже свята. Ну и что мне теперь из-за расстрелянного прадеда к духам что ли переходить? По своим товарищам стрелять? Они то тут причем? Слышь Пауль, мы то тут причем, что твоих постреляли. Ты сам то разве здесь не стрелял? Радуйся Пауль Т*** теперь твоя Эстония свободна и независима. Ты теперь без риска получить по морде можешь кричать русскоязычным не гражданам: «Русская свинья». Твои дед и бабка теперь национальные герои, а могилы советских солдат- наших дедов, оскверняют. Ты ж теперь в НАТО? Значит если что стрелять по нам будешь? Давай Пауль стреляй! Ты это умеешь. Теперь уже твоя суверенная Эстония воинский контингент в Афган отправила. И что ты скажешь этим солдатам? Ради чего им умирать? А может там твой сын служит, а что по возрасту вполне возможно. Что ему ты скажешь Пауль? Может все-таки вспомнишь как в восьмидесятом ты загибался в ПМП от желтухи, а ребята из твоего отделения эти «русские свиньи», достали для тебя капельницы и глюкозы. У нас в бригаде их не было, так они в медсанбат 201 дивизии ходили и там обменяли на чеки. Или как загасили снайпера который хотел тебя убить. Много что есть вспомнить. Так что есть Пауль за тобой должок. Знаешь Пауль, если ты хоть одного несчастного русского живущего в твоей стране, не ткнешь не попрекнешь, то будем считать, что мы в расчете. А насчет НАТО? Так мы тоже стрелять умеем и ты это знаешь.
