– Что понимаю?
– То, что со мной произошло.
– Может, расскажешь?
– Да, конечно, но не знаю, с чего начать.
– Как ты оказалась среди этих людей?
Наверное, это прозвучало пренебрежительно, поскольку она отняла свою руку и посмотрела на меня с укором.
– Это очень хорошие люди, Берта. Кроме жены директора, конечно, но она не актриса.
– Прости, я не имела в виду ничего плохого… Рассказывай! С самого начала!
– С какого начала? – Она засмеялась. – Начал много. И финалов тоже.
– Как получилось, что ты ушла из замка? Она помолчала, а потом раздраженно бросила:
– Ты ведь знаешь, что меня вынудили уйти.
– Да, но ведь ты собиралась жить у Вещей Сигрид!
На это она не ответила.
– И потом, ты всегда говорила, что замок для тебя как дом родной и что ты никогда его не покинешь.
Каролина продолжала молчать.
– Ты ушла, потому что Сигрид догадалась, что ты девушка?
Она окинула меня снисходительным взглядом.
– Ты серьезно так считаешь? Думаешь, я струсила?
Я рассказала о своем визите к Сигрид и о том, что видела ее портрет.
– Он совершенно удивительный, Каролина.
Она с сомнением посмотрела на меня и состроила мину.
– Но не очень-то похож на меня, правда?
– Еще как похож! Зачем ты так говоришь?
– Нет, сейчас он не похож. Но будет.
– Конечно, он еще не совсем готов…
Она покачала головой и произнесла с таким нажимом, словно хотела впечатать мне в сознание каждое слово:
– Это я не готова, Берта. Но когда я буду такой, какой должна быть, ты это увидишь! Да, увидишь!
Глаза ее засверкали, и вид у нее был очень решительный.
Она на минуту задумалась, потом повернулась ко мне и взяла мои руки.
– Берта…
– Да?..
– Я должна тебе кое-что сказать. Мне действительно хочется рассказать тебе, почему я ушла из замка. Но я не могу. Поверь мне! Я не могу! Может быть, позже. Но не сейчас. И, пожалуйста, не спрашивай меня об этом.
Она глубоко вздохнула и поведала, как оказалась в театральной труппе.
Она столкнулась с актерами еще в поезде, когда уезжала из замка. Войдя в вагон на маленькой станции, она очутилась посреди грандиозной свары. Из-за чего все ругались, было непонятно, но ей удалось помирить разъяренных спорщиков. Или точнее, она привела их к мысли, что ссориться-то не из-за чего.
Оказалось, что это гастролирующая театральная труппа, о чем она уже почти догадалась: никто не умеет ругаться так, как актеры. Но ни с кем и не сходишься быстрее. Через час они все уже были с ней закадычными друзьями и она знала о них все. За время путешествия она получила полный отчет об их жизни со всеми любовными романами, трагедиями, болезнями – в общем, была в курсе малейших подробностей.
– А ты сама? Что ты им рассказывала?
– Ничего. Ну, что-то я им, конечно, наплела, но ты же знаешь: люди охотней рассказывают о себе, чем слушают других.
Она засмеялась и продолжила:
– Вот так я оказалась в труппе. Я подумала, что это, наверное, судьба, и немедленно решила во что бы то ни стало получить роль. И получила, почти сразу! Удача была на моей стороне. От них как раз только что ушел один из молодых актеров. А они в это время ставили «Разбойников», последние репетиции были в полном разгаре. Он должен был играть главную роль, Карла Моора. Положение было безвыходное.
И тут появляюсь я! Как по заказу!
Каролина довольно рассмеялась. Еще в поезде она раздобыла тетрадь с текстом и начала тайком учить роль Карла Моора, пока директор театра и другие на все лады обсуждали, кто может заменить ушедшего актера. С самого начала предполагалось, что Каролина может надеяться на какую-нибудь незначительную роль. Потом было много «но» и «если», но в конце концов Каролина получила то, что хотела.
– Карл Моор – роль сложная, все время на грани, – сказала она. – Так что можно сказать, я поставила все на карту. Это было очень опасно! Но очень соблазнительно. Притом что я могла провалиться и перечеркнуть все свое будущее. Но я знала, что у меня получится!
– А почему твоего имени нет на афишах?
– Они были уже напечатаны, слава богу! Я могла играть анонимно, и это намного лучше. Иначе я бы чувствовала себя не так свободно.
Я спросила, собирается ли она и дальше выступать как актер, а не актриса.
– Нет. Вообще-то я не намерена оставаться в труппе Вилландера. Только в этом турне, а оно закончится к середине лета. Потом поеду в Стокгольм. Я же ничего не умею. Мне нужно многому научиться, чтобы поступить в настоящий театр. Нельзя же всю жизнь выезжать на том, что ты «самородок», как говорится.
– Ты, кажется, похудела. Ты нормально питаешься?
– Вполне. А иногда меня угощают. Так что с этим проблем нет.
– А живешь ты где?
Во время репетиций она жила у самого директора. Но его жена оказалась ужасно любопытной, поэтому долго там оставаться Каролина не могла. Но долго и не понадобилось: они отправились в турне, а во время разъездов жили в разных гостиницах. Сложность была только одна: ей приходилось объяснять, почему она не может делить комнату с соседом. Обычно она объясняла это тем, что храпит. И, когда кто-нибудь проходил ночью мимо ее двери, она выдавала жуткие рулады.
– В труппе надо мной все потешаются, – хмыкнула Каролина, – ну и пусть. Зато на сцене я королева!
– А тебе не бывает одиноко?
– Бывает. Но я хочу быть одна. Мне это нужно. В одиночестве мне хорошо. Так что не волнуйся за меня, Берта. Я наконец-то на правильном пути.
– Значит, в замок не собираешься возвращаться?
Она нахмурила брови.
– Почему же. Как-нибудь обязательно приеду. Но лучше не спрашивай об этом.
Она поднялась и спросила, который час. До поезда оставалось около получаса, идти было недалеко, и мы не спеша зашагали в сторону вокзала. Я больше ни о чем ее не спрашивала, и молчание между нами вдруг стало напряженным. В горле у меня застрял ком. Когда я увижу ее снова? Вдруг мы расстанемся сейчас навсегда?
– Сестричка… – прошептала я.
Она остановилась и ошеломленно посмотрела на меня.
– Ты никогда раньше так меня не называла!
– Да… просто раньше я никогда этого не чувствовала, но сейчас…
К глазам подступили слезы, и я не смогла договорить. Она легонько покачала головой, не отводя от меня своего ясного взгляда.
– Не думай об этом, Берта. Не стоит… Какая разница, один у нас с тобой отец или разные? Для меня это уже неважно.
Ее слова обожгли меня, словно удар хлыста. До меня вдруг дошло, что она должна была чувствовать, когда я говорила ей то же самое. А она безжалостно продолжала:
– Ты часто повторяла, что дружба важней родства. И ты была права. Я начинаю это понимать… Но пожалуйста, не расстраивайся, Берта! Я же не стану из-за этого меньше тебя любить.
Она взяла меня под руку, прижалась и прошептала:
– Я думала, ты обрадуешься, что я наконец-то поумнела.
Мне пришлось достать носовой платок и высморкаться.
Она смотрела на меня с такой любовью! Ужасно, что мы должны были расстаться… Я не знала, о чем говорить, и, всхлипнув, пробормотала:
– Ты знаешь, что Арильд и Леони помолвлены?
– Что ты говоришь! Как это могло случиться?
– София постаралась. Так она сможет разом избавиться и от Арильда, и от Розильды, а ее сыночек будет управлять замком.
– Ну да. Она же всегда этого добивалась.
– Но теперь это слишком серьезно! Что нам делать, Каролина? Может, все-таки съездишь туда? Софии сейчас нет, она в Англии!
Но она решительно покачала головой и спокойно сказала:
– Нет, Берта, я должна жить собственной жизнью.
Мы стояли на перроне, подходил поезд, и, чтобы мои слова не утонули в грохоте, мне пришлось кричать:
– Собственной жизнью, говоришь? Но разве это твоя жизнь, а не чужая – тех, кого ты играешь? А где же ты сама, Каролина? Настоящая, непридуманная? Почему ты не можешь хоть немного подумать о живых людях, которым ты нужна? Об Арильде, Розильде, обо мне?
Она слегка улыбнулась.
– А как же Карл Моор? Разве он не живой? А подумай о Джульетте, Офелии… или Гамлете! Разве им я не нужна? А Мария Стюарт? Подумай о ней!
Поезд остановился, я вскочила на подножку и крикнула сквозь смех и слезы:
– А дон Карлос? Смотри, о нем не забудь!
Улыбаясь, она помахала мне белым платочком.
– Конечно, не волнуйся. Я никого не забываю, Берта. Никого.
Каролина, с которой я встретилась, была другой. Очень изменившейся. Теперь у нее была почва под ногами. Она лучше знала свое будущее, чем я – свое. А мне-то всегда казалось, что она, как щепка, просто плывет по течению, от нечего делать пробуя то одну, то другую роль. Выходит, что нет. Очевидно, она всегда, более или менее сознательно, стремилась к одной и той же цели.
За нее можно было только порадоваться. Она нашла свое призвание, уверенно смотрела в будущее. Но это могло означать, что каких-то людей ей придется вычеркнуть из своей жизни, избавиться от какой-то части своего прошлого. А если я относилась к тем, кого нужно вычеркнуть? Мне следовало быть к этому готовой. Я могла потерять ее, хотя именно сейчас чувствовала, что мы так близки, как никогда прежде.
