Стелла Кузьминская
Надежда Ивановна сидела в пионерской комнате за столом и что-то писала, когда дверь приоткрылась и вошли две пионерки. Это были Настя Егорова и Валя Ёлкина.
Надежда Ивановна подняла голову:
— Что вам, девочки?
Настя и Валя смущенно переглянулись.
— Ну что же вы? Говорите, зачем пришли, — сказала старшая вожатая.
— Надежда Ивановна, — начала Валя, — мы больше не хотим Стеллу Кузьминскую.
Надежда Ивановна удивленно посмотрела на девочек:
— Что значит «не хотим»? Почему?
Девочки молчали.
— Уж если начали, так говорите.
— Мы больше любим Катю Снегиреву, — пояснила Валя.
— Больше любите Снегиреву? — спросила Надежда Ивановна. — Что ж, очень хорошо. Но разве этого достаточно, чтобы отстранить Кузьминскую?
— Достаточно! — уверенно сказала Настя. — Катя у нас все равно самая главная. Кузьминская только на словах председатель совета отряда, а до отряда ей и дела нет.
Надежда Ивановна внимательно слушала девочек.
— И потом, Стелла уж очень воображает, — сказала Валя. — Вот мы и хотим опять устроить выборы.
— Перевыборы, — поправила подругу Настя. — Мы хотим выбрать Катю Снегиреву. Только она об этом еще не знает.
Надежда Ивановна покачала головой.
— Надо, чтобы совет дружины вам это разрешил, — сказала она. — Без совета дружины нельзя. — И, нахмурив брови, она добавила: — К выборам, девочки, надо относиться серьезно. Это не игра. Раз вы уже выбрали Стеллу Кузьминскую — значит, считали ее достойной. Ее выдвинула такая серьезная, толковая пионерка, как Лена Ипполитова. Что ж, и Лена считает, что председателя совета отряда нужно переизбрать?
Валя посмотрела на Настю и легонько толкнула ее локтем. Настя кивнула головой и ответила не колеблясь:
— Теперь уже и Лена видит, что Стелла не годится в председатели совета. Не подходит. Лена сама говорит: «Я ошиблась».
— Вот как? — Надежда Ивановна очень строго посмотрела на девочек. — А вы не думаете, что завтра выберете Снегиреву, а через месяц и про нее скажете: «Не подходит. Воображает»? Этак у вас толку не получится.
— Что вы, Надежда Ивановна! — заговорили сразу обе девочки. — Про Катю разве так можно сказать? Она хоть и командует немножко и даже иногда покрикивает, но пусть, мы на нее не обижаемся.
И девочки рассказали о том, как вчера Катя, вместо Стеллы, устроила в классе очень важное собрание.
— Стелле только бы домой поскорей уйти, — сказала Настя, — а Катя не такая…
— Совсем не такая! — подхватила Валя. — И потом, она и у себя в звене всегда что-нибудь такое затеет. Вот, например, придумала сказки по очереди рассказывать, или если какая-нибудь девочка хвалит какую-нибудь книжку, так обязательно эту книжку прочитать всем вместе вслух.
— Мы с Валей теперь тоже так делаем, — сказала Настя. — Но Катя начала первая.
— Первая! — подтвердила Валя и мотнула кудряшками.
— Да-а, — задумчиво проговорила Надежда Ивановна, — Снегирева — молодчина, и я думаю, она справится. Но ведь дело не в одном только председателе. Весь совет отряда должен работать дружно…
Надежда Ивановна помолчала и, по обыкновению, прошлась по комнате, заложив за спину руки.
— Вот что, девочки, — сказала она наконец, усаживаясь на место. — Пошлите завтра Стеллу ко мне после уроков. Впрочем — нет. Лучше я ее сама позову.
На другой день после уроков Стелла пришла к Надежде Ивановне. В пионерской комнате было шумно. У стола несколько вожатых, склонившись над разграфленным листком, обсуждали план предпраздничных экскурсий (уже приближалось седьмое ноября). Какая-то девочка, волнуясь и вытирая глаза, уверяла Надежду Ивановну, что она всегда-всегда носит пионерский галстук и только один раз забыла…
— Ну хорошо, успокойся, — сказала Надежда Ивановна. — Завтра я приду к вам на сбор.
И, увидев стоящую на пороге Стеллу, она кивнула головой:
— А, Кузьминская! Ну, идем. Мне надо с тобой поговорить.
Она повела Стеллу в кабинет директора, где сейчас никого не было, усадила ее на большой кожаный диван с пуговками, прихватывающими обивку, и сама села рядом.
— Ну, — сказала она, — рассказывай, как у тебя идут дела.
Стелла с недоумением и тревогой посмотрела на Надежду Ивановну.
— Хорошо, — робко сказала она. — У меня по всем предметам пять. Только по географии меня еще не спрашивали…
— Я знаю, что отметки у тебя прекрасные, — сказала Надежда Ивановна. — Ну что ж, это очень хорошо. Но ты ведь не только ученица четвертого класса. Ты — пионерка, да к тому же еще председатель совета отряда.
Стелла пожала плечами.
— Ну что ты молчишь? Ты же видела, что делалось у вас в классе, — продолжала Надежда Ивановна. — Почему ты не поговорила ни с Олей, ни со мной?
Стелла удивленно посмотрела на Надежду Ивановну.
— Я как-то не догадалась, — медленно сказала она.
— Ну а почему ты не посоветовалась с девочками? Ведь на то и существует совет отряда.
Стелла опять беспомощно поглядела на старшую вожатую. В глазах ее Надежда Ивановна почувствовала безмолвный вопрос: «Ну чего вы все ко мне пристали?»
— Что же мы с тобой будем делать? — спросила Надежда Ивановна. — Как ты думаешь вести работу дальше?
Стелла смотрела вниз, покусывая губы.
— Вот что, Надежда Ивановна, — вдруг сказала она решительно. — Пусть лучше кто-нибудь другой будет у нас председателем совета отряда. А я, наверно, не подхожу.
— Вот как? А кто же, по-твоему, подходит?
Стелла опять задумчиво пожала плечами и подергала кожаную пуговку на обивке дивана.
— Ну, Катя Снегирева, пожалуй, — сказала она. — Снегирева как-то так умеет говорить, что ее все слушают. А я так не могу. Да и мама недовольна.
Надежда Ивановна насторожилась:
— Мама? Почему?
— Да я сама не знаю, — уклончиво ответила Стелла. — Она говорит: «Хватит с тебя, что ты учишься на пятерки». Она говорит, что у меня здоровье слабое.
— Да? — удивилась Надежда Ивановна. — Разве ты часто болеешь?
— Нет, не очень часто, — сказала Стелла. — Можно даже сказать — редко, а мама все-таки всего боится. Она любит, чтоб я дома была, и не любит, чтоб я куда-нибудь ходила. И потом, она все сердится… — Стелла смутилась и замолчала.
— Почему сердится? На что? — спросила Надежда Ивановна.
— Не знаю… Ну вот я, например, говорю: «Вырасту — буду учительницей». А она: «Перестань глупости болтать!» — «Ну, тогда я буду библиотекарем». А мама: «Час от часу не легче». — «Ну, тогда — доктором…» А мама говорит: «Сама не понимаешь, чего хочешь. Трудная, неблагодарная работа». Что же, мне никем не быть, что ли?
Надежда Ивановна засмеялась и потрепала Стеллу по плечу:
— Зачем же «никем»? Много еще есть на свете разных профессий.
Стелла грустно покачала головой:
— Нет, мама непременно хочет, чтоб я артисткой была. А я нисколько, вот нисколечко не умею представлять. Какая же из меня артистка?..
Надежда Ивановна сочувственно посмотрела на эту красивую девочку в нарядном переднике, с большим бантом в подстриженных до плеч волосах.
— Вот что, Кузьминская, спроси у мамы, когда и где ей удобнее встретиться со мной. Я бы хотела с ней поговорить.
…Надежде Ивановне не пришлось долго ждать ответа. Стеллина мама явилась сама в тот же вечер, несмотря на сильный дождь.
— Чего вы хотите от моей девочки? — спросила она.
— Простите, а кто ваша девочка? — сказала Надежда Ивановна.
— Как это — кто? Стелла Кузьминская. Зачем вы меня вызвали?
— Право, я и не думала вызывать вас, — ответила Надежда Ивановна. — Я бы могла и сама прийти к вам. Я только хотела поговорить с вами, посоветоваться. Садитесь, пожалуйста.
Надежда Ивановна с удивлением смотрела на свою посетительницу. Она видела мать Стеллы Кузьминской в первый раз. На родительские собрания Кузьминские приходили редко. А если и бывал кто-нибудь, то не мать Стеллы, а отец. Его Надежда Ивановна помнила хорошо. Невысокий, плотный человек с бледным, красивым лицом. У Стеллы были такие же тонкие темные брови, как у него, такие же серо-синие глаза с густыми ресницами. Он, кажется, какой-то видный инженер, консультант по отоплению, что ли. На собрания он обычно приходит с опозданием и уходит раньше всех. Надежда Ивановна ждала, что и мать Стеллы будет тоже красивая, нарядная, как ее дочка, с таким же равнодушно-холодноватым лицом, как у ее мужа. Но она оказалась совсем не такая.
Это была высокая, очень худая женщина, просто и даже небрежно одетая. Надежда Ивановна почему-то заметила, что палец на ее перчатке разорван и волосы выбиваются из-под шляпы неровными, растрепанными прядями. Лицо у нее было суровое, с широкими скулами и твердым подбородком. Надежда Ивановна невольно вспомнила слова Стеллы: «Мама почему-то все сердится».
