— И, однако, он адъютант Колмена.
— «Адъютант»! — презрительно сказал Люттих. — Адъютант бывшего торговца неграми!
Люттих ненавидел всех, кто был до войны связан с торговлей людьми. Он считал, что этих людей надо расстреливать, даже когда они сдаются в плен без оружия.
— Должен вам сказать, майор, — заметил он, выпуская клуб дыма, — что у нас не регулярная война. У нас гражданская война. Миссурийские разбойники расстреливают мирных граждан, включая женщин и детей. Почему мы должны миловать этих злодеев?
— А что скажет подполковник? — спросил Белл.
Люттих вздохнул и отвернулся.
Война в штате Миссури и в самом деле была «нерегулярная». Южане просачивались в этот штат тайно, небольшими бандами и орудовали на дорогах, нападая на армейские транспорты и на уединённые фермы.
Дорога из Спрингфилда в Сент-Луис летом 1862 года находилась под постоянной угрозой. Стреляли из-за кустов и заборов, из-под мостов, с деревьев и крыш. Стреляли в людей и лошадей. По ночам небо окрашивалось заревом пожаров. Горела какая-нибудь ферма, жители которой провинились в том, что дали напиться солдатам-северянам.
Самой неуловимой была банда бывшего негроторговца Колмена. Она прославилась по всему штату и как самая беспощадная банда. Колмен убивал всех встречных негров и негритянок, старых и молодых, и оставлял трупы на дорогах, прикалывая их одежде записку с одним словом «Колмен».
— Что скажет подполковник? — задумчиво промолвил Люттих. — Он скажет, что это революционная война и что надо наступать. А пленных отправлять в штаб дивизии… если они не разбегутся по дороге и…
Белл улыбнулся.
— И они разбегутся, Люттих, — закончил он.
Из-за соседнего холма выехала кавалерийская часть. Глядя в бинокль с веранды, Белл видел, как сверкают на солнце обнажённые сабли.
— Похоже на конвой… — сказал он. — Это наш полуэскадрон идёт на рысях… О, Люттих, это сам подполковник!
Это и в самом деле был подполковник Иосиф Ве́йдемейер, широкоплечий человек с выправкой профессионального военного. Он неторопливо слез с лошади у крыльца фермы и устало ответил на приветствия своих подчинённых.
— Ну и погода, Белл, — сказал он, снимая запылённую фуражку и вытирая лоб платком, — солнце палит, а напоить нечем ни людей, ни лошадей. Ни одного ручейка, и все колодцы засыпаны от Сэ́лема до этой реки.
— Это Колмен, — сухо сказал Белл, — его нигде нет, и он есть везде.
Вейдемейер был лысый. Недостаток волос на голове возмещался у него окладистой бородой, похожей на веер.
— Мы не видели ни души на дороге, майор.
— Зато Колмен видел вас, — ответил Белл. — Будьте спокойны, он уже сосчитал, сколько сабель у вас в полуэскадроне, и заметил, как выглядят кони.
— Да, — сказал Вейдемейер, — самая плохая война, это когда не видишь неприятеля и не знаешь, где он.
Иосиф Вейдемейер был когда-то артиллерийским офицером в Пруссии. Но армейская жизнь была ему чужда, потому что по убеждениям он был социалистом. Он ушёл из армии и погрузился с головой в политическую борьбу. С 1851 года его разыскивала прусская полиция как «опасного политического заговорщика». Он уехал в Америку и основал несколько революционных газет.
Как только началась война, Вейдемейер прибыл в Сент-Луис, где было множество немцев-социалистов. Летом 1861 года он носил уже наплечники артиллерийского капитана.
— Если мятежники захватят Миссури, весь Запад Америки будет потерян, — заявил он и взялся за организацию обороны.
Южанам не удалось захватить Миссури. Сент-Луис стойко сопротивлялся, и главными его защитниками были рабочие-немцы, бывшие участники революции 1848 года — стойкие бородатые люди, не идущие ни на какие уступки и ненавидящие рабство.
Здесь, к западу от Миссисипи, не было элегантных генералов и офицеров, которые ждали, что «белый подаст руку белому» и гражданская война кончится полюбовной сделкой Севера и Юга. «Маленький Мак» был далеко. Здесь офицерские погоны украшали плечи фермеров, литейщиков, кузнецов, пароходных матросов и паровозных машинистов. Когда Том Белл через год получил звание майора и явился в штаб дивизии, он нашёл там Иосифа Вейдемейера в расстёгнутом мундире, с бородой, похожей на веер. Вейдемейер изучал карту.
— Честное слово, — сказал Вейдемейер, — если б «маленький Мак» был настоящим полководцем, он понял бы, что надо не окружать неприятеля кольцом, как это когда-то делали дурные немецкие генералы, а резать его на две половины, как острый нож режет колбасу!
И он провёл карандашом прямую черту от границ штата Теннесси́ через Джо́рджию прямо к морю.
— Это было бы недурно, — сказал Белл, — и сразу закончило бы войну. Почему бы вам не написать о своём плане президенту?
— Это не мой план, — сказал Вейдемейер.
— А чей же?
— Моих старых друзей Карла Маркса и Фридриха Энгельса.
— Слышал, — удивлённо сказал Белл, — это коммунисты, которые живут в Лондоне? Что им до гражданской войны в Америке?
Вейдемейер бросил на него сверкающий взгляд.
— Дорогой майор Белл, — сказал он, — мои друзья в Лондоне всегда с теми, кто сражается за свободу во всём мире!
Подполковник Вейдемейер был непримирим. Он презирал «маленького Мака» и генералов — медлителей из Вашингтона.
— Надо гнать в шею уступчивых генералов, маменькиных сынков и жирных дельцов, — гремел он, — надо воевать не за конституцию, а за революцию!
— Я сам рабочий и земляк Линкольна, — сказал ему Том Белл, — и я верю в президента.
— И я агитировал за него на выборах, — буркнул Вейдемейер, — но я не понимаю, чего он ждёт. Юг — это не страна а боевой лозунг. Южан можно убедить только насилием.
— Линкольн не торопится и не отступает, я его знаю, подполковник. Подождём…
Но Вейдемейер был не из тех людей, которые могут спокойно ждать. Он добился назначения в долину реки Каррент, где действовал невидимый Колмен.
Всё жаркое лето 1862 года ушло на поиски противника. Дубовые рощи хранили молчание, реки неслышно несли свои воды, ястребы парили в глубоком синем небе. Может быть, они оттуда, видели всадников в серых куртках, но хищник хищника не выдаст. В конце августа удалось напасть в лесу на патруль бандитов и взять нескольких пленных. Они клялись, что не знают, где лагерь их начальника. Это знал только адъютант Колмена, белобрысый юноша со шрамом на лбу, по прозвищу «Ринго-Котёнок».
Вейдемейер пришёл к нему в тот же день вместе с Беллом. Ринго сидел возле стола, подперев голову рукой, и смотрел на дальние синие рощи. Лицо у него было неподвижное и казалось сонным.
Подполковник молча несколько минут изучал пленника. Между бровями у Вейдемейера появилась тяжёлая складка.
— Может быть, вы согласны назвать своё подлинное имя? — спросил он.
Ринго молчал.
Вейдемейер запустил руку за пазуху и вытащил оттуда тщательно сложенную бумажку.
— Нед Снукс, — сказал он, — я привёз вам письмо от вашей матери.
Ринго вздрогнул, опустил обе руки и вперился взглядом в бороду подполковника. Потом он протянул руку и взял письмо.
Пока Ринго читал письмо, Белл недоуменно смотрел на своего начальника. Лицо у него было такое же неподвижное, как у адъютанта Колмена. «Нашла коса на камень», — подумал Белл.
Ринго бросил письмо на стол.
— Она писала под вашу диктовку? — спросил он.
Это были его первые слова за сутки.
— Она принесла мне это письмо в штаб, — сказал Вейдемейер.
Ринго думал несколько минут. Потом он повернулся к подполковнику и проговорил раздельно:
— Короче говоря, вы не узнаете, где лагерь Колмена. Когда меня расстреляют?
— Вас не расстреляют, — отвечал Вейдемейер.
— Вы хотите сказать — «под условием»…
— Без всяких условий. Что вам пишет ваша мать?
— Вы не читали?
— Перестаньте валять дурака, Нед! — сказал Вейдемейер. — У нас нет привычки читать чужие письма.
— Она пишет… — с усилием промолвил Ринго, — она пишет, чтоб я вернулся домой.
— Возвращайтесь.
— Чтоб меня подстрелили по дороге?
— Нед, — сказал подполковник, — где вы раздобыли этот шрам на лбу?
— Это вас не касается.
— Меня всё касается, Нед. Когда вы сидели в тюрьме, у вас не было шрама.
— А! — сказал Ринго. — Вы и это знаете? Вы, пожалуй, знаете, за что я сидел в тюрьме?
— Отлично знаю. За покушение на убийство. Вы замахнулись ножом на шерифа, который назвал вашу мать «воровкой».
— Гм… — пробормотал Белл, но подполковник не обратил на него никакого внимания.
— Ваша мать никогда ничего не крала. У вас в доме нашли мешок с бобами, который вы сами украли на станции.
— Значит, я вор? — спросил Ринго.
— Не думаю, — сказал Вейдемейер. — Полагаю, что вас подбили молодцы, которые курят трубки, сидя на станционном заборе в ожидании вечернего поезда.
