мы обязательно победим, если проявим героизм. Поддержка из-за границы, уверял он, обязательно придет. Потом он рассказывал о своих военных похождениях. Надо сказать, что рассказывать он умел так, что дух захватывало. За разговором выпили. Больше, чем обычно. После этого «шеф» показал нам несколько боевых приемов дзю-до на Йошке Лампе. Сперва я подумал, что он выбрал себе в «противники» толстяка Йошку, как самого сильного из нас. Но когда он несколько раз вывернул ему руку за спину, так что у бедняги от боли слезы брызнули из глаз, я начал подозревать, что Жаба все же не простил давешнюю грубость. Я заметил у «шефа» в глазах тот прежний, дьявольский огонек, и мне стало жутковато. А какой он вежливый сейчас, думал я. Как вспомнишь, что еще утром он угрожал нам пистолетом, удивишься. Вообще с того момента, когда он начал ссору с Дюлой, меня не покидало чувство, что он всех нас люто ненавидит. Поэтому, ложась спать, я шепотом спросил Ласло:
— Послушай, Лаци, ты веришь ему?
И глазами показал на «шефа».
Мой маленький белобрысый приятель неопределенно пожал плечами.
После полудня «шеф» приказал лезть на крышу. Он был бледен, и на лице было выражение отчаянной решимости.
Один за другим мы вылезли на крышу и, крадучись, поползли к ее краю.
— Давай, ребята! — командовал Денеш. — Давай!
С нетерпением мы ждали, когда рядом послышится голос «шефа», когда он сам появится на крыше, даст нам указания, какие-то советы. Но Жаба не появлялся, и никто больше и не видел его после того, как мы выбрались через люк.
Положение наше с каждой минутой ухудшалось. На какое-то время мы забыли не только о «шефе», а вообще обо всем.
Поползли назад, к дымоходной трубе. А оттуда, уже совсем потеряв голову, — к люку. Нам показалось, что дом получил прямое попадание и вот-вот рухнет: так он шатался, а с ним вместе ходила ходуном и крыша. И тут-то нас ожидал страшный сюрприз. Крышка люка была заперта изнутри, из квартиры. Как мы ни силились, как ни старались ее открыть, она не поддавалась.
— На задвижку изнутри заперта, — сказал толстый Йошка.
Мы топали по крыше люка ногами, потом бросили это бесполезное занятие и улеглись ничком на крышу, стараясь как можно плотнее прижаться к кирпичной кладке дымохода. Если бы кто-то находился в квартире, то наверняка услышал бы, что мы просим открыть люк. Услышал бы — при желании. А если нет такого желания?
«Шеф» не поднялся с нами на крышу, «шеф» остался внизу. А может быть, его уже и нет там? Уехал, а нас запер на крыше?
7
На улице продолжали стрелять, и мы не могли долго возиться с крышкой люка. Пришлось спрятаться за трубой, всем вместе, прижавшись друг к другу как можно теснее. Добрых полчаса мы даже шевельнуться не смели, так что время поразмыслить у нас было. Значит, бежал, бросив нас, негодяй! Предал! Мы готовы были плакать от обиды, потом кто-то вслух подумал: вдруг он нас проверяет на прочность? А может, ему спешно пришлось оставить квартиру, и он просто забыл, что запер изнутри люк на задвижку? Может, когда обстрел утихнет, мы попытаем счастья снова, и крышка откроется без всякого усилия…
У меня перед глазами прыгали, вертелись огненные круги, я чувствовал, что вот-вот потеряю сознание, и почти ничего не видел. Страшно мучила жажда. Не знаю, сколько времени это все продолжалось. Мы уже все лежали вокруг люка, но всё ждали: никто не решался притронуться к крышке первым и попытаться открыть ее. Надежда, что теперь она откроется, не покидала нас, и мы так боялись обмануться в ней. В конце концов Павиач протянул руку, робкую, дрожащую, и надавил на крышку, сперва чуть-чуть, затем сильнее и, в конце концов, яростно. Я видел, как гнев перекашивал лица ребят. Теперь все уже начинали понимать: люк закрыт и не откроется вообще.
До вечера мы лазили по всей крыше, искали хоть какой-нибудь лаз на чердак. Но все двери, ведущие с чердаков на крышу, были заперты. Изучали мы и дымоход: насколько широко его отверстие и можно ли по нему спуститься вниз. Но и этот путь, как выяснилось, не подходил для нас. Осмотрели карниз крыши: может, где есть пожарная лестница или хотя бы возможность спуститься вниз по вбитым кое-где в стену костылям, а затем незаметно пробраться в дом. Но возможность была и здесь только одна — сломать себе шею. Дом высокий: смотришь сверху — мороз по коже подирает.
Можно было бы попробовать добраться по стене до разбитых окон нашей квартиры. Но, как назло, стена была гладкая, без единого выступа. А там, где вдоль стен шла галерея, она была ниже крыши почти на три метра. Ясно было, что мы угодили в западню и у нас нет другого выхода, как вступить в состязание с высотой. Мы смотрели один на другого, но никто не решался и не хотел уговаривать другого.
— Потерпите, ребята, — сказал Денеш. — Не надо терять голову, только и всего. Люк закрыт. Но, может, через полчаса или через час его снова откроют. А прыгать или ползти вниз — слишком рискованно. Оставим это на самый крайний случай. Вот увидите, «шеф» скоро придет. Не бросил же он нас в беде.
Упоминание о «шефе» вызвало у всех возмущение.
— Подлец! Негодяй! — послышались возгласы ребят.
А я добавил:
— Жаба!
— Это точно! Жаба и есть! — повторил Йошка Лампа. — Человеческого в нем и капли нет! Люк он нарочно запер. А сам — кто знает, где он теперь. Плевать ему на нас!
Быстро смеркалось. Будто черным пологом задернуло небо. Кое-где тускло, подслеповато заморгали уцелевшие уличные фонари.
— Есть хочется, — состроив потешную гримасу, простонал Павиач.
— Скоро уж к вечерне зазвонят. А у меня живот к спине прирос. Сегодня был для нас страстной вторник, потом среда наступит — тоже страстная, а
