— Ну что ж, посидите в сторонке, — сказал следователь и приказал милиционеру: — Введите обвиняемого Ивана Левшина.
В кабинет вошел дядя Иван. Увидев Алешку, он улыбнулся ему, а. потом, заметив Степаниду, смущенно опустил голову.
Следователь спросил:
— Обвиняемый, скажите, — эта гражданка вам родня?
— Да… Мой брат был мужем ее дочери.
— Значит, вы должны знать внука этой гражданки и своего племянника?
— Конечно.
— Он в этой комнате?
— В этой комнате? — переспросил, озираясь, дядя Иван и покачал головой. — Его здесь нет.
— А это кто? — спросил следователь, показывая на Алешку.
— Николай Лопатин! Это не племянник.
— Ах, бесстыжие твои глаза! — вскочила старая Степанида и потрясла маленьким, худеньким кулачком. — Сгубил парня, в грязное дело втянул, а теперь отказываешься.
Следователь остановил ее:
— Гражданка, я вас прошу вести себя спокойно. — И приказал милиционеру: — Тракториста Шугая! — Когда тот вошел, спросил, показывая на Алешку: — Вы этого молодого человека знаете? Как его фамилия?
— Алексей Левшин!
— А что я говорила? — обрадовалась бабка.
— Что вы говорили, я слыхал, — перебил ее следователь. И продолжал вызывать свидетелей.
И вот один за другим вошли в директорский кабинет: Черешков, Сергей Антонович, Серафима Сергеевна, Форсистов, Володька, его отец — пастух колхоза, Глаша. Одни показывали, что Алешка — это Алексей Левшин, а другие, что он Николай Лопатин. Поднялся шум. Ни одна из сторон не желала признать правильными показания другой стороны. Тогда следователь сказал:
— Хорошо, давайте сделаем так: может быть, мы сможем прийти к единым показаниям в отношении другого человека, — и кивнул милиционеру: — Ввести Алексея Левшина!
— Какой еще Алексей Левшин? Один есть у меня внучек — вон он, — вскочила старая Степанида.
В комнату вошел Колька Лопатин. Он невольно остановился, увидев так много своих знакомых. Следователь подозвал его к столу, повернул лицом к присутствующим и сказал:
— Перед нами гражданин, который мне известен как Алешка Левшин. Кто считает, что я не ошибся?
— Совершенно правильно, это Левшин, мой племянник, — первый заявил дядя Иван.
— И я могу то же самое сказать, — подтвердил Сергей Антонович. — Он поступил к нам учеником-слесарем.
— Совсем очумели! — выкрикнула бабка. — Да ведь это Колька Лопатин.
— Я должна то же самое сказать, — показала Серафима Сергеевна. — Это Николай Лопатин.
Порядок допроса был нарушен. Каждая сторона организованно выкрикивала:
— Лопатин!
— Левшин!
— Нет, Лопатин!
— Нет, Левшин!
Тогда следователь поднял руку и, восстановив тишину, сказал:
— Поскольку показания свидетелей существенно отличаются друг от друга, то спросим Левшина и Лопатина, кто из них Левшин, а кто Лопатин.
— Я Левшин, — сказал Алешка.
— Я Лопатин, — сказал Колька.
— Очень хорошо. Значит, раньше вы обменялись фамилиями? Так я вас понял? Но, как известно, признание своей вины еще не является доказательством вины. А потому я должен выяснить, как произошло, что вы обменялись своими фамилиями. Начнем с Алексея Левшина.
— Вы это меня? — спросил Алешка.
— Ну конечно! Иль отвык, что ты Левшин?
— Отвык…,
— Привыкай… Рассказывай.
Следователь выслушал показания Алешки, потом стал допрашивать Кольку. Дело становилось все яснее. И теперь оно рисовалось ему уже совершенно в другом свете… 15 мая инвентаризационная комиссия при училище механизации обнаружила в складе запасных тракторных частей недостачу материальных ценностей на сумму 5292 р. 94 к., ответственным за которые являлся гражданин Левшин И. И., заведующий складом, он же комендант училища. Первоначально подозрение пало на гражданина Левшина, каковой был привлечен по данному делу к ответственности. Однако, как показало следствие, гражданин Левшин ни в чем не виновен, так как все ценности — как то магнето, динамо, арматура и т. д. — на вышеупомянутую сумму, были похищены гражданином Лопатиным Николаем, который оказался в его доме, а затем и в училище под именем Алексея Левшина. Конечно, обвиняемый Левшин подлежит освобождению… Значит, обвиняемым должен стать Лопатин? Но ведь совершенно ясно, что Лопатин действовал по принуждению шайки… Следователь еще не успел решить, как быть с Лопатиным, как вдруг увидел во всем этом деле новую трещину, грозящую разрушить все его умозаключение.
— Позвольте, граждане, — обратился он ко всем присутствующим, — а как же так получилось? Вернулся в МТС Левшин Алексей Николаем Лопатиным, и никто его не изобличил в подмене фамилии. Тут что-то не так!
— МТС была озабочена, чтобы черепановский тракторный участок вышел в передовые, — сказал Черешков. — Наше внимание привлекал к себе Форсистов, а не его ученик…
— А я вовсе и не был его учеником, — запротестовал Алешка. — Я работал на него. Работал, а он славу зарабатывал…
— Славу? — удивился следователь и взглянул на Форсистова.
— Можете по документам проверить, — пытался оправдаться Форсистов. — Там все до сотки учтено.
— А скажи, Левшин, Форсистов знал, что у тебя не своя фамилия? — спросил следователь.
— Знал.
— Ну вот, теперь все ясно!
Следователь поднялся с директорского кресла, задумчиво прошелся по кабинету и остановился около Алешки и Кольки.
— Ну скажите, — что мне делать с вами? — И повернулся к Черешкову. — Каша заварена, и надо ее расхлебывать.
Было уже за полдень, когда дядя Иван получил справку о прекращении следствия по обвинению его в хищении. Но прежде чем уйти, он позвал из коридора Алешку и Кольку и подвел их к столу следователя.
— Разрешите уточнить, товарищ следователь. Так, значит, мой племянник Николай Лопатин?
— Позвольте, гражданин, — запротестовал следователь. — Вы опять путаете. Не Лопатин ваш племянник, а Левшин.
— Совершенно верно. Я хотел сказать — бывший Лопатин, — поправился дядя Иван. — Не тот, который был племянником, а который не был племянником. Так просьба у меня к вам, — вы сами рукой укажите — где Левшин, а где Лопатин, который племяш, а который нет.
— Вот он ваш племянник, — сказал следователь и подтолкнул Алешку. — Вот!
— Спасибо, — поблагодарил дядя Иван и, подойдя к Кольке Лопатину, взял его за руку.
— Теперь буду знать.
— Но позвольте, не этот ваш племянник.
— Знаю. Но именно он-то мне и нужен. Вы как хотите, можете судить парня, а я его из любой тюрьмы вызволю и человеком сделаю. Да он и есть человек! Правда, подвел он меня, но и спас…
Алешка вышел от следователя, чувствуя себя победителем. А не рано ли ты празднуешь победу? Твоя судьба еще не решена. Теперь всем известно, что училище механизации ты закончил, не имея на то права, что все твое уменье водить трактора незаконно, а следовательно, вылезай-ка из кабинки. Отдохни два годика. Будет семнадцать, тогда пожалуйста!
Алешка прилег на траву у конторы МТС. Ну когда, наконец, вызовут его к Черешкову? Быть или не быть ему трактористом? Рядом с Алешкой — бабушка Степанида. Довольная, что все окончилось благополучно, она потчевала его ватрушками и жаловалась на свое житье-бытье:
— Хоть дочка мне Лизавета, а не хозяйка я в доме. Да и чувствую — обуза я ей… Своя семья большая.
— Ничего, бабушка, потерпи немного, я тебя скоро к себе возьму, будешь опять хозяйкой…
— Ты обо мне не думай, сам себя хоть прокорми.
На крыльце появилась Таня. Она поманила Алешку
и молча повела за собой через темный коридор. Не доходя до директорского кабинета, она остановила его и сжала руку.
— Тихо… Слышишь?
Дверь в кабинет была неплотно прикрыта, и Алешка не только мог слышать, что там говорят, но и увидел в щелку сидящих за столом Черешкова, Сергея Антоновича и Шугая. Зачем Таня привела его? Подслушивать чужие разговоры? Он уже не мальчишка. Но уйти он тоже не мог. Вечно девчонки подводят ребят.
— Я понимаю, — услышал Алешка голос Черешкова, — что у парня положение трудное. Кто попробовал хлеб, заработанный своими руками, тот не пойдет на иждивение к бабке. Да и вряд ли она сможет взять его к себе. Но поймите, Сергей Антонович, и мое положение. Закон запрещает мне вручать машину детям.
— Да такое ли Левшин дитё? Вы знаете, сколько ему лет?
— Забыл. Не то четырнадцать пятнадцатый, не то пятнадцать шестнадцатый.
— Видите, — рассмеялся Сергей Антонович. — Годы идут, ребята взрослеют, вступают в жизнь, а мы все их детьми считаем…
— Но закон… — упрямо проговорил Черешков. — Кажется, логично?
— А зарабатывать славу взрослым, таким, как Форсистов, пятнадцатилетнему можно? Это логично? — спросил Шугай.
