Она припомнила кстати и целую плеяду так называемых кухарок с кислыми физиономиями – старания каждой из них прибавили в свое время седых волос миссис Шрайбер. Одни из этих кухарок умели стряпать, другие нет; но все были дамами, неприятными во всех отношениях, со скверным характером, раздражительными и делавшимися, вне зависимости от срока их службы, тиранами в доме. Некоторые из них были слегка тронутыми, прочих всего один шаг отделял от палаты с пробковой обивкой и смирительной рубашки. Ни одна из них не проявляла ни малейшего внимания к хозяйке и никогда не отступала от тех правил, которые сама же и устанавливала, исходя единственно из соображений собственного удобства…
В двери щелкнул ключ, она распахнулась настежь, и в квартиру торжественно вступила миссис Харрис, по обыкновению оснащенная своей невероятной сумкой, набитой всякой всячиной, одетая в слишком длинное, не первой молодости пальто, пожертвованное кем-то из клиентов, с украшенной цветочками шляпкой на голове – шляпка тоже досталась миссис Харрис от ее клиента (давно покинувшего земную юдоль), и ее можно было бы принять за экспонат музея древностей, если бы не очередной каприз моды, возродивший к жизни подобные диковины.
– С добрым утром, мадам! – бодро приветствовала она миссис Шрайбер. – Я сегодня пораньше пришла – вы вчера сказали, что вечером гостей ждете, так я решила, что надо бы прибраться получше, чтоб вам лицом в грязь не ударить.
Миссис Шрайбер, только что перебиравшей в памяти длинный ряд скверной прислуги, с которой ей когда-либо приходилось мучаться, миссис Харрис представилась настоящим ангелом-хранителем – и прежде чем она успела сообразить, что делает, она бросилась к маленькой уборщице, обняла ее и воскликнула:
– Ох, миссис Харрис, вы не представляете, как я вам рада! Как рада!
И тут она вдруг разразилась слезами. Вероятно, миссис Харрис, в ответ на неожиданно бурное приветствие ласково похлопавшая ее по спине, помогла ей дать выход накопившимся эмоциям. Всхлипывая и вытирая глаза, миссис Шрайбер сбивчиво заговорила:
– О милая миссис Харрис, у моего мужа – чудесные перемены! Его повысили – и мы едем в Нью-Йорк… но я так боюсь! Я просто боюсь!…
Миссис Харрис еще не поняла толком, в чем дело; однако симптомы были налицо, а уж подходящее средство она знала: она поставила свою гигантскую сумку на пол, потрепала миссис Шрайбер по руке и ласково сказала:
– Ну полно, милочка, полно. Не надо так расстраиваться. Все хорошо. Вот сейчас я вам чашечку чайку сооружу, и все будет в порядке.
Миссис Шрайбер сразу почувствовала себя лучше и ответила:
– Спасибо, только вы и себе налейте, – и вскоре обе женщины сидели за кухонным столом, потягивали свежезаваренный чай, и миссис Шрайбер рассказывала сочувственно кивающей уборщице об удаче, неожиданно свалившейся на ее мужа, о предстоящих переменах в их жизни, об ожидающей их в Нью-Йорке огромной двухэтажной квартире в пентхаусе, об отъезде через две недели и, разумеется, о бедах с прислугой. Она с жаром поведала о кошмарах, ожидающих ее по ту сторону океана. Миссис Шрайбер стало полегче оттого, что она излила свою душу, а миссис Харрис почувствовала законную гордость от очевидного превосходства британской нации и в этой области – отчего ее симпатии к американке, честно и охотно признавшей это превосходство, заметно выросли.
Закончив рассказывать, миссис Шрайбер признательно посмотрела на маленькую уборщицу и добавила:
– Ах, если бы в Нью-Йорке нашелся кто-нибудь такой, как вы, кто мог бы помочь мне по дому хотя бы в первое время, пока я не освоюсь!…
Наступило молчание. Генриетта Шрайбер смотрела в глаза Аде Харрис, а Ада Харрис глядела в глаза Генриетты Шрайбер. Нельзя сказать, кому из них эта мысль пришла в голову раньше – скорее всего, обеих осенило одновременно. Но некоторое время обе сидели молча.
Наконец, миссис Харрис встала, прибрала посуду и промолвила:
– Ну, я думаю, пора браться за уборку.
– А я пойду посмотрю, что брать с собой в Нью-Йорк, – ответила миссис Шрайбер, и обе занялись делом. Обыкновенно когда они были вдвоем, они беседовали – точнее, говорила миссис Харрис, а миссис Шрайбер слушала. Но в этот раз обе молчали.
Вечером, когда миссис Харрис и миссис Баттерфильд по обыкновению встретились за чашкой чая, миссис Харрис объявила:
– Ну, Ви. держись за стенку, я тебе кое-что скажу. Мы едем в Америку!
Миссис Баттерфильд вскрикнула так, что в ближайших домах соседи выглянули на улицу, чтобы узнать, что случилось ужасного. Когда миссис Харрис удалось привести подругу в себя, та в страхе воскликнула:
– Ты что, не в себе, Ада?! И – ты сказала, что мы едем в Америку?!
Миссис Харрис самодовольно кивнула.
– Именно. Я ж тебе сказала – держись за стену! Миссис Шрайбер хочет попросить меня поехать с ней в Нью-Йорк, помочь ей там в первое время. Ну так вот, я собираюсь согласиться, но при условии, что она и тебя возьмет – кухаркой. Уж вдвоем-то мы живо отыщем отца малыша Генри!
Тем же вечером, когда мистер Шрайбер пришел с работы, Генриетта Шрайбер с порога встретила его словами:
– Ты только не сердись, Джоэль, но у меня возникла совершенно бредовая идея.
Вряд ли что-то могло рассердить мистера Шрайбера в его восторженном состоянии.
– Да, дорогая, в чем дело? – добродушно спросил он.
– Я хочу попросить миссис Харрис поехать с нами в Нью-Йорк.
Мистер Шрайбер не рассердился – но, по правде сказать, был ошарашен.
– Что?… – изумленно спросил он.
– Ну, только на несколько месяцев, пока мы не устроимся как следует и я не найду хорошую прислугу из местных. Ты просто не представляешь, какая она замечательная и как работает! Она все умеет и знает, что мне нравится. Джоэль, с ней мне так – спокойно!…
– Но – она поедет?
– Не знаю, – отвечала миссис Шрайбер, – но… я почему-то думаю, что да. Я бы ей предложила хорошее жалованье, и она бы согласилась. И потом, я думаю, что я ей нравлюсь и она может согласиться только из-за этого…
Мистер Шрайбер минуту размышлял, потом хмыкнул:
– Лондонская уборщица, кокни* [2], в пентхаусе на Парк-Авеню?…
Спустя несколько мгновений он, уже более мягко, добавил:
– Если тебе так будет легче, дорогая, пригласи ее. Я хочу, чтобы у тебя было все, чего ты хочешь.
Ровно через четырнадцать с половиной часов после того, как миссис Харрис сообщила подруге, что миссис Шрайбер намерена пригласить ее ехать в Америку, это приглашение было сделано. Миссис Шрайбер робко обратилась к уборщице – а та с энтузиазмом согласилась, но при одном условии. А именно, что миссис Баттерфильд поедет тоже, и что последней будет предложено жалование не меньшее, чем самой миссис Харрис.
– Она моя лучшая подруга, – объяснила миссис Харрис. – Я раньше ни разу не уезжала из Лондона больше, чем на неделю. Если она поедет со мной, мне не будет так одиноко; кроме того, она прекрасно готовит – она работала кухаркой в очень хороших домах, пока не ушла с постоянной работы. Вот спросите-ка сэра Альфреда Уэлби, кто его укормил до подагры!…
Миссис Шрайбер была в восторге: она получала не только великолепную прислугу-горничную, но и хорошую кухарку, которая, вдобавок, скрасит одиночество миссис Харрис. И не придется беспокоиться, что прислуга будет плохо уживаться между собой!… Миссис Шрайбер знала миссис Баттерфильд, потому что та подменяла подругу, пока миссис Харрис ездила в Париж за платьем.
– Но вы думаете, она согласится? – беспокойно спросила миссис Шрайбер.
– Еще бы! – заверила миссис Харрис. – Вы и глазом моргнуть не успеете. Она, если хотите знать, настоящая искательница приключений. Всегда готова ринуться навстречу неизвестности. Я ее иногда едва удерживаю от авантюр. Так что она поедет, даже не беспокойтесь. Только дайте я ей сама все скажу, тут ведь надо подготовить почву.
Миссис Шрайбер была этому только рада, и женщины принялись обсуждать детали предстоящего отъезда. Миссис Шрайбер намеревалась отплыть через десять дней из Саутгемптона на французском лайнере "Виль де Пари".
Миссис Харрис выбрала для атаки на подругу подходящий психологический момент – тот самый, когда вечером подруги заканчивали последнюю, самую вкусную чашечку чая перед тем, как разойтись. Этим вечером они сидели в уютной кухоньке миссис Баттерфильд, забитой запасами печенья, бисквитов, джемов и варений – как было сразу видно по ее фигуре, миссис Баттерфильд любила хорошо покушать.
Сперва можно было подумать, что миссис Харрис совершила тактическую ошибку, приступив к подруге на ее территории. Миссис Баттерфильд была непреклонна и у нее находился ответ на любой аргумент миссис Харрис.
– Что? – кричала она. – Чтобы я, в моем-то возрасте, бросила все и поехала в эту Америку? Да ты что, не слыхала – там же у них инфляция, и гангстеры, и юнцы с ножами на улицах! Ты разве газет не читаешь? И вот еще что – и тебе туда незачем ехать! Поедешь, живой не вернешься – и не говори потом, что я тебя не предупреждала!
