Да будет известно всем колъйоненам и другим, что младший братишка Паси — случай особый.
Через несколько дней кораблик был почти готов, не хватало только мачты, и теперь Паси точно знал, для чего и для кого этот кораблик предназначается. Но возник новый план: смастерить из ящика для яблок грузовик. Такой же, как отцовский «Контио-Сису». Колеса у Паси уже имелись. Он когда-то снял их с выброшенной на свалку детской коляски. На всякий случай. Теперь он знал, куда их приспособить. В грузовике можно возить младшего братика, если он устанет в их походах.
Однако сначала надо было сделать рогатку. Кольйонен уже дважды приходил и звал Паси поохотиться на крыс. Луковица болел корью, а Юртсе уехал в лагерь. Кольйонену не хотелось идти одному. Ему нужен был кто-нибудь, перед кем он мог бы показать класс.
Но затея с рогаткой чуть было не провалилась в самом начале. Однажды в сарай неожиданно зашел отец. В самое последнее мгновение Паси удалось спрятать рогульку, но кусок велосипедной камеры остался на верстаке. К счастью, отец не обратил на это внимания. Он лишь взял готовый кораблик, повертел его так и сяк, спросил:
— Когда пойдешь пускать?
Паси не ответил. Отец, прикрыв один глаз и тоненько насвистывая, рассматривал кораблик, держа его в вытянутой руке.
— Хорош!
— Может, его будет пускать кто-нибудь другой. Когда-нибудь потом.
Отец внимательно посмотрел на Паси.
— Ты не очень-то верь бабушкиным историям. Я ей сказал, пусть прекратит плести небылицы.
Но Паси был уверен, что бабушка не врала. Вечером он опять сидел у нее в комнате. Она рассказывала разные разности о ласточках и о том, что, если они начинают строить гнездо, наверняка и в доме появится ребенок. Уж бабушка-то знала. У нее самой было шестеро детей.
— Так оно и есть, Паси. Более верной приметы и не бывает, — утверждала бабушка. — Но вот что заруби себе на носу: оставь гнездо в покое. И самих ласточек теперь нельзя тревожить. А то еще покинут гнездо и улетят.
После этого разговора Паси стал опасаться, как бы отец, наконец, не привез во двор на грузовике те доски и не принялся стучать и громыхать в старом домишке. Но отцу было не до сауны. Он целыми днями был занят на перевозке гравия, иногда даже вечером и по выходным. Нужно было выплачивать деньги, взятые долг на строительство нового дома.
Вскоре Паси поймал себя на том, что слишком часто поглядывает на старый дом во дворе, прямо-таки сторожит его. Из окошка сарая была хорошо видна пара ласточек, носящих в клювиках стебельки и комочки глины. Несколько раз Паси подкрадывался к крыльцу и, тихонько сидя в углу, наблюдал, как птицы лепили гнездо. Он мог бы сидеть там сколько угодно, если бы мать не звала его: то поесть, то сходить в магазин, то полоть морковь, то еще по какому делу.
Однажды кошка Меке неосторожно подошла слишком близко к крыльцу старого дома. Оно и понятно: кошка все еще не привыкла как следует к новому дому, и старый был для нее более родным. Но Паси счел, что Меке должна держаться от старого домишка подальше, хотя бы этим летом. Он безжалостно задал кошке нагоняй, и Меке, поджав хвост, тут же шмыгнула под куст крыжовника, а мать заворчала на Паси:
— Сам же ты хотел иметь кошку. Чего ж ты ее гоняешь?
Паси попытался объяснить, что Меке могла напугать ласточек, но мать и слушать не захотела. Сама-то она шуганула Меке метлой, когда та в один прекрасный день принесла показать задушенного воробья. Конечно, Меке сама поймала птицу, в этом не было ни малейшего сомнения.
В те дни, когда отец с утра до вечера был в разъездах, а мать занималась своими спешными делами, Паси мог спокойно мастерить рогатку. Он знал, что края резинок должны быть ровными, без надрезов. А то потом, если сильно натянешь, резинка может легко разорваться в месте надреза. Резина пружинила и поскрипывала под ножницами, когда Паси резал ее, осторожно, не торопясь и следя, чтобы резинки получились одинаковой длины и ширины.
Рогульку Паси заготовил можжевеловую. Он долго искал в лесу то, что было ему нужно, и перед тем, как срезать развилину, тщательно осмотрел ее. Ободрав с пахучей ветки кору, он вырезал рукоятку, чтобы удобно было держать. Затем занялся рожками. Их концы нельзя распиливать, а нужно расколоть. Паси крепко зажал рукоятку и низ рогульки в верстаке. Установив лезвие финки на концах рожек, точно посередине, он несильно ударял по ней молотком. После этого лезвием раздвинул по очереди каждый расщепленный рожок и всунул конец резинки. Когда он выдернул лезвие, резина оказалась зажатой, как в тисках. Краем напильника он сделал желобок в верхней части каждого рожка и, обмотав рожок проволокой по желобку, накрепко стянул расщепление.
Напоследок Паси привязал к свободному концу резинок овальный кусок кожи, вырезанный из старого голенища. Шершавую сторону он, как и следовало, оставил снаружи, чтобы при стрельбе пальцы не соскальзывали раньше времени.
В последующие дни, как только выдавалась возможность, Паси упражнялся за сараем в стрельбе на меткость. Рогатку он хранил под углом сарая и там же — подходящие округлые камушки, отобранные в куче гравия, оставшейся после строительства нового дома. Из мусорного бачка Паси вытащил выброшенные отцом пустые жестяные банки из-под пива, развесил их на ветках живой изгороди, как елочные украшения, и меткими выстрелами сшибал одну за другой.
Правда, сначала он мазал, и ему показалось, что рогатка сделана неверно. Но вскоре он понял: все зависит от того, под каким углом ее держать. И надо было научиться выцеливать как можно быстрее. Крысы на свалке были шустрые. Их следовало брать «на мушку» молниеносно. Камушек, пущенный «от глаза», каждый раз попадал в цель, но стрельба «от бедра» еще требовала тренировки.
На Ивановой неделе опять пришел Кольйонен.
— Ну, где твоя рогатка?
— За сараем.
— Пошли.
Паси достал рогатку из-под угла сарая и дал Кольйонену попробовать. Тот нарочно растянул резинки до предела, но они выдержали, и первый же пущенный из рогатки камушек сшиб консервную банку.
— Годится, — криво усмехнувшись, признал Кольйонен и достал из заднего кармана штанов свою рогатку.
Он зарядил гайкой кожаный «магазин», натянул резинки и прицелился. Он целился долго. Ему необходимо было стрельнуть лучше, чем из рогатки Паси. Резинки щелкнули, гайка полетела со свистом, и пивная банка, грохоча, пролетела сквозь куст. Кольйонен сходил за банкой. Возвращаясь, он потрясал ею над головой. Гайка, продырявив банку, громыхала внутри.
— Понял? От крысы ничего не останется, когда попаду. Пошли теперь.
По пути они прихватили с собой Луковицу. Он уже выздоровел, но пятна на лице еще оставались. Они шелушились, и Луковица все время чесал их.
По ухабистой дороге, ведущей к свалке, шли, подпрыгивая, грузовики с мусором. На свалке было оживленно: где-то ломали старый дом, и грузовики один за другим подъезжали и отъезжали. Крысы попрятались. Кольйонен был раздосадован. Ведь он надеялся показать класс. Луковицу он не считал за соперника: у того резинки рогатки были слишком короткие. Паси сразу понял это, но промолчал.
— Сегодня нам здесь делать нечего, — кисло признал Кольйонен, и они двинулись восвояси.
Пошли берегом залива. Чибисы кричали в воздухе и бросались на ребят. Где-то поблизости были их птенцы, но мальчишки не нашли ни одного. Затем Кольйонен подбил Паси и Луковицу соревноваться в стрельбе на меткость — и каждый раз выигрывал. Но когда у него кончился запас гаек, он прекратил соревнование.
На праздник — иванов день — Паси с матерью и отцом, как всегда в прошлые годы, поехал к дяде Вейко. Бабушка вместе с клубом пенсионеров отправилась в круиз на пароходе. Вечер Иванова дня прошел как обычно. Жгли костер, дядя и отец пили водку, а мать и Аннели сидели, надувшись, на ступеньках сауны. Временами накрапывал дождик, комары были особенно злыми и жадными, а дочери дяди Вейко и тети Аннели — двойняшки Анне и Сари, — как маленькие бесенята, щипались, толкались и хихикали у него за спиной. Паси подумал: будь у него маленький братик, все было бы совсем по-другому.
В иванов день Кольйонен исчез с горизонта, Юртсе вернулся из лагеря, а Луковица уехал. Паси долгие дни проводил в одиночестве. У Юртсе появились иные интересы, шансы, как он сказал. Юртсе ухлестывал за какой-то Лизой.
Теперь у Паси было достаточно времени, чтобы наблюдать за ласточками. Они весь день носились взад-вперед. По крайней мере, одна из них. Расщепленный хвост другой торчал из гнезда. Там, должно быть, уже есть и яйца. Паси хотелось заглянуть в гнездо, но он помнил, что сказала бабушка.
Однажды, когда Паси за сараем стрелял по банкам, он услыхал странное поскрипывание и выглянул из-за угла. Меке взобралась на крышу крыльца старого дома и подкрадывалась по водосточному желобу прямо к гнезду ласточек. Раздумывать и выцеливать было некогда. Резинки натянулись, вздрогнули, камушек полетел и… попал! Меке противно заорала, распушив хвост, бросилась по стремянке вниз, проскользнула под калиткой и умчалась на соседний двор.
