Не ожидая, что будет дальше, сестры мигом схватили своего любимца и побежали к матери и сестрам, расположившимся на соседней поляне.
* * *
Дача Горским досталась прекрасная. Небольшой двухэтажный дом стоял в лесу. Он был окружен сиреневыми кустами, а на свежевскопанных грядках были уже посажены цветы. Горским принадлежал весь верхний этаж и большой балкон, на котором Рая сразу решила устроить себе лабораторию. Неподалеку от дома протекала река, там была и рыба, и лодки, и камыш, и хорошие места для купанья, — словом, все, что только можно было пожелать для хорошего отдыха.
Матери дача напомнила деревню, где Горские жили раньше. Тогда был еще жив муж Александры Михайловны — агроном Горский, а она учительствовала в сельской школе; Рая и Лена были еще маленькие, а Женя совсем крошкой. Когда заболел муж, Александра Михайловна перевезла его в город, а после его смерти не захотела возвращаться обратно и начала работать в школе неподалеку от тракторного завода.
Старшие девочки — Шура и Рая — хорошо помнили село, в котором жили до переезда в город, и частенько вспоминали тамошних друзей.
Особенно часто вспоминала Рая соседа и приятеля деда Богдана, с которым она бывало ходила на работу в поле или относила ему туда вместе с его старухой обед. Дед Богдан учил Раю пахать и боронить и рассказывал ей все, что знал сам о растениях и животных, о русско-японской войне и о многом прочем. С этим дедом Богданом была знакома и Лена, которая, возможно, именно ему была обязана своей любовью к природе.
Девочкам, с тех пор почти не выезжавшим из города, дача показалась раем. Сестры решили, что надо переехать сюда поскорее, не дожидаясь начала летних каникул. Они в один голос заявили, что им очень нравится ездите в школу на поезде и они согласны ради этого вставать даже не на час, а на целых два раньше.
Некоторые сомнения были только у Раи и Лены. Дача была бесспорно хороша, но их смущало то, что на даче они снова оказались рядом с профессором, занявшим первый этаж, причем его квартира, как и в городе, была под квартирой Горских.
Профессору это соседство нравилось еще меньше. Он был совершенно убежден, что ему вконец испортят отдых эти беспокойные, шумливые ребята со своими поросятами в цилиндрах и с усами. Кранцев хотел просить, чтобы ему дали другую дачу, но эта, как назло, очень понравилась его жене, и она тут же решила пригласить сюда на лето своего внука Валю. Профессору пришлось покориться.
Обратно на станцию Горские пошли другой дорогой. Они возвращались счастливые и утомленные. Шура и Рая несли корзины с фиалками. У матери на руках лежала сонная Женя, а Лена тащила упрямого Эдуарда, которому, очевидно, так понравилось ездить в автомобиле, что теперь он категорически отказался итти пешком и едва примирился с тем, что его понесли на руках.
Тяжело нагруженные путешественницы не заметили, как небо покрылось облаками и как повеяло прохладой. Вскоре поднялся ветер, над лесом нависла черная туча и пошел первый обильный весенний дождь.
Первые капли дождя упали на головы путешественниц, когда они шли через поле заводского совхоза — между лесом и станцией. На этом поле работали тракторы, заканчивавшие весеннюю вспашку.
Дождь полил сразу такой сильный, что Горские вымокли раньше, чем успели добежать до небольшого навеса у шоссе, очевидно оставшегося здесь от дорожных работ и бывшего единственным убежищем на километр вокруг.
А дождь перешел в ливень. Вокруг забурлили мутные быстрые потоки.
Мокрые и продрогшие сестры жались к матери и друг к другу и смотрели, как поле и шоссе у них на глазах превращалось в сплошное болото. Эдуард дрожал у ног своих хозяек, Женя хныкала.
Меньше всего обращала внимания на дождь Рая. Она с любопытством разглядывала тракторы. Во-первых, они были похожи на автомобили — одного этого было уже достаточно; а во-вторых, они продолжали работать, несмотря на дождь, и круг за кругом шли по полю вместе с прицепленными к ним плугами и боронами.
Присмотревшись к тракторам, когда они проходили мимо навеса, Рая заметила, что дождь все же мешает их работе и они идут совсем не так быстро, как казалось вначале. Правда, дождь мешал не самим тракторам, которые смело и ровно двигались вместе с плугом, глубоко врезавшимся в мокрую землю. Дождь мешал боронам, которые волочились вслед за плугами. Грязь налипала на зубьях борон, скоплялась там, и бороны шли поверху, уже не разрыхляя земли. Из-за этого трактористам приходилось останавливаться, слезать с машины, поднимать руками отяжалевшие бороны и счищать с них грязь.
Грязь на боронах поразила Раю. Так точно когда-то поднимал и очищал борону ее приятель дед Богдан. Но дед Богдан пахал на своей буланой кобыле Маришке, и ничего удивительного не было, что он останавливался через каждую сотню шагов, ругался, встряхивал борону, понукал Маришку и снова двигался дальше.
Но здесь работали большие, сильные машины, которые так нравились Рае. И они тоже должны были останавливаться. Их сила пропадала даром, они двигались медленнее, работали меньше и хуже из-за этой прилипавшей грязи.
И так как Рая была изобретательницей, у нее в голове сразу появилась мысль: «А что, если бы сделать такую машину, чтобы бороны очищались сами, без помощи тракториста?»
Как это можно сделать, Рая не представляла себе, но мысль о машине так понравилась ей, что она поспешила поделиться ею с матерью и сестрами.
— Знаешь, мама, я бы хотела сделать машину для очистки борон на ходу, чтобы не надо было останавливать тракторов. Ты представляешь, как это ускорило бы работу? Я уже об этом когда-то думала, еще когда мы пахали с дедом Богданом.
Однако мать не слишком доброжелательно относилась к изобретательским склонностям Раи. Во-первых, она не верила в них; во-вторых, считала, что изобретательство требует не только способностей, но и очень основательных знаний, — словом, что это серьезное и трудное дело, доступное только взрослым, а никак не детям. Детям же, по ее мнению, оно могло только вредить в учебе и вселить в них самомнение, которое помешает им в жизни. Позиция в этом отношении была у матери твердая, и это часто было причиной долгих и горячих споров между Раей и Александрой Михайловной.
Вот почему мать сначала рассмеялась, поздравив Раю с новой идеей, но тут же оборвала смех и сказала достаточно холодно:
— Оставь это, Раечка. Подожди, вырастешь, будешь инженером, тогда и сделаешь.
Рая смолчала. Она хорошо знала этот холодный, несколько утомленный тон матери. Он действовал на Раю больше, чем любые аргументы, которыми время от времени Александра Михайловна пыталась убедить дочку в том, что та стоит на неправильном пути.
Машина для очистки борон, так близко промелькнувшая перед мысленным взором Раи, сразу отдалилась и безнадежно расплылась. Однако сдаваться Рая не хотела.
— Разве обязательно надо быть взрослым, чтобы что-либо изобрести? — сказала она упрямо. — Томас Альва Эдисон начал работать над своими первыми изобретениями, когда ему еще не было семнадцати лет.
— Ты ссылаешься на великих людей? — отозвалась мать. — Так вспомни, что великий драматург Шекспир написал свою первую удачную пьесу, когда ему было тридцать лет.
Мать преподавала литературу, и примеры из этой области казались ей наиболее убедительными, даже если речь шла об изобретательстве.
— А великий реалист Бальзак написал свой первый роман тоже в тридцатилетием возрасте, — решила добить Раю мать.
Но и этот пример тоже слабо воздействовал на дочку, которая никак не могла похвастать близким знакомством с великим реалистом.
— Генри Форд, — горячо сказала Рая, — в восемнадцать лет уже работал в механической мастерской и думал над своим автомобилем. И к тому же ни Эдисон, ни Форд инженерами никогда не были.
— Ну, нашла кого сравнивать — автомобильного фабриканта с великим писателем! — протянула мать.
Тут спор прервала Лена.
— Дождь уже кончился, — крикнула она, — мы опоздаем на поезд. Побежали!
Подхватив Женю, Эдуарда и корзинки с фиалками, путешественницы пустились к станции. Вопрос об изобретательстве Раи остался открытым.
4. Турнир водоплавающего с парнокопытным
Это было в один из тихих и теплых весенних вечеров, вскоре после осмотра дачи. Во дворе городского дома собралось много ребят. В центре стояли Рая и Лена Горские со своим поросенком Эдуардом и гусем Тюльпаном.
Очередным аттракционом, как торжественно объявила зрителям Лена, было: «Тюльпан против Эдуарда, или же водоплавающий против парнокопытного».
Участники турнира — гусь и поросенок — стояли друг против друга, крайне смущенные и взволнованные. Жили они мирно, личных счетов между ними никаких не было, и ни малейшей охоты нападать друг на друга они не имели. Оба тревожно поглядывали на тесный круг обступивших их зрителей, и оба желали только одного: как-нибудь прорваться через этот круг и удрать подальше.
