Воды в корыте становилось всё меньше, а синее море на кухне разрасталось.
И вдруг произошло кораблекрушение. Мишутка сильно навалился на край — корыто перевернулось и накрыло Мишутку, как крышкой. Мишутка очутился в темноте. Под ним была вода.
„Сейчас утону!“ — подумал Мишутка, и ему стало жалко самого себя.
Неужели никто не спасёт мореплавателя Мишутку, попавшего в беду?
Вдруг кто-то приподнял корабль-корыто. И сразу стало светло. Будто солнце вышло из-за тучи. Мишутка приподнялся на руках и посмотрел на своего спасителя.
Перед ним стояла незнакомая тётя в чёрной шинели с блестящими пуговками, а на голове у тёти была красная шапка с большим козырьком. Такие шапки носят начальники станций. Из-под козырька на Мишутку смотрели два сердитых глаза. Они, казалось, спрашивали: „Это ещё что такое?“
Тётя в красной шапке взяла Мишутку под мышки, подняла и перенесла через синее море на берег. Берегом была табуретка.
Мишутка спасён. Но ему вдруг стало холодно. Кожа покрылась пупырышками, а зуб не попадал на зуб. Мишутка стоял на табуретке, дрожал, а по его ногам стекали синие струйки моря.
Тёти в красной шапке повернулась и быстро ушла из кухни.
„Что теперь будет? — подумал Мишутка. — Наверное, это Бука! А что хорошего можно ждать от Буки?“
Мишутка уже собрался соскочить с табуретки и побежать в бабушкину комнату, но тут дверь снова отворилась, и на пороге появилась Красная шапка. В руках она держала большое мохнатое полотенце. Незнакомая жиличка перешагнула через море, подошла к Мишутке и стала его вытирать.
Она так сильно растирала Мишутку, что он перестал дрожать, а тело его начало гореть. „Это я, наверное, загораю“, — подумал Мишутка и покосился на своё плечо: не стало ли оно коричневым. Но плечо было красным.
— Что ты здесь делал? — спросила наконец тётя Бука.
— Купался в море, — ответил Мишутка.
— Так-так, — сказала тётя и стала растирать Мишутку ещё сильней.
Когда Мишутка стал сухим, тётя спросила:
— Одеваться умеешь?
— Умею, — сказал Мишутка и начал натягивать рубашку.
Но незнакомая жиличка покачала головой:
— Ты рубашку не на ту сторону надеваешь.
Пришлось тёте самой натянуть на него рубашку — на „эту” сторону. Теперь Мишутка расхрабрился и спросил:
— Можно надеть твою красную шапку?
Жиличка ничего не ответила. Она сняла с головы шапку и надела её на Мишутку. Красная шапка была велика и закрыла бы всё Мишуткино лицо, но её не пускали уши. Так она и держалась на ушах.
Мишутка был уже в штанишках, когда на пороге появилась бабушка.
Увидев огромную синюю лужу и раздетого Мишутку в красной шапке, бабушка всплеснула руками и некоторое время молча смотрела на внука, словно от неожиданности позабыла все слова.
Наконец проговорила:
— Что это ты наделал?
И, не дожидаясь Мишуткиного ответа, обратилась к тёте, которую Мишутка принял за Буку:
— Клавдия Ивановна, не беспокойтесь, я сейчас приберу!
А Мишутке она сказала:
— Ах ты, шкодник! Я только собралась бельё посинить, а он что натворил. У меня с тобой особый разговор будет!
Бабушка засуетилась. Она не знала, с чего начать: браться ли за тряпку или одевать внука.
И тут строгая Клавдия Ивановна, которая была не Букой, а „тяжёлым человеком“, не выдержала и улыбнулась. Улыбнулась и бабушка. А Мишутка сказал:
— Я в море купался.
И глаза его весело заблестели.
Мама говорила, что у Мишутки чёрные глаза.
Но то же самое она говорила и о Мишуткиных руках, когда руки были грязными. Выходит, у Мишутки глаза такие же грязные, как руки?
Обычно когда Мишутка мыл лицо, то крепко-крепко зажмуривал глаза. Но однажды во время мытья он открыл глаза и провёл по ним намыленной ладошкой. Что тут случилось! Глаза начало щипать. Из них потекли слёзы. Но сам Мишутка не плакал. Он терпел.
Потом он подошёл к маме и спросил:
— А сейчас у меня глаза не чёрные?
Мама внимательно посмотрела в Мишуткины глаза и испуганно сказала:
— Они у тебя красные. Давай поставим градусник.
Вот что получилось.
Что только не говорили о Мишуткиных глазах!
Их называли озорными (разве глаза могут озорничать?), бегающими (разве у глаз есть ноги?), хитрыми (хитрым-то был Мишутка, а не глаза!), больными (когда болела голова), сонными (когда спать хотелось самому Мишутке). Ещё, когда Мишутка плакал, его упрекали в том, что глаза у него на мокром месте.
В довершение ко всему выяснилось, что у Мишутки вообще нет своих глаз, а что глаза у него папины. Так решила тётя Зоя.
Однажды тётя Зоя — мамина сестра — поставила Мишутку перед собой и начала делить его по кусочкам. Она говорила:
— Нос — мамин, глаза — папины, губы — мамины, а подбородок — папин. И щёки папины, и уши папины.
Папе досталось больше. Так решила тётя Зоя.
У всех обитателей квартиры тридцать три были свои ключи. Поэтому когда раздавался звонок, то все знали — это почтальон, или молочница, или тётя, которая почему-то всегда спрашивала: „У вас мышки есть?“
Вот и сейчас зазвонил звонок, и бабушка пошла открывать. А Мишутка пошёл за бабушкой.
Бабушка зажгла в коридоре свет и открыла дверь. На лестничной площадке стоял не почтальон, не молочница и не тётя, интересующаяся мышками. Перед Мишуткой и бабушкой стояли три пионера. У каждого из них в руке был большой мешок.
— Извините, — сказал один пионер.
— Мы лом собираем, — сказал другой.
— Нет ли у вас лома, — сказал третий, — старых кастрюль, утюгов без ручек, битых конфорок и вообще.
Бабушка покачала головой:
— На старой квартире много хлама было. А здесь мы живем недавно, не накопили лома.
Первый пионер вздохнул:
— Беда с новыми домами. Нет лома в новых домах.
А второй сказал „извините“, и лицо у него было печальное.
Но тут в разговор вмешался Мишутка:
— Погодите, у меня есть лом.
— Давай сюда! — обрадовались пионеры.
Мишутка побежал в комнату и вскоре вернулся. В руках у него ничего не было. Что же он, подшутил над пионерами?
Но тут Мишутка разжал кулак. На ладошке лежала ржавая гайка.
— Это лом или нет? — спросил он.
Все трое пионеров склонились над гайкой. Они, видимо, решали — лом это или не лом. Наконец один из них сказал:
— Ерунда это, а не лом.
— Это гайка, — сказал второй.
А третий сердито посмотрел на первого и сказал:
— Маленький, но всё же лом. Давай сюда.
Мишутка с радостью протянул ему ржавую гайку.
— Где это ты её раздобыл? — спросил у Мишутки пионер, который сказал „ерунда“.
— На улице подобрал.
— Молодец! — сказал пионер, который признал гайку ломом.
Тут рассердилась бабушка:
— Вечно всякую нечисть подбираешь на дороге.
— Это не нечисть, — сказал Мишутка и посмотрел на пионеров, надеясь на их поддержку, — это лом.
И пионеры поддержали:
— Лом, — сказали они, — только мало.
— А я буду копить, — пообещал Мишутка.
— Правильно, — сказали пионеры, — копи. Мы ещё разок зайдём.
И они ушли. А гайку всё-таки взяли.
Мишутка с завистью посмотрел им вслед. Счастливые! Лом собирают. А ты тут сиди с бабушкой целый день.
После обеда Мишутка сказал:
— Бабушка, пойдём собирать лом.
— Что это ты ещё придумал? Где мы с тобой лом собирать будем? А?
— По квартирам будем ходить, как пионеры. У тебя есть мешок?
Бабушке пришлось долго объяснять Мишутке, что она старенькая, что ей тяжело ходить по квартирам и что когда он подрастёт, то сам будет собирать лом.
С той поры, завидев какую-нибудь железяку, Мишутка спрашивал:
— А это лом или не лом?
Вот уже несколько дней Мишутка живёт у бабушки. В командировке. Он уже успел познакомиться и подружиться с пионеркой-стрекозой Маей и с её мамой — „тяжёлым человеком“ тётей Клавой. Конечно, взрослые люди не идут ни в какое сравнение с Мишуткиными ярославскими друзьями — Петушком и Олей, но с ними тоже интересно.
Мишутка знал все уголки квартиры номер тридцать три, и только одна дверь оставалась для него закрытой. Она была в конце коридора, эта таинственная, неоткрывающаяся дверь. За этой дверью жила Бука.
Несколько раз с любопытством и страхом подходил Мишутка к этой двери. Он заглядывал в замочную скважину. Там было темно. Бука не появлялась. Вероятно, она куда-то уехала.
А сегодня, когда Мишутка на цыпочках подкрался к Букиной двери и, прищурив глаз, заглянул в скважину — там горел свет: Бука появилась!
