И Джакомо решился — сегодня или никогда!
Гондольер пел и пел. Постепенно темнело. Лодка, сделав круг, возвращалась в город.
«Бежать! — думал потрясенный Петр Ильич. — Бежать! Но, конечно, не здесь, не в море, а где-нибудь в изгибах городских каналов!»
Гребки гондольера становились все резче и нетерпеливей. На полном ходу влетели в город.
«Нужно решаться, пока не поздно», - подумал Петр Ильич.
Тут же гондола стала поворачивать в один из узких боковых каналов. Блеснули отражения газовых фонарей в воде, приблизились замшелые стены. Внезапно Пётр Ильич подался чуть вперед и мигом перевалил через высокий борт лодки…
Все завертелось у него перед глазами. Обожгла холодная вода, пресеклось дыхание. А затем что-то тяжелое и страшное с шумом и звоном обрушилось на несчастного. На минуту он потерял сознание. А очнувшись, увидел прямо над собой бешеное лицо гондольера.
— Руссо диаволо! — рычал тот, расстегивая сюртук композитора. — Руссо диаволо!
И в тот же миг где-то рядом раздался резкий и властный окрик:
— Эй, на гондоле! Что там у вас происходит? Я — капитан Симпсон. Отвечайте!
Окрик раздался дважды, по-английски и по-итальянски. А затем послышалось щелканье взводимых курков. Руки гондольера сразу обмякли.
«Я спасён», - подумал Петр Ильич…
В гостиницу Чайковский вернулся поздно. Обеспокоенный хозяин, увидев бледное лицо и мокрую одежду гостя, всплеснул руками:
— Ах, синьор Пьетро! Что это с вами? Что стряслось?
— Ничего особенного, — хрипловато и недовольно буркнул Петр Ильич и велел поскорее подавать ужин.
А после ужина пришли шарманщики. И попросили позволения исполнить несколько песен для знатного иностранца. Это были отец и дочь. Шарманка у них была плохонькая, старая. Ручка ее вращалась с трудом.
«После песни гондольера мне не хватает только песни шарманщика!» — горько подумал композитор. Но прогонять бедолаг не стал. И они, устроившись посередине гостиничного двора, завели нескончаемую песню.
А Петр Ильич сидел в своем не слишком роскошном номере перед раскрытым окном и думал. Думал о том, что и здесь, в Италии, не найти ему покоя и вдохновения. Не найти и обещанного Волшебного Пера. Да и вообще Петр Ильич почти перестал верить в то, что когда-нибудь это Перо отыщет. Слишком уж трудная задача. По плечу разве какому-нибудь сыщику. А ведь Петр Ильич не сыщик. Он русский композитор! И хоть и трудненько писать музыку, но все ж легче, чем искать какое-то, может, никогда и не существовавшее Перо. Как оно, кстати по-настоящему, а не понарошку выглядит, на что похоже? Не на ту ли дальнюю венецианскую башенку? Хорошо бы на неё!
Башню, однако, не возьмешь с собой! Не возьмешь с собой и Венецию!
Венецию не возьмешь, а вот музыку о Венеции взять можно. Особенно эту вот медленную, набегающую волной песню, которую поют под окном бродячие шарманщики. Взять эту песню, а может, и кусочек той баркаролы, что пел морской разбойник. Взять их, и дальше, дальше, в путь! И прощай, Венеция! Узкие каналы, прощайте! Золотой лев и крылатые лошади на соборе святого Марка — прощайте тоже! Может, в пути зазвучит наконец его собственная, ещё никогда и никем не слышанная музыка. И схлынет всегдашняя грусть, улетит меланхолия, волшебное вдохновение короткой молнией ударит в руку, — и ляжет на нотную бумагу всё, что случилось здесь, в Венеции…
А пока, смотри: он уезжает. Он снова уезжает, этот странный человек! Верный слуга Алексей Софронов укладывает чемоданы в наемную карету, и Петр Ильич сходит с крыльца сырой, пахнущей плесенью венецианской гостиницы. Он одет в широкий плащ, прихваченный на груди застежкой. Осанка и лицо его полны благородства, а борода еще не стала белым невесомым пухом.
И если правда, что жизнь человека делится на четыре времени: весну, лето, осень и зиму, — то лето, или середина жизни, для Петра Ильича здесь, в этой главе, кончается. И начинается другая глава. И называться она будет «Осень».
Глава четвёртая.
Времена года. «Осень»
Но прежде чем ты прочтёшь главу «Осень», хочу тебя спросить: Знаешь ли ты «Детский альбом» Чайковского? В этом альбоме есть замечательные пьесы. Тут тебе и «Марш деревянных солдатиков», и «Шарманщик поёт». Есть в альбоме и «Песня жаворонка», и «Баба-яга», и «Болезнь куклы», и «Молитвенное размышление», и «Игра в лошадки», и «Сладкая грёза». Такой же альбом Пётр Ильич написал и для взрослых. И назвал его — «Времена года». В нём пьесы — одна другой лучше: и «Подснежник», и «На тройке», и конечно «Осень»…
Многие пьесы из «Детского альбома» и из «Времён гола», Пётр Ильич сочинил в деревне Каменка, что на Украине, близ Киева, в имении своей сестры Александры Ильиничны. Каждый приезд в Каменку был для композитора. Событием. Ещё бы! Ведь в Каменке бывал сам Пушкин, которого Пётр Ильич горячо любил. Да и кроме того все эти украинские места были напоены поэзией, наполнены легендами, преданьями, сказками.
Правда голос Пушкина давно умолк. И теперь под сводами дома слышней всего голоса детей. Это племянники и племянницы композитора. И хотя они часто шумят и проказничают — Петру Ильичу это нравится. Ведь у него нет своей семьи. Нет детей.
Для одного из племянников — Володи Давыдова — сделавшего особенно большие успехи в игре на фортепиано, Пётр Ильич и написал свой «Детский альбом». Хочешь, войдём в одну из пьес этого «Альбома»? Покачаемся на басах, взберёмся на звонкие нотные верха? Словом, поживём в пьеске немного.
Вот как раз и подходящая пьеса — «Нянина сказка». Стоит приоткрыть ноты и прикоснуться к фортепьянным клавишам — зашелестит осень. Зашумит под окнами быстрая речка. А в одной из комнат барского дома мы увидим нестарую ещё няню Дорофеевну с вязаньем в руках. Вокруг — стайка притихших детей. А в кресле в дальнем углу — тридцатипятилетний, еще не слишком седой, держащий спину удивительно ровно Пётр Ильич.
Послушаем же, о чём рассказывает няня.
«Давным-давно это было. Скакал казак через долину. И заехал в сырой дремучий лес. А в лесу на поляне шалашик из камыша стоит. Зашёл в него казак отдохнуть, трубку покурить. И не заметил, как заронил в камыш искру. Вспыхнул камыш, а казак, конечно, из шалаша выпрыгнул. Только вдруг слышит, кто-то сзади из пламени кричит:
— Казаче, добрый человече! Избавь меня от смерти!
Присмотрелся казак внимательней. Видит — в огне девица-красавица горит.
— Как же я тебя от смерти избавлю? — говорит казак. — К тебе и доступу нет.
— А ты протяни в огонь свою пику. Я по ней и выберусь.
Протянул казак пику в огонь. А девица змеёй обернулась, скользнула по пике и прямо казаку на шею! Испугался казак, а девица-змея и говорит:
— Не бойся меня, казаче! А за то, что спас меня, я тебе добрую службу найти помогу. Ступай мимо топкого болота да за белую речку, Там увидишь замок Слепого Царя. Наймись к нему служить. Не пожалеешь. А меня в болото брось! А как понадоблюсь тебе, крикни только: «Девица-змея! Обкрутись вокруг меня!» — Тут я и явлюсь, помогу тебе.
«Девица-змея! Обкрутись вокруг меня!» — Повторяет про себя Пётр Ильич. Здорово! Вот так бы и в жизни!»
Няня рассказывает, время бежит, дети закрыли глаза, не дышат. А Пётр Ильич знай себе, записывает что-то в записную книжечку.
Несколько раз слушал Пётр Ильич эту сказку. И так она его захватила, что захотел он переложить её в музыку. Но потом вдруг раздумал. Раздумал, потому что прямо в окна барского дома заглядывает осень. И шевелит лапой одинокого жёлтого клёна. И это хорошо, потому что осень так и просится в музыку, в альбом «Времена года»! Но это и грустно. Грустно в первую очередь потому, что нет у композитора собственного дома, где бы такую пьесу из альбома можно было бы не торопясь и со вкусом исполнить. Грустно оттого, что не с кем порой композитору поговорить по душам. И оттого, что вся его жизнь одна лишь непрерывная работа. И её трудно назвать сказкой! Ведь в ней так мало беззаботного веселья и весёлых приключений.
Чтобы развеять эту грусть Пётр Ильич выходит из дома. Он идёт по пустынным лужайкам к маленькой, чисто белёной хатке. В этой хатке, в одной из комнат он спит. А в другой — сочиняет музыку. Здесь же стоит едва протиснувшийся в окно рояль.
Протяжная украинская песня за окном смолкла. И вместо неё на ум Чайковскому приходят давно полюбившиеся строки:
Осень. Осыпается весь наш бедный сад,
Листья пожелтелые по ветру летят…
Именно эти строки он предпослал пьеске «Осень» из альбома «Времена года».. Но сейчас, кажется, наступает всамделишняя, а не музыкальная осень: его собственная. Однако не стоит обращать на неё внимания! Надо сесть к роялю и попытаться что-нибудь сочинить. К примеру, давно задуманное вступление к балету «Спящая красавица» по сказке Шарля Перро.
