И ничего этот дядя Бальдассаре не понимает, подумала в тот день Элиза, глядя на двух новеньких. И она, и ее подруги способны с ходу распознать бедную девочку по тысяче других деталей.
Не говоря уже о том, что форменные платья могут быть очень даже разными. В таких, например, как у Звевы Лопез и Эстер Панаро, хоть на бал отправляйся: блестящие, со сборчатым подолом, складками и воланами, с накрахмаленным кружевным воротничком и чистым платком в кармашке. А бывают потертые, заштопанные с оторванными карманами и твердым холодным целлулоидным воротничком, который можно не стирать, а просто почистить ластиком. К тому же бедные девочки всегда носят одно-единственное платье, а у остальных по два, а то и по три на смену, да еще разного фасона.
А прическа: сразу видно, что их волос никогда не касалась рука парикмахера. Чистые волосы для них вообще большая редкость, обычно они замусоленные, спутанные, покрытые коркой грязи. А под фартуком сползающие штопаные чулки и ботинки из пожертвований школьного попечительского совета — из твердой, как картон, искусственной кожи, прибитой к подошвам уродскими металлическими гвоздями.
Еще они неприятно пахли, много и заразительно ругались и лучше всех прыгали через скакалку и играли в вышибалы. А еще обычно бедные девочки и мальчики остаются на второй год. Вот Аннина Демуро училась с ними в первом классе, но потом ее два раза оставляли на второй год, и в этом году она должна была снова идти во второй класс: такая худая и высокая среди всех этих девчушек, которые только-только научились писать.
Глава седьмая,
в которой учительница ведет себя странно
Две новенькие тоже были второгодницами. В прошлом году их видели в коридоре с 4 «В». Видимо, теперь их определили к ним в класс «Г», потому что он самый маленький из четвертых и у них всегда есть пустые парты.
Несколько Кроликов приветливо улыбнулись. Но девочки не смогли войти в класс, потому что учительница остановила их на пороге:
— А вы что тут делаете?
— Нам в канцелярии сказали идти в 4 «Г».
— Глупости. Вы перепутали класс.
Девочка повыше робко повторила:
— Но в канцелярии сказали «Г»!
Тут синьора Сфорца совсем взбесилась:
— Не смей мне перечить, грубиянка! Если я сказала, что вы перепутали, значит, так и есть!
— Но…
— Никаких «но»! Ты, что, слов не понимаешь? Сразу видно, второгодница!
Остальные девочки внимательно слушали, а Приска уже вся извертелась за партой. Учительница позвала служителя, который заглянул в свои бумажки и сказал:
— Все правильно. Эти две девочки записаны в 4 «Г».
— Но это невозможно! — кричала учительница, — пойдите уточните в канцелярии. Мне обещали…
— Извините! — вскочила Марчелла Озио, которая сидела на первой парте в ряду Кроликов, ближе всего к двери. — Простите, синьора Сфорца, может, вы спросите, как их зовут, и проверите, записаны ли они в журнале?
Девочек звали Гудзон Аделаиде и Реповик Иоланда. И их имена были в журнале. Учительница побледнела.
— Так. А почему же у вас тогда нету розовых бантов в голубой горошек? — злобно спросила она.
— В галантерее их не осталось… — пробормотала Гудзон Аделаиде.
— Надо было раньше думать, — отрезала учительница.
Девочки пожали плечами.
— Отлично. Сделайте мне одолжение: отправляйтесь домой, и чтоб духу вашего здесь не было, пока не достанете форменный бант! Вон!
Иоланда и Аделаиде понуро пошли к лестнице. Приска вертелась за партой, как угорь на сковородке.
— Послушай, как бьется мое сердце! — прошептала она, схватив Элизу за руку и прижав ее к груди. — Оно вот-вот разорвется.
БУМ-БУМ-БУМ.
— Не пугай меня! — взмолилась Элиза. Она прекрасно знала, что добром это не кончится — Приска не выносила несправедливости.
И действительно, Приска уже встала и решительно направилась к двери.
— Ты куда, Пунтони? В туалет еще рано выходить. К тому же, надо спросить разрешения.
— Я иду не в туалет, я иду домой, — еле сдерживаясь, проговорила Приска. — Вернусь, когда достану розовый бант.
— Что тебе в голову взбрело? Остановись! Ты что, не слышала, что я сказала твоей маме?
Белые полные руки оказались неожиданно сильными. Они схватили Приску за плечи и водрузили за парту. Учительница велела Марчелле закрыть дверь.
— А теперь начнем урок! — сказала учительница, как ни в чем не бывало сияя пунцовой улыбкой.
Глава восьмая,
в которой учительница выбирает неудачную тему сочинения
— Возьмите ваши тетрадки, — сказала синьора Сфорца после переклички (фамилии Гудзон и Реповик она просто пропустила). — Для начала возьмем тему, которая поможет мне поближе с вами познакомиться.
«Возьмем? — пронеслось в голове у Элизы. — Ты тоже собираешься писать?», и она еле заметно улыбнулась, что не скрылось от орлиного взора учительницы.
— Что тут смешного, Маффеи? Ты хочешь первый день учебы начать с замечания?
Элиза покраснела и уткнулась в тетрадку. Приска нахмурилась.
Учительница подошла к доске.
— Тема сочинения такая, — сказала она и застучала мелом, выводя каждую букву, — «Кем работает мой папа».
Элиза проглотила комок, который застрял у нее в горле. На глаза навернулись слезы. Синьорина Соле старалась не давать сочинения на такие темы. Но синьора Сфорца ведь тоже знает, что у нее нет ни папы, ни мамы. Разве она не поцеловала ее единственную из всех за то, что она сирота. И что ей теперь писать? А что писать Луизелле, у которой тоже нет папы? Кстати, почему это ее не поцеловали. Может, потому что она потеряла только папу, а мама у нее была?
Элиза чувствовала, как слезы давят ей на веки и щекочет в носу, но не хотела доставлять учительнице удовольствие видеть, как она плачет. Она отогнала слезы, хлюпнув носом.
— Маффеи! Если ты простудилась, возьми носовой платок! — прикрикнула синьора Сфорца, от которой, видимо, не утаить ни вздоха.
— Не валяй дурака! Придумай что-нибудь! — прошептала Приска, пихнув ее локтем. — Напиши, например, что твой отец — английский король, или знаменитый убийца, или сумасшедший изобретатель, или киноактер, все, что взбредет в голову.
Элиза покачала головой. Она так не умеет. К тому же она так расстроилась, что не сможет сосредоточиться.
— Тогда делай вид, что пишешь! Я за тебя напишу сочинение. Про дядю Леопольдо, — прошептала Приска.
— Пунтони, тихо! Что за разговорчики? Еще одно слово, и я тебя отсажу, — гаркнула учительница.
Но Приска ее не слушала. Она уже увлеченно писала — больше всего на свете Приска любила писать. Постепенно к ней вернулось хорошее настроение, она заулыбалась.
Приска передала листок Элизе, чтобы та его перекатала. Вот что там было написано:
Папы у меня нет, поэтому я расскажу о его брате-близнеце, дяде Леопольдо. Мой дядя Леопольдо по профессии кардиолог. Кардиолог — это врач, который лечит людям больное сердце, и если сердце случаем сломалось, он его чинит. Но мой дядя сердца не чинит: он, наоборот, их ломает, точнее разбивает. Но он не нарочно. К тому же не всем. Только красивым молодым женщинам. Они все в него влюбляются. Они притворяются больными, мол, у них сильное сердцебиение, только чтобы попасть в его клинику и лечиться у него. Тогда они заболевают по-настоящему и остаются с разбитым сердцем, потому что он не отвечает им взаимностью. Но дядя такой очаровательный, что эти дурочки все равно не могут его не любить.
Мой дядя очень красивый. У него голубые глаза, он лысый, и у него блестящая загорелая голова. Лица почти не видно, потому что у него длинная каштановая борода и усы. Он высокий и крепкий, как боксер. Он очень сильный, и когда кто-нибудь из больных теряет сознание, может сам отнести его в больницу. Дядя живет с моей бабушкой, со мной и двумя своими братьями. Мы были бы счастливой семьей, но эти красивые женщины, которые за ним увиваются, никогда не оставляют нас в покое. Они заваливают наш дом письмами, цветами и шоколадными конфетами «Поцелуй». Они грозятся покончить с собой на нашей лестничной клетке, и бабушку это беспокоит, потому что она не любит смотреть на кровь, а уж тем более вытирать ее тряпкой. Но я ее успокаиваю: «Может, они не будут резать вены. Может, просто отравятся, и все будет чистенько».
Эти поклонницы шпионят за моим дядей через подзорную трубу из домов напротив и посылают ему любовные записочки с помощью духового ружья или почтовых голубей. Они пишут «ДОРОГОЙ ЛЕОПОЛЬДО то… ДОРОГОЙ ЛЕОПОЛЬДО сё. ЛЮБОВЬ МОЯ, Я ТЕБЯ ОБОЖАЮ, Я ЖИВУ ТОЛЬКО РАДИ ЛЮБВИ К ТЕБЕ». Как можно быть такими идиотками?
Моему дяде плевать на них всех. Он влюблен в мою лучшую подругу, знаменитую писательницу, которой всего девять лет, поэтому они не могут пожениться. Но он поклялся, что подождет ее. Когда ей исполнится пятнадцать, они поженятся, я буду подружкой невесты, которая держит шлейф, и все мы будем жить долго и счастливо. Вот такая работа у моего дяди.
