в воскресенье они все вместе поедут за город, и мать наденет свою обновку…
А в это время Люси поднималась по крутой каменной лестнице магазина и раздумывала: говорить или не говорить сыну о своей беде?
Она до сих пор не могла хорошенько понять, что случилось. Ведь она сама, собственными глазами видела это ржавое пятно на блузке мисс Сюзи, когда разворачивала тюк с её бельём. Такое большое коричневое пятно, похожее формой на лужицу, постоянно натекающую к их крыльцу. Люси даже хотела показать это пятно соседке, чтобы посоветоваться, нельзя ли его вывести. И вдруг мисс Сюзи говорит ей, что это она, Люси, посадила пятно и должна теперь за это купить ей новую шёлковую блузку. Нет, мисс Сюзи не бранила прачку, даже не кричала на неё. Она только посмотрела очень холодно и спокойно сказала:
— Олл райт, Люси. Вы виноваты, и вы пойдёте и купите мне точь-в-точь такую же блузку. Они продаются в магазине братьев Лоусон.
Люси пыталась оправдаться, но напрасно… Плача, она вернулась домой. Дома она вынула всё, что осталось от жалованья Джима, и обегала всех соседей. Заняла те гроши, которые соседи смогли ей дать, и отправилась в магазин. Сердце у неё замирало. Хватит ли денег на такую блузку? Кажется, она очень дорогая. И найдётся ли точь-в-точь такая, как у мисс Сюзи? Каждая каменная ступень давалась ей с трудом. Хорошо, что она не успела сказать Джиму о блузке. Не стоит огорчать мальчика. Ох, как тяжко подниматься, как колотится сердце!..
Люси остановилась передохнуть.
Сквозь стеклянные дверцы лифта Джим старался разглядеть лестницу: не увидит ли он мать? Но его то и дело окликали пассажиры:
— Бой, остановите на седьмом!
— Бой, на каком этаже продаются детские коляски?
— Бой, опустите меня на четвёртый, я забыла купить пудру…
Джим обрадовался: наверное, мать ждёт его на четвёртом, и он захватит её. Но на четвёртом матери не было. Не было её и на пятом и на девятом. Вверх — вниз, вверх — вниз… Джим машинально выкрикивал этажи и названия товаров. Он с тревогой думал о матери. Как-то она поднимется по бесконечным ступеням? Ведь у неё такое больное сердце! Она даже на третий этаж, к Спарротам, влезает с трудом и так при этом задыхается, что страшно смотреть. Бедная, бедная ма!
Ежеминутно загоралась сигнальная лампочка. Джима требовали то наверх, то вниз. Один раз ему показалось, что он видит мать на площадке восьмого этажа. Он хотел остановить лифт, взять её, но какая-то леди закричала, что ей нужен вовсе не восьмой, а десятый, и ему пришлось подняться.
Люси правда была на площадке восьмого этажа. Она стояла там и старалась отдышаться. Сердце её, казалось, подпрыгивало к самому горлу. Люси прислонилась к стене. Лицо мисс Сюзи, холодное, белое лицо, стояло перед её глазами. Люси не может вернуться к мисс Сюзи без блузки. И, собрав всё своё мужество, негритянка стала снова взбираться по лестнице. Десять, пятнадцать, двадцать ступеней… Никто не обращал внимания на чёрную женщину, которая дошла до площадки семнадцатого этажа и вдруг опустилась на пол. Только тогда кучка любопытных обступила бесчувственную Люси. Какой-то толстяк потрогал её кончиком палки.
— Устроилась тут, как в собственной постели, — сострил он.
Мимо прошёл освещённый лифт. Джим увидел столпившихся на площадке людей и вздрогнул. В лифте зазвонил телефон. Мистер Скотт немедленно требовал Джима вниз.
Старший приказчик очень нервничал.
— Живее, бой, на семнадцатый — там какое-то происшествие! — скомандовал он, едва лифт опустился.
Джим с трудом нащупал нужную кнопку — так дрожали у него руки. Он выскочил из лифта вслед за мистером Скоттом и увидел мать.
— Немедленно убрать эту женщину из магазина, — распорядился мистер Скотт. — Она мешает покупателям…
В этот миг Люси вздохнула и открыла глаза. Джим бросился к ней.
— Ма, тебе лучше? Я здесь… я с тобой…
Люси порывалась подняться.
— Ох, как же так? — она жалобно посмотрела на окружающих. — Я так и не купила блузку для мисс Сюзи. Она мне этого не простит… я потеряю работу… Вот они — деньги… — Из сжатой руки Люси посыпались монеты.
Мистер Скотт деловито подобрал их.
— Дайте сюда остальные, — сказал он, — и уходите. Мы сами пришлём блузку вашей мисс Сюзи. Сообщите нам только адрес.
Джим выступил вперёд.
— Мэйн-стрит, сто три, — сказал он. — Мисс Сюзи Гордон.
Старший приказчик всплеснул руками:
— Ты здесь?! Почему ты здесь, бой? Как ты смел бросить лифт?! Твоё место в лифте!
— Моё место возле моей матери, сэр, — хрипло сказал Джим.
— Так и оставайся возле неё! — отрезал приказчик. — Можешь больше не возвращаться на работу.
Люси опять закрыла глаза. Она была очень слаба.
Люси не видела, как с Джима сняли его зелёную с золотом курточку, его круглую шапочку с ремешком — всё, чем она так гордилась.
Чезарину Нонни знал весь завод в Мурано. Когда её крепкая, пряменькая фигурка появлялась во дворе или в цехах, не было человека, который не улыбнулся бы ей, не окликнул:
— Доброе утро, Чезарина!
— Чеза, как дела?
— Зайди ко мне после обеда, Чезарина. Я сделал для твоего брата свистульку.
Всем было приятно видеть круглое серьёзное лицо девочки, её спокойные чёрные глаза и толстые косички за спиной.
Завод в Мурано давно славится своими стеклянными изделиями. Из Венеции на остров Мурано приезжают иностранцы специально для того, чтобы купить голубые переливчатые вазы в виде дельфинов или морских коньков, прозрачные стеклянные раковины, тонкие бокалы, напоминающие диковинные водоросли, флаконы, отсвечивающие золотом и лазурью, зеркала, украшенные гирляндами стеклянных цветов.
Все эти вещи делают знаменитые на весь мир муранские стеклодувы.
Отец Чезарины, Паоло Нонни, был лучшим стеклодувом, которым гордился весь завод. Когда Паоло брал своими длинными коричневыми пальцами стеклянную трубку, нагревал её на синеватом огне и начинал дуть в неё, трубка волшебно превращалась то в зеленоглазого осьминога, то в диковинную, стоящую на хвосте рыбу, то в мутнобелый морской коралл.
Управляющий заводом, синьор Казали, очень кичился тем, что у него работает такой искусный, известный далеко за пределами завода стеклодув. Он даже позволял Паоло то, чего ни за что не разрешал другим рабочим: брать стеклянную массу и выдувать в свободное время всё, что ему вздумается. Часто после работы Паоло оставался на заводе и делал подарок для своей жены —
