— Плачут на публику, чтобы пожалели. А если ты один, пусть хоть и отколошматили тебя, и не ел ты дня три, плакать какой смысл? Надо идти и добывать жратву, а не сопли размазывать. Соплями и слезами сыт не будешь.
— Оно и понятно. Жизнь била. Но бывают слёзы, от которых становится легче, которые снимают напряжение.
— Напряжение снимать, — хихикнул гость. — Я же говорю, девку тебе надо. Говорят, помогает. А то слёзы. Эй! — он пригнулся. Олег запустил в него скомканной салфеткой.
— Ну а когда на похоронах люди плачут, что, тоже на публику?
— Некоторые на публику, — Ромка ожесточённо зевнул. — Я в прошлом году, летом, жил на кладбище. Там склеп был удобный, правда, гроб на соседней полке, зато все боялись и никто туда не лез. Так вот видел я разные похороны. Одни рыдали на публику, другие себя жалели.
— Может, умершего жалели? — хозяин сморщил губы в изумлении. — А ты-то сам не боялся спать рядом с гробом?
— Чего мёртвых бояться? Надо живых бояться. И жалеть мёртвых зачем? Они не воскреснут, да к тому же им, может, уже лучше, чем нам?
— Ну, ты, блин, философ. Ты в школе-то учился, профессор?
— Учился, и, между прочим, неплохо. Школа только была барахло, — Ромка откинулся на стену за спиной, вальяжно погладил округлившееся пузо.
— Тебе нравится учиться? В школу хочешь? — Олег стал убирать посуду в посудомоечную машину.
Ромка соскочил с табурета и с любопытством заглянул в нутро машины, освещённое и тоже блестящее, как всё здесь на кухне.
— Вот это агрегат!.. В школу? Вот если бы в какую-нибудь хорошую. Знаешь, говорят, в Англии классные школы.
— Да ну! — хмыкнул Олег. — У тебя губа не дура. Ты представляешь, сколько там обучение стоит?
— Чего мечтать о дешёвке? — Ромка подтянул трусы и поправил очки.
— Резонно, — теперь и Олег зевнул. — Ладно. Пошли спать. Ты меня уболтал.
Он постелил Ромке в одной комнате, а сам ушёл в другую.
— Если ты меня всё ещё боишься, можешь закрыться. Тут защёлка есть, — сказал он в дверях, когда Ромка уже укутался в объёмное чёрное шелковистое одеяло.
— А что завтра? — высунулся из-под одеяла Ромка.
— Ничего. Мне утром на работу.
* * *
Олег открыл глаза. Было совершенно темно, беспросветно и душно. Голову перемалывала боль, пульсировала и корёжила. Он наконец сообразил и откинул с лица шёлковую подушку. Солнце ударило в глаза, и последовала новая вспышка отчаянной головной боли. Олег глянул на часы и медленно, без резких движений стал вставать. Он подумал, что приснился странный сон, в котором он ни с того ни с сего привёл домой мальчишку-бомжа, и тот в разбитых очках и в трусах Олега сидел на кухне и вёл философские беседы.
— Что за бред! — Олег покрутил головой, отчего затошнило. Босиком он протопал до соседней комнаты. Диван был застелен, как всегда. Никого.
Он пожал плечами и побрёл на кухню. Глотнул анальгин, прижался к холодной поверхности холодильника. Постоял секунду и тут же бросился в коридор, забыв о головной боли.
— Ёлки-моталки!
На столике под зеркалом лежал распахнутый бумажник. Бумажник выглядел как рыба, выброшенная на берег, такой же растерянный, с распахнутой пастью. Все кредитки остались в своих кармашках. Олег вздохнул спокойнее. Ромка вытряхнул всю наличность. Олег с трудом припомнил, что там было тысячи три или четыре рублей.
— Ну это ладно, — сам себе сказал он. — Будем учёные.
Олег вспомнил, что примерно так же его обокрала одна премилая девица, и покраснел.
— Тьфу ты! Осёл!
Он хлопнул себя крепко полбу и проверил сейф. Пистолет лежал в целости и сохранности. И совсем успокоился. Для него ничего ценного в квартире больше не было.
— Как же это дитя помойки справилось с замками? — Олег осмотрел обе входные двери — они были аккуратно прикрыты, но не заперты. Олега бросило в жар и от анальгина, и от мысли, что ночью беспризорник мог привести старших напарников и те бы со спящим Олегом не церемонились.
У Олега даже задёргался глаз, напоминая о старой контузии. Он снова глянул на часы и поспешил на работу.
В тёплом джипе, где играла музыка, панель управления, почти как на космическом корабле, зеленовато светилась в сумраке зимнего утра. Олег совсем успокоился. Застряв в крепкой московской пробке, он подумал, что поймать пацана и отлупить как следует ему вполне по силам. Только времени жалко тратить на поиски.
Олег переключал радиостанции, музыка везде звучала похожая — любовь, страдания, девушки, дождь. Он выключил магнитолу.
Перед выездом на Садовое у светофора между машинами ходил одноногий попрошайка в камуфлированной куртке.
«Вряд ли он воевал, — глядя на калеку через тонированное стекло, подумал Олег. — Попрошайничает… Нет, не буду я искать Ромку. Всё правильно он сделал. Взял, что плохо лежало. Лишь бы его свои же не прибили, если увидят у него такие деньги».
…Возвращаясь вечером, Олег невольно приостановился у почтовых ящиков. Ромки там, конечно, не было. Почтовый ящик тоже пустовал, хотя Олег замер в невнятном ожидании, отпирая замок.
Привычная вечерняя скука навалилась с особенной настырностью. Олег прошёлся по пустой квартире. Ему и видеть никого не хотелось, и тоскливо было до одури. Он сбросил куртку, кобуру, из-под свитера вытащил тонкий и лёгкий бронежилет.
Включил воду. Ванна наполнялась, Олег плеснул в неё из синего флакончика, вода стала приятно бирюзового цвета, и поверхность обросла густой пеной. Опершись о край ванны, Олег смотрел на бурлящую воду — это успокаивало, усыпляло.
Он сел на край ванны, взял в руки бритву, раскрутил, достал лезвие, тронул подушечкой пальца острый край.
Едва различил сквозь шум воды звонок в дверь, глянул на часы — половина двенадцатого. Выключил кран и с сожалением глянул на остывающую воду.
В дверях стояла соседка Лидия Мироновна в заснеженной шубе и шапке.
— Олежек, вы извините за поздний визит. Там у нас в парадной какой-то странноватый мальчик, кажется больной. Он меня увидел и попросил вас позвать.
Она ещё не успела договорить, как Олег, накинув куртку, подбежал к лифту. Пока ехал, успел разозлиться. «Хороший малый. Обворовал и явился как ни в чём не бывало. Интересно, почему сам не поднялся в квартиру?»
Олег шагнул из лифта и понял, почему Ромка сам не пришел. Он сидел на ступенях лестницы бледный и держался за бок.
— Почему так долго? — слабым голосом, но сердито сказал Ромка, попытался встать, обессиленный, он плюхнулся на ступеньки. — Я несколько раз заходил днём, тебя не было. А теперь уже не смог наверх подняться.
— Я вообще-то работаю, — растерянный Олег всматривался в странно бледное лицо мальчишки. — Что ты за бок держишься? Говорил я тебе, не объедайся! Аппендицит? — Олег уже чувствовал, что это не животик болит. Дело посерьёзнее. Крупными неприятностями пахло на лестничной клетке.
— Сам ты аппендицит! Подрезали меня.
— Из-за денег? Погоди, как подрезали? Когда? Куда? — он говорил деловито, без паники.
— В живот, утром ещё.
— Как это? И ты до сих пор ходишь? — уточнил Олег.
— Как видишь, не сдох, — пропыхтел Ромка, снова пытаясь встать. — А ты, небось, денег пожалел? Жмот!
— Мне деньги не с неба валятся, — обозлился Олег, подхватывая Ромку на руки.
— Да я могу идти, — пробормотал мальчишка, а сам вцепился в Олега.
Ромка нащупал твердокаменные мышцы у него на руках и затрепыхался.
— Ты насчёт денег очень того?..
— Попался, который кусался? — Олег протиснулся в лифт. — Поздно спохватился, да и выбора у тебя, похоже, нет, раз добровольно мне сдался. Верно говорят: не плюй в колодец, пригодится воды напиться.
Самостоятельно мальчишке разоблачиться не удалось, пришлось Олегу помогать. Он встряхнул Ромкино пальто. На пол с оглушительным бряком выпал нож.
— Ещё и ножик против меня точишь? Ну-ну. Я к тебе присматриваюсь, Роман Батькович, не пойму, что ты за фрукт, — Олег заговаривал ему зубы, отлепляя окровавленную липкую рубашку и футболку от тела. Кровь продолжала сочиться из длинной глубокой раны по рёбрам над пупком. — Но когда присмотрюсь, думаю, тебе не поздоровится.
— Да мне и так нездоровится, — нервно сглотнув, Ромка покосился на свой живот.
Олег отнёс его на диван, где Ромка спал ночью. Уложил и озадаченно потёр затылок.
— Вляпался я с тобой по-крупному, — он глянул на часы и поморщился. — «Скорую» нельзя. Начнут выяснять, допытываться, в милицию сообщат. А что я им скажу?
— Не надо милицию, — простонал Ромка. Он вошёл в образ тяжелораненого и блаженствовал, лёжа на полюбившемся диване, мягком, тёплом. Но живот пекло и дёргало, а внутри засел холодок: как будут лечить?
— Понимаю. Мне тоже проблемы не нужны, — Олег вздохнул и стал звонить по телефону.
— Димка, выручай… Срочно, слышишь! — крикнул он и тут же сбавил тон. — Не со мной. Приезжай со своим прикладом. Зашивать, похоже, надо.
