– Катька совсем рехнулась, – сказал Вовка Алхимик. – Я ей, дуре, покажу маникюр.
Джонни опять нахмурился. Маникюр – это, конечно, дурь, но какое право Алхимик имеет воспитывать Катьку?.. Однако прежде всего – штаны.
– Панин, дуй к Катьке за лаком, – приказал он. – А ты, Наган, вылазь из штанов, пока насквозь не проклеилось. Тогда совсем худо будет.
… Панин вернулся через двадцать минут. Вместе с Катей. Она принесла пузырек. Алхимик приготовил вонючий раствор. Штаны отодрали от стула вместе с тонким слоем фанерной дранки, потом отмочили растворителем и дранку. Наган снова сделался беззаботным и веселым. Пока штаны сохли, он, ловкий и вертлявый, в черном тренировочном костюме, радостно скакал по комнате, и рыжие прядки торчали у него как коротенькие рожки.
– А не вставить ли нам в спектакль чертенят? – раздумчиво проговорил Джонни. – Для массовости…
– В "Спутнике" кино идет "Чертенок", – поглядывая по сторонам, сказала Катя. – Сказочный фильм. У меня два билета есть… Вовка, может, пойдешь со мной?
– А Джонни? – хмуро спросил честный Алхимик.
– Ну… я же не знала, что он здесь, – ненатурально соврала Катька.
– Мишка, давай вторую башку клеить, – сказал Джонни.
Алхимик решительно произнес:
– Катерина, это свинство.
– Ох и грубиян ты, Алхимик.
– Какой есть…
– Можете идти без меня, вдвоем с Джонни, – сказала она голосом больной принцессы. – Могу оставить билеты.
– Можешь, так оставь, – отозвался Алхимик.
– Так, да?
– Так.
– Ну, и пожалуйста! А я пошла.
– До свиданья, – решительно сказал Алхимик.
Джонни отрешенно молчал.
– Пойдем в кино, Джонни, – сказал Алхимик. – Пусть… Доклеим вторую башку и пойдем…
Через полчаса они шагали к "Спутнику" и оба сердито молчали. Но, конечно, не друг на друга они сердились, а на глупую Катьку. А может, на самих себя. О чем думает Алхимик, Джонни не знал, а сам он думал, что Катька за последнее время кошмарно поглупела. Ей, дуре, только бы поиграть в любовь и ухаживание… Ну что же, случалось, что и сам Джонни был не прочь поиграть. Но не до такой же степени, чтобы портить другим жизнь. И не будет он из-за Катьки страдать. Человеческая дружба – не собачья преданность, здесь голову иметь надо…
– Переживем, – сказал Джонни.
– Угу… – отозвался Алхимик. – А вон идет твой Молчанов.
Юрик шел навстречу. Увидел Джонни и заулыбался.
– Ты зачем опять в больницу ходил? – строго спросил Джонни. – Снова кашляешь?
– Да я все время помаленьку кашляю, – признался Юрик. И перестал улыбаться. – А в больницу – для анализов. Меня все-таки в санаторий посылают, в "Березку". На целый месяц.
– Месяц – это немного, – утешил Джонни. – Ты держись.
– Ага, я буду… Джонни… А когда приеду, все равно съездим с тобой, да?
– Куда? – не понял Джонни.
– Ну, в Москву-то! На морскую выставку!
– А!.. – Джонни помигал, вспоминая. – Ну, о чем разговор! Мы же договорились.
Юрик опять заулыбался. И они пошли к "Спутнику" втроем.
– Можно, я с вами на "Чертенка" пойду? – попросил Юрик. – У меня десять копеек есть.
– Ну о чем разговор, – снова сказал Джонни.
Однако оказалось, что билетов на этот сеанс уже нет. Юрик печально посмотрел на захлопнутое окошечко и опустил руки в полосатых варежках.
Алхимик задумчиво глянул на него из-под растрепанной и прожженной шапки.
– Вы вот что… Идите-ка вдвоем, без меня, – предложил он. – Я на эту картину не очень-то рвусь, у меня дел по горло…
Джонни обрадовался в душе: с Юркой ему было проще и легче. А Юрик – тот вообще просиял открыто.
Из вежливости они проводили Алхимика до угла кинотеатра. Там Юрик спохватился:
– Ой, а деньги-то! Ты возьми за билет.
– Я же его не покупал.
– Все равно. Катьке отдашь, – дернуло за язык Джонни.
Алхимик хмыкнул:
– Давай.
Юрик нашарил в кармане гривенник и еще пятак. Гривенник отдал, пятак зажал в варежке.
Алхимик ушел, Джонни и Юрик прошли в фойе.
– Давай глотнем газировки, – предложил Джонни. – В горле дерет от скипидарного запаха…
– А мелочь есть?
– У тебя же есть пять копеек. Мы по полстакана…
Юрик тихонько улыбнулся:
– Это не пять копеек. Это твоя монетка с "Золотой ланью". – Он разжал ладошку.
– А-а… – улыбнулся и Джонни.
– Я ее всегда с собой ношу, – сказал Юрик.
Джонни кивнул.
– Джонни… – Юрик нерешительно поднял светлые глаза, в них была тревожная просьба. – Можно, я спрошу… про одно тайное дело? Совсем-совсем по-дружески, чтобы никому больше…
– Конечно! – Джонни отключился от других мыслей. У Юрки было что-то нешуточное.
– Джонни, я вот чего боюсь… там, в "Березке"… Если очень уж станет так… ну, домой захочется. Особенно вечером. В горле совсем заскребет… Может, от этого есть какие-нибудь таблетки? Ну, как от укачивания в самолете. Ты не знаешь?
– Не знаю… – растерянно ответил Джонни.
– Я боюсь, что вдруг не сдержусь…
– Юрка… Ну и не сдерживайся, – тихо сказал Джонни. – Если потихоньку, не при всех, то иногда можно… Даже помогает.
– Тогда ладно… – со вздохом проговорил Юрик. – А может, я и ничего… Я с собой эту монетку возьму. И буду сильно-сильно в руке сжимать, если заскучаю. – Юрик улыбнулся, но глаза его по-прежнему были серьезные. А Джонни вдруг опять подумал, что Юрка стал почти одного с ним роста.
Но мысль о Юрко тут же перемешалась с другой – снова о Катьке и Алхимике. Это была колючая мысль: а почему Алхимик отдал билет? Пожалел Юрика и пошел домой к своим колбам? Домой ли? С Катькой они живут совсем рядом.
Подозрительность – нехорошее свойство. Но, с другой стороны, Джонни знал, что даже самые благородные люди иногда подвержены слабостям.
– Твой санаторий – не самая большая беда, Юрик, – с грустной доверчивостью сказал он. – Ты только не вздумай влюбляться.
Юрик раскрыл глаза широко-широко.
– Я что, ненормальный?
Спектакль "Федя Мудрецов и дракон Горыныч" прошел с громким успехом. С таким, что его пришлось повторить на вечере старшеклассников и на общешкольном родительском собрании.
От начального сценария в спектакле осталось мало. Федя из унылого двоечника превратился в неунывающего и находчивого человека. Дракон Горыныч был уже не кровожадным чудовищем, а довольно добродушным зверем, несчастным от одиночества и необразованности. В конце спектакля Горыныч и Федя становились друзьями и дракон поселялся у Мудрецовых в гараже. Там он принимался за учебу: голова Стёпка – по программе третьего класса, голова Эдуард Коленкорович – в Институте охраны природы (заочно). И только голова Филиппыч от ученья отказалась, заявив, что она уже на пенсии…
Серега Волошин с приятелями не только переделал пьесу. Он еще написал песенки: для Феди и для Горыныча – для каждой головы.
Кроме третьеклассника Мудрецова и дракона в пьесе участвовали Федины одноклассники, черти-подростки, родители, глупый волшебник Звездочеткин и учительница. И зрители утверждали, что все они исполняли свои роли, как народные артисты. Но, конечно, самый громадный успех был у Горыныча. Он хохотал, пел, танцевал, жаловался на судьбу, звенел и сверкал панцирной чешуей, махал перепончатыми крыльями. Пасти его полыхали электронными вспышками. На афише, где указывались исполнители, было написано: "Змей Горыныч – группа под управлением Е. Воробьева".
Группа – потому что Горыныча играли пять человек. Один двигал крыльями, еще один управлял электроникой (это был сообразительный Мишка Панин), и, кроме того, потребовался, как и было задумано, исполнитель для каждой головы. Голову Стёпку играла Вероника Муравейкина. У нее оказался звонкий мальчишечий голос. Правда, сама она была толстая и в очках, но под шкурой дракона этого все равно никто не видел…
Потом школьные праздники прошли, и начались новогодние каникулы.
Третьеклассники забрали Горыныча себе. Лишние механизмы из него вытряхнули, а громадное сверкающее чучело таскали по улицам на палках – с хохотом и бренчаньем. А еще интереснее было, когда они с Горынычем съезжали с крепостного вала.
С этого вала катались все мальчишки и девчонки города. Да и взрослые тоже. На санках, на специальных снегокатах, а чаще – на фанерках или пластмассовых подносах. Целые толпы с криками и смехом неслись вниз по накатанным обледенелым склонам и, как пестрый горох, рассыпались по площади, где стояла большущая елка.
И вот представьте себе: над разноцветными куртками и шапками, распахнувши зеленые крылья, летит с высокого склона серебристое и золотистое чудовище с тремя оскаленными головами?
