— Я каждый день хожу в патриотический поход по родному краю, когда в соседнее село Троицкое за хлебом иду, — отвечает дядя Фёдор. — Особенно зимой, когда снегу по колено.
Кот Матроскин тихонько так говорит дяде Фёдору:
— Всё, я больше не могу. Я забираю Мурку с Гаврюшей и ухожу в патриотический поход. Я знаю один дом, где лесники живут.
— Нельзя, — говорит дядя Фёдор. — Папа и мама здесь одни пропадут.
— А мы их с собой возьмём.
— Нет, — говорит дядя Фёдор. — Мы не должны сдавать наше Простоквашино. Мы сейчас выборами займёмся.
— Слушайте, — вдруг вступил папа. — А наш Шарик совсем про своё фоторужьё забыл. Почему бы тебе, Шарик, не выпустить патриотическую стенгазету?
— Какую такую стенгазету? — не понимает Шарик.
— А такую, — объясняет папа. — «Военные уходят на пенсию, но не сдаются!» И десять фотографий тёти Тамары за работой по воспитанию молодого поколения.
— Это мысль! — поддержала мама. — Тётя Тамара сейчас так хорошо выглядит на свежем воздухе. Очень она фотогеничная стала.
Тётя Тамара застеснялась немного, но спорить не стала. Мысль о военных пенсионерах, которые не сдаются, показалась ей прогрессивной и воспитательной.
Ординарец Иванов-оглы сказал:
— Эх, жаль, что у меня во время службы фоторужья не было! Я бы столько военного патриотизма наснимал. Помню, случай у нас был с товарищем полковником, аккурат на Новый год. Пришёл приказ списать старые танки.
В это время почтальон Печкин подошёл. Он даже поразился:
— Неужели наша армия на старых танках воюет?
— Нет, — объяснил Иванов-оглы. — Это только так говорится «старые танки». А они совсем новые, в масле, даже не надёванные. Просто у них гарантийный срок кончился.
— Вот бы мне такой танк ненадёванный! — сказал Печкин.
— Зачем? — удивились все.
— Почту развозить. От собак отбиваться, от мафии. Да мало ли что: где дачники в машине застрянут, так я их танком вытащу. Я такой бизнес открою по вытаскиванию. У нас дороги, сами знаете, какие! А ещё охота… на кабана там, на утку!
— На утку с истребителем охотиться надо! — проворчал Матроскин.
А Иванов-оглы продолжал:
— Надо танки списать. Это ж море работы. Их надо отвезти на завод танкоразрезательный. Перевозка денег стоит. Там разрезать на части. Разрезка денег стоит. Части надо переплавить на слитки. Переплавка денег стоит. А слитки надо продать секретному танко-тракторному заводу для производства новых танков. А платят за эти слитки чепуху. Одни расходы получаются. Другой бы товарищ полковник растерялся. А наша товарищ полковник выход нашла.
Тут тётя Тамара вмешалась:
— Знаешь что, Иванов, ты эту историю без меня расскажи. А то мне неловко, что при мне меня хвалят. Я пойду пока в огород, хозяйством займусь.
Она вышла из домика и стала яблоню раскачивать, на которой последнее яблоко висело. Иванов продолжал:
— Как вы думаете, что же она придумала?
Все спросили:
— Что?
— Она придумала эти танки врагам сдать.
— Каким врагам?
— «Синим».
— Что это за враги такие синие? — спросил Печкин. — Мороз, что ли, был?
— При чём тут мороз? — удивился Иванов-оглы. — Просто у нас были военные учения. Мы были «зелёные», а они «синие». Вот мы им танки и сдали. Они — военные десантники.
— Значит, вы проиграли учения? — спросил папа.
— Ну да.
— Военные учения надо выигрывать, — говорит Печкин. — Это же очень плохо, что вы их проиграли. Непатриотично.
— С тактической точки зрения это непатриотично: им дали почётные грамоты, а нам нет. Но со стратегической — это хорошо. Потому что они с этими танками полгода мучились, пока переплавили. А мы даже премию получили за экономию средств. И ещё товарищу полковнику значок вручили — «Спасибо» третьей степени.
Он так закончил:
— Нет, вы со мной не спорьте: ваша тётя Тамара — большого государственного ума человек.
С ним спорить никто и не собирался.
— Мы с ней одних валенок за прошлую зиму штук двести сэкономили. А уж про шапки с ушами я молчу. Мы с ней на одном сырье можем три года жить. И ещё сэкономить.
Шарик немедленно схватил фоторужьё и пошёл эту государственного ума женщину фотографировать.
Она шаг, и он шаг.
Она к яблоне подойдёт, и он к яблоне.
Она в коровник — Мурку погладить, и он в коровник.
Она идёт с лопатой в огород, он следом.
Шарик, конечно, набегался за день. Но больше никто его в речку на заготовку рыбы не бросал. А Матроскина бросили в лес на заготовку лесных грибов — опят.
Папу с мамой опять бросили на педагогику: последние четыре тома осваивать.
А Печкин и Иванов-оглы получили указание перенести пианино из сарая в палатку, а оставшееся время использовать для общения с природой путем «побелки яблонь от кроликов и других насекомых».
— Я думаю, нам не удастся использовать время для побелки от кроликов, — сказал почтальон Печкин.
— Почему? — удивился ординарец Иванов.
— Я слышал, что пианино на станции четыре здоровых грузчика двигали. А нас только двое. Мы весь день его толкать будем, мы умрём, а пианино с места не стронем.
— Эх, Печкин, Печкин, — говорит ординарец Иванов. — Нет у вас гражданской широты мышления. Не видите вы ясных горизонтов.
— А вы видите ясные горизонты?
— Видим. Мы военную хитрость применим, — говорит Иванов-оглы. — Мы будем по очереди то один конец пианино поднимать, то другой. И будем так шагать, пока в палатку не пришагаем.
А пока они так пианино двигали, Иванов-оглы всё Печкину случаи из военной жизни рассказывал:
— Вот, помню, наш полк отрабатывал приземление на парашютах в болотных условиях. Мы всем моторизованным полком должны были в