Фомичев, воодушевленный таким всеобщим вниманием, красноречиво начал рассказывать о трудностях, с которыми ему, как руководителю спортивной работы на фабрике, и всем остальным активистам пришлось столкнуться при создании всех этих объектов. Ипполит односложно поддакивал ему. А жильцы — кто хвалил все сделанное, кто находил, что кое-что еще недоделано. На долю Александра Александровича выпала роль арбитра — своими шутливыми замечаниями он примирил различные мнения, под конец во всеуслышание заявив:
— В общем, поставлено все блестяще. Мне кажется, жильцы должны как-нибудь отметить заслуги тех, кто все это создал.
— Вот вы говорите — заслуги… — сказала тетя Юля. — Конечно, заслуги есть. Но вместе с тем здесь царит полнейший произвол. Вот несколько дней назад этот молодой человек, — она указала на Ипполита, — выгнал из команды нескольких мальчиков…
— Постойте, постойте, не волнуйтесь, — успокоил ее Фомичев. — Прежде всего — ваше имя, отчество?
— Юлия Макаровна.
— Так вот, Юлия Макаровна, мы сейчас разберемся во всем. Кого ты, Дугин, выгнал?
— Да этого самого… Ну, Ваську этого самого…
— Понятно… В общем, Юлия Макаровна, мы все выясним.
— Да и вообще порядка тут нет никакого, — уже не могла остановиться тетя Юля. — Все мы тут давали разные вещи для ребят. Как говорится, в порядке общественном. Ну и я, конечно, дала вазочку.
— Все это понятно, Юлия Макаровна. А что было дальше? — продолжал расспрашивать Фомичев.
— А дальше вот что. Они разбили эту вазочку.
— Тетя Юля, — вмешалась в разговор Наташа, — ведь мы уже объясняли вам, как все было. Мы с Таней разбили вашу вазочку, и никто больше в этом не виноват.
— Послушай, Дугин, действительно нехорошо получается, — сказал Фомичев. — Ведь Юлия Макаровна очень правильно говорит. Она сдала вам ценный предмет, а вы его, можно сказать, уничтожили.
Ипполит молчал, подавленный свалившимися на него напастями.
— Позвольте, позвольте! — вдруг сказал Александр Александрович. — Одну минуточку внимания!
Не торопясь, он открыл портфель и вынул из него завернутый в бумагу продолговатый предмет. Осторожно развернул бумагу и величественным жестом, наподобие того, каким цирковые фокусники сдергивают покрывало с сосуда, заполненного неизвестно откуда взявшейся водой с рыбами, продемонстрировал всем очень красивую стеклянную вазочку.
— Вот он, Юлия Макаровна, ваш подарок! Цел и невредим!
Фомичев взял в руки вазочку:
— Ваша это вещь, Юлия Макаровна? — обратился он к тете Юле.
Тетя Юля схватила вазу, повертела ее и радостно воскликнула:
— Ну конечно же моя! Вот тут была царапина, пожалуйста, есть она, миленькая. Этот цветочек как был стертый, так и остался. Моя, моя!.. А что же ты, Татьяна, наговорила мне — разбили, вдребезги… Вот же она, как живая! Но как это все-таки? Не было вазы — и вдруг она тут как тут. Странно…
— Ничего нет странного, — поспешно сказал Александр Александрович. — Очевидно, где-то затерялась, а сейчас нашлась. Вот и все!
— Словом, вещь налицо, — подтвердил и Фомичев. — Но все это мне не нравится, Дугин, все, что здесь происходит… Во всяком случае, мы с тобой об этом еще поговорим.
Режиссер взял под руку Фомичева и Ипполита и сказал им вполголоса:
— Эту вазу продал мне Савкин. Сказал, что ему случайно удалось достать и что уступает ее мне. Почему не услужить начальству? А вещь действительно весьма интересная, жена моя любит всякую там антикварию. Я не знал тогда о проделках Савкина…
К Наташе подбежал Коля. На его обычно спокойном, всегда довольном лице сейчас застыло растерянное выражение.
— Пойдем на минутку, — сказал он шепотом.
Они сейчас же отошли в сторону.
— Слушай, Наташа, — все так же тихо проговорил Коля, — я только сейчас оттуда.
— Откуда оттуда?
— Из милиции… Ваську вызвали туда, мы с Петькой пошли тоже. Он сейчас дожидается очереди у дежурного, а я прибежал… Вот видишь, как все… Надо что-то делать.
Наташа беспомощно посмотрела на товарища — кажется, впервые в жизни она не знала, что надо делать…
Сегодня среда, и надо купать Маришку. А то белый пудель скоро станет совсем черным.
Таня нагнулась, вынула из нижнего ящика шкафа две старые простыни и тяжело вздохнула:
— И всегда мама преувеличивает. Неделю Маришку не мыли, а ей уже кажется, что она черная. Чуть-чуть сероватая, и только.
Девочки поставили на скамью бак, затем принесли в комнату из кухни две табуретки, водрузили на них корыто. Положили на диван простыню, другую повесили на спинку стула. Рядом бросили теплый пуховый платок, чтобы накрыть им собаку после купанья.
Потом Таня опустилась на колени и засунула руку под диван. Оттуда послышалось грозное рычание.
— Ее калачом оттуда не выманишь, — рассердилась Таня, встала и в безнадежной позе уселась на стул. — Кончай, Володя, помоги нам.
Володя, пристроившись у подоконника, что-то рисовал. Не отрывая головы от альбома, он ответил:
— Сейчас, один только штришок.
— Всегда, когда ты нужен, ты находишь какие-то посторонние дела, — возмутилась Наташа.
— Вовсе это не постороннее дело. Рисую по заданию Дугина. Понятно? Но если я вам нужен — пожалуйста.
Он закрыл альбом, положил карандаш и заглянул под диван.
— На нее можно подействовать только гипнозом, — заключил он.
— А если сахар? — громко спросила Наташа.
При слове «сахар» из-под дивана тотчас же высунулась морда Маришки. Но, не увидев в руках хозяев знакомого белого кусочка, собака тотчас же скрылась обратно.
— А что если позвать ее гулять? — предложил Володя.
И вдруг Маришка, услышав последнее слово, выскочила из-под дивана, подбежала к двери и завиляла хвостом.
Этим воспользовалась Наташа. Она схватила собаку поперек живота и посадила в корыто. Обе девочки тотчас начали действовать. Наташа мыла собаке спину, Таня намыливала лапы. Вода потемнела от грязи. Володя держал наготове в руке кружку с чистой теплой водой.
— Вы не смейтесь, — продолжал философствовать Володя, — гипноз — великое дело…
В это время Наташа взяла со стола ножницы и стала подстригать Маришке шерсть на лапах.
— Вот видишь, — засмеялся Володя. — Ты вовсе не хотела брать ножницы, а я тебе сделал гипнотическое внушение, и ты взяла их. Понятно, в чем сила гипноза?
— Вечно выдумываешь! — фыркнула Наташа. — Мне просто нужны были ножницы, и я взяла их. Никакого здесь нет гипноза.
Тут Таня попросила Володю полить Маришку чистой водой. Но на собаку пришлась только небольшая часть воды, все остальное пролилось на пол.
— Хоть бы делал все аккуратнее, — рассердилась Таня. — Пол сам по себе не просохнет, его надо будет вытирать после тебя, медведь.
— Маришка, Маришка, какие же у тебя грязные лапы! — укоризненно покачал головой Володя, пропуская мимо ушей замечание сестры. — В футбол не играешь, а такая грязная.
— Не хватает еще, чтобы Маришка занялась футболом! — совсем уже рассердилась Таня. — И так с ней забот много.
— Я не предлагаю ей это делать, — примирительно проговорил брат, набирая из ведра новую порцию воды. — А то еще чего доброго и ее обвинили бы в краже…
— Ой, Володя, лучше не напоминай! — воскликнула Наташа. — Я не могу без ужаса вспомнить, как Васю вызывали к следователю…
— Но ведь все уже в прошлом, — сказала Таня. — Я сама за этого Ваську поволновалась. Слава богу, что у него все благополучно кончилось. Может, он теперь будет умнее.
— А если бы там был другой следователь, — не успокаивалась Наташа. — И не поверил бы Васе? А? Что тогда?
— И другой следователь поверил бы, — категорически заявил Володя. — Между прочим, конечно, большую роль сыграл режиссер… Не поленился два раза сходить в милицию… А Сережку мне не жалко… Ты как думаешь, Татьяна? Пусть посидит… И Юрку с Валеркой… Очевидно, есть за что, если их тоже до сих пор держат.
Володя вытащил Маришку из корыта и уложил ее на диван, укрыв простыней и платком.
— Трудное все-таки дал мне Дугин задание, — сказал он, снова подсаживаясь к подоконнику. — Другой вряд ли справился бы.
— Хвастунишка несчастный! — рассмеялась Наташа. — К тебе теперь просто не подступишься.
— Ой, если мама увидит, что не все лежит на месте, она две недели будет напоминать мне об этом, — воскликнула Таня и, взяв полотенце со стола, направилась с ним к двери. И тут же остановилась:
— Лида!
— Она самая! — подтвердила Лида, быстро входя в комнату. — Я так и знала!
— Что вы знали? — спросила Наташа, вставая со стула.
— Сиди, сиди, — положила руку на ее плечо Лида. — Я бегу сюда, сама не своя, а они… Они собаку купают!
