Ознакомительная версия.
Трубные треугольники его обратно не пропустили. Салим дернул их в одну
сторону, в другую… Парень в униформе подошел к нему и неправдоподобно-приветливо улыбаясь всеми зубами, попросил:
– Вот сюда, пожалуйста!
Салим вышел и обернулся: видела ли этот позор Ева? Но она возилась с малолетним придурком и не видела. Салим бросился искать пустую тележку, но тележек почему-то не было. Ни одной.
Ева между тем нагнулась к Стасику и подмигнула ему:
– Сейчас мы тебя катать будем. В карете. Будешь как царь-король. Ага?
– Ага.
Если как царь-король в карете, то ага. Стаса подняло в воздух и перенесло почти в тележку.
– Эй, царь-король, ноги-то подожми! Ты ж тяжелый!
Царь-король поджал ноги и очутился в тележке полностью.
– Ой!
– Садись!
Стас опасливо посмотрел на сетчатый пол своей кареты и остался стоять, только на полусогнутых коленях, вцепившись в боковые стенки.
– Ну садись же, чего ты? Вон, посмотри, как мальчик сидит.
Стас стоял трусливой загогулиной и смотрел себе под ноги, а не на посторонних мальчиков. Ева сняла с себя куртку и бросила ее в тележку, за Стаса.
– На вот тебе трон. Смотри, какой красный трон! Мягкий! Садись!
Стас неловко опустился на корточки, продолжая цепляться за стенки. Он не был уверен в том, что делает все как надо. Поэтому присел и вопросительно посмотрел на Еву.
– Ты какой хлеб любишь? – спросила Ева. – Такой любишь?
Стас кивнул. Ева сунула в тележку большой белый батон в шуршащей прозрачной пленке.
– А такой любишь?
Стас кивнул.
– А может, такой?
Стас на всякий случай опять кивнул.
Когда Салим наконец нашел тележку и вкатил ее в торговый зал мимо распахнувшихся треугольников, не вынимая левую руку из кармана, в котором лежали четыре тысячи, тележка со Стасиком была наполнена не только Стасиком, но и небольшой горкой хлебов, пирожков и пончиков. Сам Стас прочно сидел на попе, слегка подавленный этой горой. В руках он держал розовый торт с желтыми розами и зелеными разводами.
– Нифигасе вы хлебушка набрали… – присвистнул Салим.
– Сейчас наберем еще салатиков, а суши мы тут брать не будем, – решила Ева. – Тут плохие. Рыба в суши должна быть свежайшая, а тут всё такое… как у Булгакова!
– Что? – не понял Салим.
Но Ева не стала объяснять, что у нее на страничке в числе прочих любимых изречений стоит булгаковское, из «Мастера и Маргариты», про осетрину второй свежести. Дело в том, что Ева была не уверена в том, что эта цитата из «Мастера». Может, она вообще из «Войны и мира»? Или из «Двенадцати стульев»?
– Ты какие салатики любишь?
Салатиков было сто. Или двести. Никаких правильных названий салатов, кроме «Оливье», Салим не знал.
– Я свежайшие люблю! – выкрутился он.
Ева звонко засмеялась. Этот деревенский мулат, оказывается, очень даже остроумный! Стас взял – и тоже вдруг засмеялся. Несколько лотков с салатами перенеслись во вторую, пока пустую тележку. Стас вытянул шею гусиком и проводил взглядом салаты. Ева заметила, нагнулась к мальчику.
– Стасик, ты меня слышишь?
Ребенок кивнул, не отрываясь от созерцания салатов.
– О’кей. Если ты что-то захочешь, можешь взять сам или сказать «хочу». Понял?
Стас молчал.
– Стасик, скажи: «хочу»…
Шепотом:
– Хочу…
– Громче скажи, а то мы тебя не услышим!
Не сразу, но громче:
– Хочу.
– Ну ладно. Сойдет. Мясо брать будем? – последняя фраза относилась, разумеется, к Салиму.
– Не надо!
Салим знал, что мясо стоит очень дорого. При маме они редко покупали свежую говядину, вот даже почти никогда. Бабушка в первые дни в Ельце купила кусок говядины, а потом свинины. Но как только выяснилось, что Стаса надо везти в Москву, они перешли на овощи и окорочка. Салим любил мясо, но все понимал, поэтому как-то даже и не хотел вроде никакого мяса.
– Ну и правильно, – согласилась Ева. – Все равно я его готовить не умею! Возьмем заморозку. И всяких готовых ветчин.
Они свернули в противоположную от свежего мяса сторону и набрали каких-то пакетов и коробочек. Потом прошлись по рыбе.
– Ты морских гадов уважаешь? – поинтересовалась Ева.
– Я никаких гадов не уважаю! – твердо ответил Салим. – Гад он и есть гад!
– Это точно…
Стас сидел неподвижно, держа торт. Гады его не интересовали.
– Пошли в молочку!
Они пошли «в молочку». В молочном отделе Ева отобрала у Стасика накренившийся и размазывающийся по коробке торт, и закидала ребенка йогуртами, пудингами и желе.
– Это хочешь?
– Хочу.
– А вот такой с шоколадными шариками хочешь?
– Хочу.
– А ванильный пудинг будешь?
– Будешь!
– Надо отвечать «буду». Будешь?
– Будешь.
– Скажи: буду!
– Буду.
– Ну тогда держи.
Салиму становилось все хуже и хуже. Фрукты-овощи он еще выдержал, а «в шоколаде» вдруг понял, что у него из кармана исчезли все деньги. И в какой же момент он забылся, и вытащил из кармана руку? Во черт, это было еще в рыбе! Там было столько народу, между рыбой и сырами, что одной правой с тележкой было никак не справиться. Он вытащил руку всего на мгновение, но забыл сунуть ее обратно и теперь… О, счастье! Деньги оказались на месте, прощупались. Ура!
– Что?
– Что-что, десятый раз спрашиваю, какой ты шоколад любишь? Горький? Молочный? Белый? Лично я люблю французские трюфели, но я их уже себе взяла, пока ты тут наяву спал!
А вдруг в кармане не все деньги?
– Алё!!!
– Да я вообще шоколад не люблю, я мясо люблю!
Ева уставилась на него, как на идиота.
– Так чего ж мы тогда в мясной отдел не пошли?
– Я в принципе люблю мясо, но сейчас не хочу.
– Ты хочешь, но стесняешься!
– Еще чего!
– Точно стесняешься.
– Нет. Просто не хочу.
– Хочешь.
– Не хочу.
– Хочешь!
– Хочу! – это подал голос Стас, он увидел киндеры. – Хочу кидэ!
– Два? Три?
– Т’иче…
– Три или четыре? Четыре? Скажи: четыре.
– Четы-е!!!
– Молодец! Держи: раз, два, три и четыре. Четыре киндера. Смотри, как здорово! Хочешь еще четыре? Вот таких, мальчуковых? Только ты сам будешь считать! Ну-ка… Раз…
Так Станислав научился считать до четырех.
После сладостей они заглянули в отдел соков и вод.
В отделе соков и вод тележку со Станиславом оставили рядом с тележкой, в которой сидела зеленая девочка зловредного вида в зловредной позе: скрестив и руки, и ноги. Стасик исподлобья взглянул на девочку, а девочка еще более исподлобья – на Стасика.
– Никуда не уходи и из тележки не вылезай! Мы сейчас придем! – сказала Ева, взяла Салима за руку и юркнула вместе с ним в проход между полками.
Стасик не успел испугаться. Он успел только во второй раз посмотреть на девочку и посильнее прижать к себе коробку с волшебными яйцами.
– Это твоя мама? – капризно поджала губы девочка.
Стасик хотел ответить, что мама далеко и болеет, но это было слишком много слов. Он открыл рот и вместо всех этих слов очень четко сказал:
– Да!
– Клёво! – пополамя зависть и восхищение, кивнула девочка.
Стасик смотрел на девочку в светло-зеленой куртке с забавными темнозелеными лягушатами и молчал. Девочка была похожа на лужайку. Лягушата прятались в цветущих кустиках, а за ними из-за кучерявых облачков подглядывали улыбающиеся солнышки.
– Моя мама все равно лучше! – убежденно продолжила разговор девочка.
Стасик смотрел на лягушат и молчал.
– А ты кто?
Стасик хотел ответить, кто он, но это было еще больше слов. Он опять открыл рот и вместо всех этих слов еще четче сказал:
– Цаг’!
– Царь? – уточнила девочка.
– И ко-оль! – уточнил Стасик.
Девочка извернулась и встала на коленки, так, чтобы быть полностью, лицом, поближе к такому интересному собеседнику.
– Царь и король, как в сказке… – протянула девочка. – Клёво! А ты много сказок знаешь?
Стасик промолчал.
– А ты сам умеешь сказки сочинять? Умеешь? Скажи, умеешь?
– Да! – сказал Стасик.
Девочка нравилась ему все больше и больше.
– Юля-а-а!!! Юля, где Алина? Паразитка, я ее убью, если найду! Господи!!! Ты давно тут одна сидишь?!
– Ма, я не одна! Я с мальчиком!
– С каким еще мальчиком? Али-и-на! Где она? О, Господи! Вас на минуту нельзя оставить!
Стасик с удивлением смотрел на странную взъерошенную тетеньку, прижимающую к груди пакеты с соком и вопящую в пространство.
– С хорошим мальчиком! – объяснила Юля. – Он царь-король и сказки умеет сочинять!
– Али-на! Вот дрянь, а! С хорошим мальчиком? Царь-король? Да ты посмотри, во что он одет! Оборванец! Алина!
– А вот это не ваше дело!!! – Ева подошла сзади, услышала последнюю фразу и возмутилась.
Салим с тележкой чуть отстал, пропуская встречные тележки. Он про оборванца не слышал.
– Девочка, тебя вообще никто не спрашивает! – отмахнулась женщина. – Алина!!!
– Ма, это не девочка! Это его мама!
– Что-о?! Мама? Еще лучше! Нагуляют в тринадцать лет, а потом плюют на своих детей! Сама в «Праде», а на ребенке пальто с помойки! Мамаша, тоже мне!
Ознакомительная версия.
