— С меня хватит! Уведу их подальше от этого места, — сказал мальчик, обращаясь к Давиду и Ваффи, не сводившим с него глаз. — Там, на вершине горы, нет этих ужасных грузовиков.
Он быстрыми шагами пошел прочь, перескакивая через камни, и козы, толкая друг дружку, засеменили следом.
— Эй, там остались еще козы, — крикнул ему Давид. — Одна из них идет по дороге в противоположную сторону.
Пастушок оглянулся.
— Это не мои, — сказал он. — Я отвечаю только за своих двенадцать. Мне и с ними забот хватает. А те козы другого пастуха. Пусть идут к нему!
В следующие мгновение, словно услышав и поняв мальчика, животные скрылись в зарослях мимозы, и стук их маленьких копыт о растрескавшуюся землю затих вдали.
Давид и Ваффи срезали себе удочки и спустились с холма, с удовольствием съехав по крутому песчаному спуску и перепачкав штаны. Мама и Джоана вышли на дорогу позвать их обедать, когда мальчики лихо и шумно скатились с горки прямо к их ногам.
У них появились удочки, это было здорово, оставалось найти червей. Но до первого дождя об этом мечтать не приходилось…
Оставалась неделя до начала занятий в школе. Именно в это время берег моря особенно манил и притягивал мальчиков своей таинственностью. Спустя день или два после исчезновения лодки Давид и Ваффи рано утром пришли на берег и обнаружили ее на прежнем месте. Загадочная лодка стояла там, покачиваясь на волнах в бухте, как будто и не исчезала никогда.
— Она вернулась ночью, — заявил Ваффи. — Еще вчера вечером ее не было. Мы должны продолжать наблюдать за ней. Будем прятаться за валунами с нашими удочками и однажды узнаем все.
— Что узнаем? — спросил Давид, цепляясь за выступ скалы и в волнении переминаясь с ноги на ногу. Но Ваффи лишь многозначительно покачал головой. «Может быть, — думал Давид, — он знает какой-нибудь ужасный секрет, но, вероятнее всего, ничегошеньки не знает». Было бесполезно что-либо выпытывать у Ваффи.
Так ребята ничего и не узнали. Все неделю они упорно ходили на берег ловить рыбу в своем укромном месте; как-то им посчастливилось поймать жирную сардину, зажарить ее на углях и съесть за ужином. А странная лодка продолжала исчезать и появляться под покровом ночи. Следов ее обнаружить не удалось ни на рассвете, ни в закатных сумерках, хотя каждый вечер дети взбирались на ограду и смотрели на море до тех пор, пока не становилось совсем темно и горизонта нельзя было разглядеть.
История с лодкой отвлекла Давида от других мыслей. Найденная им девочка медленно поправлялась, поэтому он перестал о ней беспокоиться, тем более мама пообещала, что скоро он сможет увидеть ее. Давид уже почти не вспоминал неприятную историю с виноградом — только изредка перед сном, но он твердо решил больше не слушать Ваффи и быть хорошим мальчиком, ему даже казалось, что он действительно стал таким. В конце концов, надо только научиться говорить Ваффи «нет», когда тот захочет, чтобы Давид совершил что-нибудь предосудительное, а это казалось таким легким. Несмотря на благие размышления мальчика, то, что произошло день или два спустя, шло вразрез с его планами.
Они с Ваффи лазали по скалам на дальнем конце берега, как вдруг Ваффи сказал:
— Помнишь тот глубокий залив сразу за скалой? Я нырял в него. Спорим, ты никогда не смог бы этого сделать.
— Смог бы! — вспыхнул Давид. — Я умею нырять не хуже тебя. Мы с папой однажды плавали на плавучей вышке, и я нырял с нее.
— Врешь, — сказал Ваффи.
— А вот и не вру, — настаивал Давид.
— Ладно, — примирительно сказал Ваффи, — тогда нырни вон с той скалы, и я поверю тебе.
— Сейчас не могу, — понурив голову, ответил Давид. — Мама разрешает мне плавать только с этой стороны бухты, где она может видеть меня из окна.
Ваффи злорадно усмехнулся.
— Я так и знал, что ты струсишь, — высокомерно проговорил он. — Где тебе рисковать. Рискуют только храбрые люди. Твоя мама не увидела бы, как ты прыгаешь, а через пять минут ты был бы сухим.
Он начал насвистывать, всем своим видом давая понять, что считает Давида никчемным парнем. Щеки Давида запылали от злости. Он мог запросто нырнуть в этот залив, но не мог стерпеть того, что Ваффи считает его трусом. С другой стороны, он обещал маме быть всегда у нее на виду. Ох, что же ему делать?
— Сразу видно, что ты опытный ныряльщик, — ледяным тоном произнес Ваффи.
— Ах так! — закричал Давид. — Смотри!
В следующее мгновение он сорвал с себя рубашку и прыгнул вниз головой в залив, который на самом деле оказался не таким уж глубоким. К счастью, он успел вытянуть вперед руки, и они немного смягчили удар о дно, но все же мальчик больно ударился головой об острый камень. Когда Давид вынырнул, его руки ныли от боли, а на лбу набухала здоровенная синяя шишка. Он здорово перепугался и дрожал всем телом, а когда выбрался на берег, сел и заплакал.
— Ты, ты во всем виноват! — рассвирепев крикнул он Ваффи. — Я иду домой, к маме. Она, конечно, станет меня ругать, но я скажу, что во всем виноват ты!
— Лучше скажи ей, что ты поскользнулся и упал, тогда она никого не будет ругать, — спокойно возразил приятель. Но Давид уже шел по направлению к дому так быстро, как только позволяли валявшиеся тут и там камни.
Легко взобраться на утес не удалось, потому что кружилась голова, и он все еще не мог перестать плакать, а от этого перехватывалось дыхание. В голове звенело, ноги были как ватные, и когда Давид, шатаясь, вошел в дом, он совсем не был похож на того веселого и энергичного мальчика, каким его все привыкли видеть. У него не хватило сил даже на то, чтобы объяснить, что с ним случилось.
Мама, заметив большую пунцовую шишку на лбу сына, помогла ему раздеться и лечь в кровать, не задавая слишком много вопросов. Солнце начало клониться к закату, когда она закончила смазывать йодом его руки и приложила к шишке медную монету. Мама оставила его в тишине и покое, а сама отправилась готовить ужин.
Лоб Давида болел, но он уже не чувствовал тошноты от головокружения и слез. Мальчик лежал на своей кровати в сгущавшихся сумерках и думал о том, что произошло, но он не находил ответов на вопросы, роем проносившиеся в его голове. Почему каждый день, когда он решает стать хорошим и даже молится об этом, прося у Бога помощи, кто-то словно толкает его делать то, что велит Ваффи? Почему так трудно сказать ему «нет»? Почему Давид не может стать светилом в мире, честным и послушным, не похожим на других? Он не знал. Вероятно, придется спросить у мамы…
Давид не чувствовал голода, он просто лежал и думал, и ждал, пока мама закончит укладывать Джоану в постель и уберет со стола. Наконец она вошла и присела рядом с ним на кровати. Давид пододвинулся к ней поближе и вдруг все ей рассказал — и о винограде, и о прыжке со скалы, и о том, как трудно говорить «нет» Ваффи.
Когда он закончил, наступила тишина. Потом мама сказала, покачав головой:
— В таком случае тебе больше нельзя играть с Ваффи. Я думала, ты поможешь ему стать лучше, но он заставляет тебя подчиняться ему, поэтому ты больше не должен никуда ходить с ним. Теперь ты будешь играть возле дома, где я всегда смогу видеть и слышать тебя.
— Но, мама, — чуть не плача, сказал Давид, — мне будет неинтересно играть только возле дома. Я больше никогда не сделаю ничего плохого. При случае я обязательно скажу Ваффи «нет», даю слово.
— То же самое ты обещал в прошлый раз, — вздохнула мама. — Если сам по себе ты не можешь вести себя хорошо, Давид, существует только один способ избегать неприятностей. Помнишь ли ты, о чем мы говорили вчера вечером?
— О чадах Божьих.
— Правильно. Скорее всего, ты никогда по-настоящему не хотел стать одним из них. Конечно, некоторым образом Бог постоянно присматривает за тобой и охраняет тебя от окружающего зла. Но иногда грех оказывается в тебе самом! Только тогда, когда Господь Иисус простит тебя и изгонит грех из твоего сердца, наполняя его Духом Святым, ты научишься говорить «нет» людям вроде Ваффи. Сам по себе ты слишком слаб, чтобы запирать дверь своего сердца перед всяким искушением; зато Бог обладает достаточной силой.
Давид, затаив дыхание, слушал маму. Теплый ветер, влетевший в комнату через открытое окно, пахнул морем, над мысом всходила полная луна. Казалось, весь мир притих в эту особенную минуту.
— Помнишь ли ты, как мы впервые оказались в этом доме? — спросила мама. — Неопрятные, грязные люди жили здесь, и они ни за что не хотели уходить, пока папа не выгнал их. Потом мы долго чистили, мыли, скребли полы и стены и только после этого стали тут жить. Теперь этот дом наш. Но, представь, что однажды мы бы все уехали и оставили в доме тебя одного, а те люди захотели бы вернуться, и перевернули бы все здесь вверх дном. Смог бы ты один остановить их?
— Наверное, смог, — ответил Давид. — Вместе с Ералашем.
