У меня на глаза навернулись слёзы, я встал на колени и долго просил у гор, чтобы они пришли в мое сердце и чтобы они научили меня воображать красоту и гармонию. И чтобы мне открылось, зачем нужен на земле человек! Чтобы я мог стать гражданином космоса, чтобы я не был чужим этим прекрасным звёздам, чтобы я стал им помощником, а не неуклюжим уродцем, которого с сожалением и состраданием кормят и держат в клетке.
Я злился на Розу — ну за что? Может, она правда детям каким-то там помогает, может, она тоже прекрасный человек, не хуже Ленки… И ничего я вообще не знаю. А может, Фёдор ни в кого не влюблен вообще, и пускай таким остаётся, каким хочет. Правильно он говорит, что я на месте топчусь. Почему я такой неумелый на земле? О чем я воображаю день и ночь? О том же самом, что крутится вокруг меня, вся эта суета сует! Когда же я начну думать о звёздах, когда захочу стать гражданином моей планеты, чтобы выстраивать её жизнь по часам Солнца? Ведь если я этого не воображу и не захочу, и если никто другой этого не захочет, то кто же будет наводить порядок в моём дворе, в моей стране, нашей Солнечной системе, в нашем Млечном пути?
Люди много веков мечтали о космосе и наконец сделали аппараты для полётов. Но ведь это еще первые шаги, только самые первые. Потому что самое главное — это научиться воображать и мыслить в правильную сторону. Не как отбросить и убить, а как сотворить и привести в гармонию!
* * *
Потом мы собрались ложиться спать, и я долго изгонял из палатки скопившихся там комаров — убивать их мне нынче совсем не хотелось. Справившись с ненужными гостями, я запаковался в спальник, а Ленка при свечке принялась читать перед сном какую-то маленькую книжицу стихов. Я глядел на неё, глядел, не выдержал и спросил:
— Ленка, а ты веришь в рай на земле?
— Трудно сказать… Я на это смотрю так: смысл не в том, чтобы забраться на конкретный Эверест. Если угодно — мне Эвереста мало и рая мало. Мне нужна жизнь, которая будет постоянным восхождением внутри себя самого. А поскольку я верю в бесконечность жизни, то сам понимаешь — границ нет, всё в моих руках…
— Ну да, в твоих! Не всегда и не всё. Вот сейчас что ты делать-то будешь, а?
— Ты про Фёдора? — спросила она. — Вадь, я знаю одно: я ему нужна. Я ему нужна потому, что мы делаем вместе одно дело. Потому что я его понимаю.
— Да она же даже не местная! — воскликнул я. — Она же увезёт его в какую-нибудь Караганду, и будут они там беспризорниками заниматься. Ты ему нужна, ну что же, что же, это может быть! А ей ты будешь нужна? В Караганде? Ленка, да ты же ведь просто ему всю жизнь свою отдала, это что же за такая несправедливость?
— Смешной ты, Вадька, — сказала Ленка. — Это он мне целую жизнь подарил. Такую, о какой я и не знала никогда, что такие бывают. Это большое счастье — встретить на пути чистого светлого человека. Живого. Он мне на многое глаза открыл и маршрут наметил. И теперь я уже не заблужусь в жизни.
— Мне он тоже много открыл. Ленка, но я же видел, как ты иногда ревёшь у себя… в окне! Мы один раз когда шли с ним от тебя, мы даже оба видели.
— Какой кошмар, отныне буду реветь только в ванной, — улыбнулась Ленка, отложив книжечку и затушив свечу. — Ну что тебе сказать? По-человечески трудно… испытывать привязанность к такому, как Фёдор. Но я бы не хотела, чтобы он был другим. Понимаешь? Я бы не хотела. Он всё время меня зовёт куда-то вперёд. За это он мне и нравится. А если бы жили мы вместе, вечером он приходил бы, приносил зарплату, целовал бы меня в щёчку и садился телевизор смотреть — Вадька, для меня это пошлость.
— Ты прекрасно понимаешь, что этот человек приходит с работы не так, — горячо возразил я. — Ты прекрасно знаешь, чем он занят после работы и до работы. И если бы вы женились, то вы бы делали это вместе! Ничего бы он не перестал звать тебя вперёд. Это не такой человек.
— Не знаю. Всё-таки он человек, а не ангел, — сказала она. — И у него есть свои недостатки, только ты почему-то его представляешь всё время этаким идеальным. А я тебе скажу, что когда человек один, ему есть куда стремиться. А когда ему тепло и хорошо с кем-то рядом, возникает соблазн сидеть, сидеть, сидеть, глядеть на звёзды…
— Чепуха, что-то я ни разу не видал, чтоб вы сидели-сидели просто так, — усмехнулся я.
— Да, потому что я бегу от этого, как от худшей заразы, — ответила она. — Вадь, я для себя вот что решила: если он будет со мной, то только для того, чтобы мы могли ещё больше отдавать себя миру. Я сама не согласна ни на что другое. Такой человек не имеет права быть мужем обычной тётки.
— Но им-то он и будет, — мрачно прогнозировал я. — Потому что у него есть недостатки и потому что он, кажется, способен в такую тётку влюбиться. А она его похоронит в Караганде и все его таланты закопает. Ленка, да ты словно сама его от себя отталкиваешь! Вот когда ты сегодня села на небо поглядеть, а он рядом сел, так что в первый момент твою ладонь своей рукой накрыл почти, а ты же ведь тут же возьми и сядь по-другому! Ты понимаешь вообще, что ты натворила? Тебе нельзя не замечать таких вещей! Да он, может быть… он, может быть, как раз тебе хотел что-то сказать!
Ленка рассмеялась, покачала головой, потом вздохнула и сказала:
— Захотел бы — так сказал бы. Он просто жалеет меня, а зачем мне это надо? Для меня это всё слишком не шутки. А если у него это как у всех — ну, знаешь, приятная девушка, приятный жест… То тем более не надо! Это, Вадька, всё мир внешний, изменчивый, обманчивый, мне такого не надо, да и Фёдору таким быть… пожалуй что, и недостойно. Быть ему закопанным или нет — это его выбор, но во всяком случае, закопаю его не я.
— Ленка, ты что-то слишком много хочешь от человека, — сказал я. — Так это что, выходит, это не он неприступный, а ты? То есть ты хочешь, чтобы он был твоим мужем, а ухаживать за собой не даёшь? Это вообще как понимать? Значит, это ты виновата, что мы его теперь лишимся, и эта милиционерка его увезёт! Доотталкивалась! Толкательница ядер! Меня твоя позиция просто возмущает!
— Вадим Яшин, спи, — велела она.
Я замолчал, но спать не мог. Фёдор ушёл. Ушёл вместе с Розой, ради которой сюда приехал. Это был факт. И с этим уже нечего было делать!
Значит, у меня никакого воображения, да? Это у меня-то, который с одного метеорита целую философию придумать способен? Значит, мне надо вообразить что-нибудь эдакое, да? Ну ладно, я воображу. Я воображу! Я воображу, что Фёдор ушёл с Розой затем, чтобы приучить её среди ночи собирать в горах мусор! Ха-ха-ха! Или нет: он ушёл, чтобы научиться экстремальному ночному скалолазанью! Ну-ну! И кто бы мне говорил, что я его идеализирую!
Некоторое время я саркастически смеялся и злился внутри себя, а потом вдруг как-то внезапно почувствовал, что всё это не так уж невероятно. А может, он ушёл, чтобы… чтобы провести проверку и воспитание моего воображения! А может, он хотел показать Розе ночной Шихан, потому что опасался, что без него она полезет в такое путешествие одна, ведь она экстремалка — а это опасно! А может, у них очень серьёзный разговор про методику воспитания беспризорников! А может… а может, у Розы стрясся какой-нибудь душевный кризис, поэтому она сюда и приехала, и он это понимает и воспитывает её! Ох сколько всяких предположений повалилось на меня градом, как только я захотел их вообразить! Не скажу, что меня всё это утешило, но во всяком случае исчезло чувство безнадёжности. Пожалуй, это уже кое-что.
Между прочим, может быть и так, что в нём сейчас происходит борьба разных мыслей и мотивов. А я тут сижу и воображаю про него всякую чушь! Как же я ему тогда мешаю своими глупыми мыслями! Мне рядом с ним всегда так хорошо думается, а ему тогда, наверное, наоборот!
Я рассердился на себя и твёрдо решил воображать, как бы это ни было абсурдно, что Фёдор решил прочитать Розе наизусть эпос «Рамаяна и Махабхарата» или на крайний случай пересказать ей подробную биографию Циолковского, а заодно научить ориентироваться в звёздном небе, и с этой преупрямейшей мыслью и заснул.
* * *
Проснулись мы едва на рассвете — оттого, что покрикивала странная переливистая птица. Нет, это была не птица, это был музыкальный инструмент.
— Ленка, кто-то на флейте играет, — сказал я, потянувшись, и рассмеялся:
— Давай вообразим, что это Роза?
— Ну что ж, почему бы и нет, — улыбнулась Ленка, вылезла наружу и стала разводить костёр.
— Лен, ты чего-о, ещё совсем ра-ано, — недовольно потянул я, потому что мне без неё спать было как-то неловко, будто я засоня. Придется вставать! Вообще это хорошо. Я люблю рассвет, но к нему так неохота вставать! В конце концов я придумал компромисс: вытащил спальник наружу, на свой любимый скальный выступ, где несколько веков назад вода проточила в камне маленький бассейн, и лёг досыпать там. Вокруг приветливо шелестели тоненькие и невысокие, крепенькие горные берёзки, выросшие из щелей между глыбами.
