Вскоре в прихожей раздался звонок. Мама выбежала встречать дядю Мишу, который долго возился и топал ногами возле вешалки. Затем топот смолк, и послышался мамин шепот.
Дядя Миша вошел в комнату, потирая руки, и загудел с порога:
— Угу, угу… Так, так… Ну-ка, признавайся, Вячеслав, что с нами случилось?
— С вами? — переспросил Славик. — А я не знаю, что с вами случилось.
Дядя Миша и мама переглянулись.
— Я лучше выйду, не буду мешать, — сказала мама.
— Тогда скажи, что с тобой случилось? — спросил дядя Миша, когда они остались одни. — Впрочем, можешь не говорить. Открой рот.
— Не открою.
— Открой рот и скажи «а-а-а», — строго повторил дядя Миша.
— Бе-е-е… — сказал Славик.
Дядя Миша изумленно посмотрел на Славика и присел возле него.
— Ты что, не узнаешь меня?
— Ну да, не узнаю. Конечно узнаю, — сказал Славик.
— Тогда почему же ты меня не слушаешься?
— А я теперь никого не слушаюсь, — сообщил Славик.
— Гм-гм, — прогудел дядя Миша. — Это почему же?
— Просто надоело.
— Ну а просьбу ты мою можешь выполнить? Не приказ, а просьбу?
— Пожалуйста, — согласился Славик.
— Покажи язык.
Славик высунул язык так, что чуть не достал им до носа дяди Миши.
— Прекрасно, — сказал дядя Миша. — Теперь дай руку. Это — тоже просьба.
Дядя Миша взял Славика и замер, поглядывая на секундную стрелку своих часов.
— Так, — удовлетворенно сказал он. — Ну, а еще одну мою просьбу ты можешь выполнить?
— Какую?
— Перестань дурака валять! — закричал дядя Миша. — Прекратить эти фокусы, пока я тебе… пока я тебя…
— А чего вы мне сделаете? — с вызовом спросил Славик.
— А вот что! — грозно сказал дядя Миша. — Я тебе… гм… действительно… Что же я тебе?…
Услышав громкие голоса, в комнату вошла мама. Вид у нее был встревоженный. Она вопросительно посмотрела на дядю Мишу.
— Все в порядке, — сказал дядя Миша. — Эта болезнь легко излечима. Компресс по мере надобности. Вот сюда, — и дядя Миша указал рукой на то, что находилось у Славика пониже спины.
— Но с ним никогда такого не было! — почти шепотом проговорила мама.
— Всего когда-то не было, — сказал дядя Миша. — И нас с вами не было, и даже медицины не было. Впрочем, медицина тут ни при чем. Пусть принимает раза три в день по моему рецепту — быстро поправится. А теперь прошу прощения, меня ждут больные… — дядя Миша покосился на Славика. — Настоящие.
Проводив дядю Мишу, мама решительными шагами вошла в комнату.
— А теперь я хочу знать, что все это означает? — сказала мама. — Может быть, это у тебя какая-то новая игра? Мне не нравится эта игра. Или ты сейчас же объяснишь, в чем дело, или… — мама задумалась на секунду. — Или тебе будет хуже!
— А что будет хуже? — спросил Славик.
— Узнаешь.
— А я и хочу узнать, — сказал Славик. — Ты скажи.
— Вячеслав, это уже настоящее издевательство! Еще минуту назад я могла бы тебя простить. Но теперь можешь не ждать пощады.
— А я и не жду, — сказал Славик, глядя на маму ясными глазами. — И совсем я ни над кем не издеваюсь. Я же тебе объяснил: я просто не хочу тебя слушаться. Это еще не значит — издеваться.
— Как это понимать: не хочу слушаться? Ты понимаешь, что говоришь? Кого же ты будешь слушаться?
— А никого.
— Ну что ж, — сказала мама, — если ты хочешь воевать, — пожалуйста. Я сумею тебя заставить. В школе я справляюсь и не с такими, как ты.
— В школе ты справляешься потому, что они тебя слушаются, — объяснил Славик. — А если бы они тебя не слушали, то ты бы не справлялась.
— Довольно! — твердо сказала мама. — Мне надоело слушать чепуху. Два месяца ты не пойдешь ни в кино, ни в зоопарк. Это — за стекло. Два месяца ты не имеешь права подходить к телевизору. Это — за твое сегодняшнее поведение. Кроме того, ты пойдешь к человеку, у которого ты разбил стекло, и извинишься перед ним. Понятно?
— Если я в кино не пойду, еще не значит, что я слушаюсь, — сказал Славик. — Просто у меня денег нет, вот и все. А извиняться я не буду. Пускай он сам извиняется.
— Кроме того, — сказала мама таким тоном, будто и не слышала слов сына, — ты немедленно садишься делать уроки.
— Не сяду.
Мама молча взяла портфель Славика, раскрыла его, достала дневник. Она прочитала, какие уроки нужно выучить на завтра, вынула из портфеля учебники, разложила их на столе вместе с тетрадями.
— Садись.
— Не сяду.
— Сядешь, — мама взяла Славика за руку, подвела к столу и усадила на стул.
— Ну и что, — сказал Славик. — Просто ты сильнее, вот и все. А учить я не буду. Буду просто сидеть.
— Не будешь учить — не пойдешь в школу.
— Пожалуйста, — сказал Славик. — Мне дома даже лучше сидеть. Ты в школу уйдешь, а я телевизор включу.
— Ты прав, — спокойно сказала мама, — ты пойдешь в школу и будешь получать двойки.
— Ну и пускай.
— Затем тебя выгонят из школы.
— Ну и пускай.
— Ты будешь слоняться по улицам и попадешь в шайку преступников. Они доведут тебя до преступления.
— Не доведут, — сообщил Славик. — Я и преступников не буду слушаться. Нам надоело, что все над нами командуют.
— Кому это нам? — с изумлением спросила мама.
— А всем ребятам.
— Ах вот как! У вас, выходит, целая организация?
— Никакой организации нет. Чего ты меня все время спрашиваешь! Я больше отвечать не буду.
— Ну что ж, — сказала мама. — Обождем папу. Посмотрим, как ты с ним будешь разговаривать. Он с тобой церемониться не станет. Он тебе покажет…
— Чего покажет?
— Узнаешь чего, — загадочно сказала мама и ушла в другую комнату.
И Славик понял, что первый бой он выиграл. Впервые в жизни он понял, что если твердо стоять на своем, то можно добиться чего угодно. Конечно, в кино он теперь попадет не скоро. Ну что ж… Мир вокруг переполнен взрослыми, и они пока что сильнее. Славик не будет делать всего, что хочется. Но он НИКОГДА не будет делать и того, чего ему не хочется.
«А как там у Галки и Юрки? — подумал Славик. — Может быть, они струсили? Особенно — Юрка. У него мать не учительница. Она с ним церемониться не станет».
Славик вздохнул и стал рисовать очки какому-то великому ученому, смотревшему на него со страницы учебника истории.
Мама очень любила Галку.
Поэтому Галка ее не боялась.
Папа, наверное, любил Галку меньше. Он говорил, что мама ее балует.
Мама говорила: «Когда же побаловать, если не сейчас?» — и всегда за нее заступалась.
Поэтому Галка не боялась и папу.
Вообще говоря, она не боялась никого. Если бы не часы, то она и дальше продолжала бы жить так же бесстрашно. Но за часы, наверное, влетит.
Этого Галка не могла допустить. Если влетит один раз, то может и второй. А потом родителям это понравится… Им только дай волю — будет попадать за каждую мелочь! Нет, родителей распускать нельзя. Если они тебя любят, то пускай любят себе на здоровье, но не вмешиваются в твою личную жизнь.
Все же на всякий случай Галка дождалась, пока папа уедет в аэропорт. Она знала, что с мамой справиться будет не трудно, а что выкинет папа — еще неизвестно.
В шесть часов вечера Галка открыла дверь своим ключом.
— Вот и я, — сказала она, — здравствуй, мамочка! Папа уехал?
— Уехал, — грустно сказала мама. — Он очень сердился. Я просто не знаю, что теперь делать. Зачем ты налила воды в часы? Разве ты не знаешь, как папа ими дорожит?
— Я не наливала. Она сама налилась.
— Ты говоришь неправду, — сказала мама. — Папа ушел расстроенный, а у него сегодня рейс на Хабаровск… Ты лучше честно расскажи, как все было.
— Мамочка, но ведь часы от этого не починятся…
— Часы уже ни от чего не починятся, — сказала мама. — Я носила их в мастерскую — их нигде не берут, они очень старинные. Часам уже не поможешь.
— Понимаешь, мамочка, ты сама виновата, — сказала Галка. — Если бы не звонила из театра, то ничего бы не было.
Мама подумала немного и согласилась, что она тоже виновата.
— Но что же теперь делать? — вздохнула она. — Вот послезавтра прилетит папа… Я попробую ему объяснить… А ты, пожалуйста, попроси прощения, только повежливее.
— Не бойся, мамочка, — радостно сказала Галка. — Я уже все придумала. Ты понимаешь, я решила вас больше не слушаться.
— Не понимаю. Что это значит?
— Ну, очень просто. Вот вы мне будете что-нибудь говорить, а я буду делать не так, как вы говорите, а так, как мне хочется.
— Это еще зачем? — растерянно спросила мама. — Разве мы тебя когда-нибудь учили плохому?
— Нет, мамочка, ты ничего не понимаешь, — сказала Галка — Совсем дело не в плохом и не в хорошем. А главное, что я буду жить, как сама хочу.
