Северина посадили в один из таких «котлов» — наблюдать за ходом рыбы.
— Сигналь хорошенько! — сказали ему рыбаки, а сами разошлись вдоль берега и остановились на некотором расстоянии друг от друга.
Северин уже не раз участвовал в такой рыбной ловле. Он напряжённо смотрел на воду. Из ямы видна была только его голова. Анай, Митро, отец с Аркадием и Кидынте, не шевелясь стояли с острогами наготове и посматривали на Северина.
Евгений Иванович тоже залез с фотоаппаратом в одну из ям поближе к реке и ждал интересного момента.
Юрий Михайлович, захватив с собой ружье, пошёл вдоль берега реки подальше.
В наступившей тишине слышно было, как где-то далеко-далеко прокричал гусь, потом ещё какая-то птица…
Вдруг Северин увидал, что в зеленой воде реки движется темное пятно: это шла нельма. Она здесь всегда идёт косяком. Северин встрепенулся и подал знак рукой.
И тут началось…
Быстро и метко били коми рыбу. То отец, то Митро или Анай ловко выхватывали острогой из воды большую рыбину и бросали её тут же в ближайший «котёл великанов». Евгений Иванович едва успевал щелкать аппаратом.
Северин всё сигналил и сигналил: рыба шла, попадались нельма, хариус и омуль. Он давно хотел есть, но терпеливо продолжал свое дело. А ещё больше ему хотелось и самому ударить острогой. И наконец он не выдержал, вылез из ямы, схватил острогу и ловко, как самый настоящий рыбак, заколол большую нельму.
Уже много добыли рыбы, когда к рыбакам подошёл Юрий Михайлович с убитым гусем в руке. И Северин увидел, что навстречу ему поднялся Митро с заколотой им рыбой в руках.
Оба были очень довольны своей добычей.
Все радовались удачному лову и укладывали рыбу в ямы поглубже. В таких ямах рыбу только покрывают мхом: в вечной мерзлоте она до зимы сохраняется свежей.
Возвратились в чум усталые, но весёлые. Оленеводы и гости уселись вокруг столика на мягкие оленьи шкуры. Васса подавала им чай, Ненза мыла чашки, Окся наливала в чайники из бака воду.
Северин прилёг на подушку из оленьего волоса и, обняв Норку, задремал.
Утром геологи ещё раз осмотрели байдарку и проверили прочность сё креплений. Северин помогал им как мог. Ему поручили распутывать верёвки: всё может понадобиться в походе!
Потом проверяли остальные вещи: рюкзаки, примус, мешки с консервами. «Кастрюля, сковородка…» — перечислял Юрий Михайлович. Особенно тщательно упаковали клей, на случай, если борта или дно байдарки прорвутся на каменистых порогах. С клеем вместе, как особая драгоценность, были упакованы мазь от комаров и коробка с пленками. Два фотоаппарата и ружья положили отдельно.
— Как будто всё в порядке! — сказал Юрий Михайлович.
От стойбища до берега Кары было всего метров пятьсот, и вещи туда решили перебросить на оленях. Байдарку положили теперь поперёк нарт и двинулись в путь. Люди со всего стойбища и даже старый Тункай пошли на берег провожать геологов. Васса посматривала на всех тёмными смеющимися глазами.
Плыть от стойбища до посёлка Кара нужно было около семисот километров. Путешественники помахали руками на прощанье оставшимся на берегу и направили байдарку на середину быстрой реки. Впереди сидел Юрий Михайлович, за ним Евгений Иванович. Северин уселся позади. Последний раз горестно взвыла Норка: её оставили дома.
Первые двести километров плыли с небольшими остановками, только для того, чтобы сварить пищу и переночевать.
В палатке было душно, а на воле миллионы комаров не давали покоя, поэтому спали плохо.
Плывя вниз по реке, взрослые всё время были очень бдительны. Северин же глаз не спускал бы весь день с берегов, всё смотрел бы по сторонам!
Кара — река капризная. То она течёт ровно и спокойно, то бурлит у известняковых скал, которые высоко поднимаются по берегам, то наскакивает на подводные камни, пенится, крутится бешеными водоворотами. Однажды, спускаясь по порогу, налетели на камень и прорвали борт у байдарки. Быстро пристав к берегу, наклеили на лодку первую заплату…
Северин любил смотреть, как белые жирные чайки взлетают, кружатся над водой и, схватив рыбу, взмывают вверх. Дни стали совсем длинными. Солнце к вечеру, только лизнув горизонт, снова поднималось высоко. На севере наступил «большой день», который тянется несколько месяцев.
Во время остановок путешественники ловили рыбу или, подбив гуся, варили из него вкусный суп. Евгений Иванович ходил по берегу, штурмовка его надувалась ветром, как парус, он нагибался, брал камни, осматривал их, что-то записывал, а некоторые клал в рюкзак.
Он подшучивал над Северином, — всё хотел узнать, кем тот собирается быть. Иногда они вместе поднимались на береговые скалы.
— Так кем же ты всё-таки будешь? — спрашивал Евгений Иванович.
Северин теперь был смелее: уже привык к геологам. Блеснув глазами, он отвечал:
— Оленеводом!
Иногда они проплывали мимо других стойбищ с большими стадами оленей. Северин думал: «Вот какой богатый наш Север! Буду водить стада, буду оленеводом».
Ниже по течению берега Кары заметно изменили свой цвет, скалы стали красными.
Как-то Евгений Иванович заметил особенную остроконечную вершину. Решили подняться на неё втроём.
Поднимались очень медленно: несмотря на середину лета, скаты горы были покрыты льдом. Сильный ветер смахнул весь снег с вершины, она была обнажена.
Северин пыхтел, останавливался, оглядывался назад: оставленная на берегу байдарка отсюда сверху казалась маленькой щепочкой. Вот на какой щепочке плывут по бурной реке они — трое!
Евгений Иванович смотрел камни, записывал, завёртывал в бумагу и укладывал в мешок образцы мрамора, прозрачного кварца, каменного угля…
— Зачем камень завёртывать? — спрашивал в первые дни Северин. — Тут целые скалы его. Разве весь завернёшь?
— Я беру образец, — отвечал Евгений Иванович, — привезу такой на шахту, разверну. Вот, скажу, какой хороший мрамор есть на Каре. Таким мрамором в Москве отделана самая красивая станция метро. Понадобится — приедем сюда за мрамором. А вот отпечаток раковины в известняке.
Северин научился отбивать молотком хорошие куски разных пород: прозрачного кварца, песчаника, известняка — и завёртывать вместе с «этикеткой», написанной Евгением Ивановичем.
Не дойдя до вершины, остановились отдохнуть.
И тут Северин попробовал поднять мешок.
— Какой тяжёлый стал! — воскликнул он.
— Да, сегодня у нас хороший сбор, — сказал Евгений Иванович. — Стой-ка, Северин, сейчас я сделаю снимок. Ты — первый человек, который поднимается на эту дикую скалу! — и щёлкнул фотоаппаратом.
Наконец, с трудом поднявшись, как им казалось, на самую вершину, они с удивлением увидели за нею другую вершину, ещё выше.
— Полезем! — сказал разгорячённый геолог.
Перед ними открылась горная страна — предгорья Северного Урала.
— Северный Урал! Вот он! — воскликнул Евгений Иванович. — Может быть, мы первые поднялись на эти скалы. Оставим здесь записку!
Они с Юрием Михайловичем написали имена всех троих, поставили год и число, обернули записку несколько раз целлофановой бумагой и положили под большой камень.
Северин смотрел на всё это с восхищением.
— Я хочу учиться, — с большим волнением заговорил он на своём родном языке. Потом, спохватившись, сказал по-русски: — Теперь хочу быть, как ты, Евгений Иванович…
— Геологом?
— Да.
— Ну и молодец! — воскликнул Евгений Иванович. — Ты родился здесь, тебе тут всё знакомо, и очень хорошо, что ты хочешь работать в родном краю. Будешь учиться в Ленинграде и снова приедешь сюда осваивать богатства Севера… Приедешь уже настоящим хозяином!
Площадка, на которой они сидели, была так мала, что, когда Юрий Михайлович попробовал лечь и вытянуться на ней, ноги его оказались у одного края площадки, а голова — у другого.
— А теперь пора в обратный путь! — И Евгений Иванович первым начал спуск. Он стоя заскользил вниз, как на лыжах, по обледенелой части горы.
Юрий Михайлович и Северин, держась за руки, последовали за ним…
Быстро неслись они по склону. Северин не растерялся и ловко, как взрослые, минуя выступы скал, мчался вниз. Да! Это был спуск смелых людей.
— Мы придём ещё сюда, скалы-ы! — крикнул Евгений Иванович.
Вскоре они были у байдарки. Поставили палатку, растянули на двух шестах одеяло от ветра, чтобы разжечь примус, и Северин стал ловко чистить пойманную утром рыбу.
— Ну и молодец же ты у нас!
— Сов-сем подру-жил-ся! — сказал Северин Евгению Ивановичу. Глаза его блеснули. — Теперь я буду геа-ло-гум.
— Не геалогум, а геологом, — поправил его Юрий Михайлович.
А солнце светило без отдыха. Река пенилась, набрасываясь на камни, шипела и мчалась всё дальше и дальше, до самого Ледовитого океана. В одном месте река разлилась круглым блюдцем, её окружали крутые скалы. Впереди послышался сильный шум: начинались опасные пороги и водопад Буродан. Как и обещали отцу, Северина в этом месте высадили на берег.
