А еще Хорьчиха Даниэлла собирала непридуманные истории. И чем причудливей и удивительней была история, тем глубже она западала ей в память: то были экзотические самоцветы, и Даниэлла хранила их бережно и с любовью.
Правда, записывать эти истории она не смела. Но в свободные минуты она вновь и вновь погружалась в жизнь своих клиенток и заново, то со слезами, то с улыбкой, переживала чужие приключения.
Вечером того дня, по дороге домой, уворачиваясь от машин и прокладывая себе путь в живом море пешеходов, она в сотый раз возвращалась мыслью к тем словам, которые так беспечно бросила за завтраком Баджирону: «Мы с тобой оба могли бы стать писателями». И все эти истории в сокровищнице ее памяти...
Теперь она точно знала, что в этом нет ничего невозможного — стоит только захотеть. Разумеется, писателем такого масштаба, как Баджирон, ей никогда не стать. Ускользнуть от великой славы он мог бы только одним способом — перестав писать. А этого он никогда не сделает. Да, Баджирону суждено изменить всю культуру хорьков, поднять ее на невиданную высоту.
«Но из этого вовсе не следует, что я не могу писать, — Размышляла она. — Никто не мешает мне писать какие-нибудь коротенькие рассказы, вроде тех, что я так люблю слушать. Как было бы забавно!»
Зачарованная этой мечтой, она не заметила, как из-за угла вынырнуло такси, мчащееся в сторону окраины.
«У Баджирона есть будущее, — подумала Даниэлла, ступая на проезжую часть. — И у меня — тоже. До чего же будет забавно, если мы оба станем писателями! Я могла бы научиться...»
Хорек Денисон по прозвищу «Лев» не стал задаваться вопросом, в своем ли уме эта опрятная хорьчиха, бросившаяся наперерез его автомобилю. Он не стал размышлять. Он просто вывернул баранку вправо и до упора выжал тормоза. Стекла в окнах соседних домов задрожали — до третьего этажа! А из-под шин повалил голубой дым.
Хорьки-прохожие бросились со всех сторон на выручку, хотя спасти Даниэллу им уже не помогли бы даже самые быстрые рефлексы.
Но вместо того, чтобы врезаться в Даниэллу, что казалось уже неминуемым, такси накренилось и замерло за какую-то десятую долю секунды до столкновения. Так близко, что Лев мог бы высунуть лапу в окошко и коснуться лапы этой странной хорьчихи, судорожно вцепившейся в свою сумочку.
Так он и поступил, заглянув снизу вверх в ее глаза — перепуганные, огромные, как плошки.
— Похоже, на этот раз вам повезло, мисс, — выдохнул он с облегчением.
И тотчас же их окружила толпа. Несколько хорьков засуетились вокруг машины Льва, все еще окутанной облаком дыма от горелой резины. Но тут мигнул светофор, и добровольные спасатели устремились дальше по своим делам: ведь все остались живы и здоровы, а дым быстро рассеивался.
Несколько секунд Даниэлла молча хватала ртом воздух. Затем она накрыла ладошкой лапу водителя и с трудом пробормотала:
— Простите... Как это глупо с моей стороны... Я задумалась... Я не заметила... Он спас мне жизнь! — крикнула она в толпу.
Лев ободряюще сжал ее дрожащую лапку.
— Теперь все в порядке, мисс, — сказал он. — Все позади.
Она кивнула, пытаясь перевести дух. Спасибо вам!
Лев отнял лапу и завел мотор.
— Видать, великая у вас мечта, раз уж вы так забыли об осторожности. Берегите себя! И пусть эта мечта обязательно сбудется.
Он отсалютовал ей на прощание, коснувшись козырька своей фуражки, и такси покатило прочь.
Все еще дрожа, Даниэлла машинально кивала прохожим, на все лады советовавшим ей быть поосторожнее, и думала про себя: «Может, этот водитель — не просто хорек? Может, это ангел, явившийся подарить мне новую жизнь — жизнь писательницы? Конечно, Большой Роман мне не написать, но хоть что-нибудь... Просто рассказы о самых обычных зверях. Просто истории, вроде тех, что я так люблю слушать...»
На следующем перекрестке она внимательно посмотрела в обе стороны и сошла с тротуара только после того, как зажегся зеленый свет для пешеходов.
«Конечно, нехорошо было бы просто взять и записать те истории, что мне рассказывали, — размышляла она. — Но кто мешает мне составить новые рассказы из кусочков? Часть отсюда, часть оттуда... Никто и не узнает. И получится сборник рассказов — ничего особенного, просто для забавы».
А мгновение спустя она замедлила шаг и остановилась посреди тротуара — островок в реке пешеходов, ловко огибавших ее и справа, и слева.
Нет. Не сборник рассказов. Роман! Любовный роман!
«Ничто мне не мешает попробовать, — повторила она про себя. — Конечно же, просто для забавы. Для развлечения. Может, мне и не удастся написать так хорошо, чтобы это напечатали. Но все равно — какое удовольствие видеть, как накапливаются страницы, как книга обретает плоть. Пусть даже я останусь единственным читателем».
Она вошла в подъезд, взбежала по ступенькам и остановилась перед дверью.
«Просто для развлечения».
Поделиться своими планами с мужем она стеснялась. Он ведь был писателем, его публиковали. А она — бесталанный новичок, щенок, ввязавшийся в игру для
взрослых.
Она расскажет ему — но позже.
Ключа у нее не было — дверь не запиралась. Она повернула ручку и вошла.
— Вот я и дома!
— Даниэлла! Добро пожаловать! — донесся голос сверху, из Мансарды. Послышался топот: Баджирон спускался по лестнице. Сияющий, совсем не то что за завтраком. Он бросился навстречу жене и радостно обнял ее. — Как прошел день?
Даниэлла вспомнила своих клиенток с их историями — и свое решение.
— Прекрасно! — ответила она. — А у тебя?
— Знаешь, что случилось? Угадай!
— Ты закончил книгу, — предположила она, конечно же в шутку.
Он кивнул. Таким счастливым она не видела его никогда.
— Не может быть, Баджи! Неужели правда? Ты закончил свою книгу? «Там, где ступила лапа хорька»? Поздравляю тебя, дорогой мой, мой чудесный, мой самый лучший в мире писатель!
— «Там, где ступила...»? — переспросил он. — О-о-о. Нет. Это я еще не закончил. Я написал другую книгу. «Колибри Стайк».
— «Колибри...»?
Баджирон кивнул.
— Ты разве не помнишь? Когда я был маленьким щенком, мама шила для меня игрушки — мягких зверюшек. Стайк был самым первым. Он спал у меня на подушке. А рассказ сочинился сразу. Вж-ж-жик — и готово! Только поспевай печатать.
— А-а-а, ну конечно! Колибри Стайк! Ты его очень любил, да?
— Да. Она видела это по глазам. Она коснулась его лапы:
— Прочтешь мне?
— Может, ты сама прочтешь? Мне нужно понять, в каком месте я теряю темп. Скажешь мне, где тебе станет неинтересно, в каком месте...
— Нет, лучше ты прочитай. Ну пожалуйста, Баджирон! Мне нужно послушать, как это звучит. Услышать твой голос.
Баджирон уже знал, что спорить бесполезно. Она ведь неспроста просила — у нее были на то свои причины. Как всегда. А прочесть рассказ своими глазами она сможет и позже.
Он притащил рукопись на кухню — пухлая стопка аккуратно отпечатанных страниц.
Как же ей хотелось спросить: «Что с тобой, Баджи? Почему этот рассказ ты написал мгновенно, а с романом мучаешься уже которую неделю, и все ни с места?»
Но Даниэлла не вымолвила ни слова. Она села за стол и приготовилась слушать, а Баджирон устроился на своем любимом стуле.
«Стайк проснулся ровно в полночь, — начал он. — Вокруг было темным-темно. Темное небо. Темные деревья. Луна тоже темная. Темные звезды».
Он читал, не прерываясь, целый час, пока не дошел до последней фразы:
«Счастливо примирившись с тем существом, которым он сам решил стать, Колибри Стайк засунул клюв под крыло и крепко уснул».
— «Конец», — добавил он, взглянув на свою жену.
Даниэлла подняла веки. Слезы стояли в ее глазах.
— Баджирон, — тихо проговорила она. — О Баджи! Это прекрасно!
— А еноты? — спросил он. — Не слишком ли они... некультурные?
— Ничего подобного! — воскликнула Даниэлла. — Еноты мне понравились! И вообще, я еще никогда не слышала такого прекрасного рассказа! Такого теплого, трогательного...
— Может, когда ты прочтешь его сама...
— Баджи! Послушай меня! О чем ты мечтал с тех самых пор, как был щенком? Чего ты хотел? Не знаешь? Писать такие чудесные книги, как «Лапа — раз, лапа — два»! Ну и вот. Ты написал еще одну.
Глаза Баджирона тоже были влажны от слез, пролитых над особенно трогательными эпизодами собственного рассказа. Он доверял мнению жены. Он всегда говорил ей, что у нее отличное чутье на истории. Раз уж она считает, что рассказ неплох, значит, в нем и правда что-то есть. И потом... он тоже так считал. Не мог же плохой рассказ так взволновать его самого!
Баджирон еще весь трепетал от того, что с ним сегодня случилось. Словно могучий вихрь подхватил и понес его, не отпуская, пока не была поставлена последняя точка. И он все еще задыхался, как от быстрого бега.
