На крик выскочил отец. Подумав, что сына испугал какой-то зверь, он схватил палку и кинулся в сарай. Оттуда отец вышел… с кошёлкой в руках.
Петька сразу догадался, в чём дело. На него, значит, свалилась кошёлка с этим бесценным добром, и теперь откроется вся тайна — и ему несдобровать…
Завтракали, как всегда, с шутками. Один Петька дулся, ничего не ел.
Потом все стали собираться по своим делам, кто куда. Отец сказал, что у него на весь день столько работы, что вряд ли и справится с ней.
— А тут ещё одно дело надумал. Хочу сына азбуке поучить!
— Не рано ли? — спросила мать.
— Думаю, что в самую пору, — ответил отец.
Петька обрадовался. Значит, о его проделках отец не догадался.
— Пап, а где учить азбуку будем? — спросил он.
— В сарае, наверное, — ответил отец, — чтобы люди честные не видели нашего ученья.
— А почему?
— Им не нужна эта наука, — сказал отец. — Они прошли её давно. Мы с тобой отстали.
— Пап, а ты на работу не опоздаешь? — спросил Петька.
— Ничего. Ради науки можно!
Отец взял ремешки, из которых хотел плести кнут для коров, связал их метёлочкой.
— Ну, сын, — сказал он. — Пойдём учить азбуку. Поздно, правда, проходить такую науку, но, может быть, ещё запомнится.
— Запомнится, — заверил Петька. — Я смышлёный.
— Смышлёный, — подтвердил отец, — но надо быть ещё смышлёней.
Они вошли в сарай. Отец сел на низкую скамейку, рядом положил метёлку из ремней, а Петьку поставил у своих ног на колени, велел брать из кошёлки по одной книжке и показывать ему. Петька немного насторожился — не вышло бы какого подвоха, — но отец помешал ему пораскинуть умом, спросил:
— Как, сын, учить будем, по одной буковке или сразу слогами?
— Быстрее чтоб, — ответил Петька.
— Буквами дольше. Пойдём по слогам… Скажи мне, что написано на этой толстой книжке? — спросил отец.
Петька взял в руки книгу. Она была такая тяжёлая, что от её тяжести тряслись руки. В надписи он увидел самую знакомую букву.
— «О» тут, пап, «о».
— Да, есть и «о», — подтвердил отец. — Но надо начинать с первых букв. Какие первые буквы?
У Петьки зачесалась спина, покривилось лицо. Он не знал этих букв. Писать он умел одну — из двух палочек, с перекладинкой, а название её забыл.
— Не знаю, пап, — сказал Петька.
— Запомни, — сказал отец. — Это слог «НЕ».
Петька лишь рот раскрыл, чтобы повторить, но вместо нужного слога выкрикнул:
— Ой! Пап, ты чего?
Отец больно стегнул Петьку ременной метёлочкой и поправил:
— Не «ой», а «НЕ». Запомнил, какой это слог?
— Запомнил «НЕ», — быстро ответил Петька, оглянувшись.
— Дальше словами будем учить, — сказал отец и с ударом по тому же, определённому для наказаний, месту назвал следующее слово.
— «БЕРИ», — повторил Петька. Он начал обижаться, и от обиды защипало в носу, просились наружу слёзы.
— И последнее слово «ЧУЖОЕ», — сказал отец и бросил ремни в кошёлку.
— «ЧУЖОЕ»! — выкрикнул Петька и заплакал.
— Не показывай слёз! — сказал отец. — Повтори мне, что мы учили!
— «НЕ» учили, «БЕРИ» учили, «ЧУЖОЕ» учили, — прохрипел Петька.
— А как всё вместе прочитать? — спросил отец.
— «НЕ БЕРИ ЧУЖОЕ!» — отчеканил Петька и заревел, чтобы оградить себя от повторения ременной азбуки.
— Знаешь теперь, что на чужих книжках пишется? — спросил отец.
— Знаю, — ответил Петька. — Не буду больше брать чужое. Никогда не буду!
— То-то же… Положи книгу и занимайся своим делом.
— А книжки куда? — спросил Петька.
— Книжки я верну туда, откуда ты их взял. А это отнеси на место.
Отец подал сыну ремни. Петька поспешил отнести их в дом. Мать встретила его, спросила:
— Что, сынок, отучились?
— Отучились, — дуясь, сказал Петька.
— А что это у тебя в руке-то?
— Азбука, — ответил Петька и улыбнулся.
Пошёл Петька на речку ледоходом полюбоваться. Смотрит, а на берегу на ледяной кромке стоит дядька с длинным багром и тянет к себе то бревно, то доску, то корягу… Большую кучу дров наловил и всё вылавливает, вылавливает…
Долго смотрел Петька на этого дядьку, замерзать стал от речного ветра, а тому хоть бы что, знай себе багрит.
«Жадный, — решил Петька. — Все коряжки захватил».
За обедом отец спросил у Петьки:
— Ну, сын, рассказывай, что на реке высмотрел?
— Дядьку жадного, — ответил Петька. — Он все коряги и досочки захватил себе одному.
— Где же он захватил?
— А по речке какие плыли. Он их багром себе захватывал.
— Ну, он не жадный, — сказал отец. — Просто расчётливый, на речке готовые дрова берёт. В лесу-то их надо купить…
— А что, у него денег нет? — перебил отца Петька.
— Есть деньги, только он бережливый, не хочет зря бросаться трудовой копейкой… В лесу купи дрова-то, да спили их, да перевези к дому…
— Он ленивый, — снова перебил отца Петька.
— Ленивый не стал бы целый день багром на реке работать. Ленивый лежал бы на диване да на потолке пустую грамоту с утра до вечера читал.
— А какой он тогда? — спросил Петька.
— Наверное, хозяйственный, — ответил отец. — Наберёт он на реке брёвен да сучьев, которые ветром нанесло, будет год топить ими печи, а лесные дрова сберегутся… И река чище будет, в корабельные винты топляк не попадёт, аварий меньше случится. Ну, понял, какой этот дядька?
— Понял, — ответил Петька. — А я-то думал, он жадный и ленивый.
Всякие желания бывают у людей. У Петьки однажды появилось желание, как он считал сам, очень хорошее. Пришёл как-то Петька в магазин, ни за чем, просто посмотреть на товар и на продавца Василь Василича, как он развешивал конфеты, пряники и всё другое.
Как раз пастух приехал на подводе за покупками. Достал пастух толстый кошель из кармана, выложил на прилавок кучу бумажек и сказал:
— Вот, Василь Василич, считай. Сколько насчитаешь, на всё товару наберу.
Василь Василич посмотрел на Петьку, словно сказал: «Вот, брат, какие богатые у нас пастухи. Сейчас весь магазин скупит». Петька покосил плечами и стал смотреть на мелькавшие в руках продавца бумажки, на косточки, откладываемые на счётах после каждой сотни, насмотрелся, даже голова закружилась. А пастух и не следил за счётом, он ходил по магазину и смотрел на товар, щупал ситцы, смотрел их на свет, откладывал разные ботинки, сапоги, костюмы, потом посуду, радио, магнитофон поставил, к набранному товару, мопед взял.
Петька смотрел на всё и страдал. Ему вдруг тоже захотелось накупить всяких вещей, но у него в карманах были только дырки от камней.
Из магазина Петька ушёл расстроенный, почти заболел, и решил копить деньги. Он нашёл старый бидон из-под керосина, смял на нём горлышко, чтобы туда монета проскакивала, а назад не вываливалась, и загадал:
«Полный накоплю, тогда разобью и пойду покупать вещи. Пускай все посмотрят».
И началась у Петьки страшная накопительская болезнь. Стал он искать монеты. Осмотрел подоконник в доме, на шкафу повозился в разных коробочках и банках, в швейной машинке всё обследовал. Нашлось несколько заплесневелых монеток. Бросил их в пустой бидон Петька, погремел. Звук от этих монеток был слабый. Ох, как много их надо сыпать в такую копилку. А где брать? Попросил Петька у отца монеток, а он не дал. У матери тоже лишних не нашлось.
Скучно стало Петьке. Думы всю голову иссверлили. В магазин ходил и в пол смотрел, не обронит ли кто монетку.
До того дострадался Петька, что сны дурные стали ему сниться: то клад он нашёл с золотыми монетами, то подарил ему царь целую казну.
А однажды приснилось, будто всё вокруг состоит из денег: дома и сараи сложены из золотых рублей, печки топят серебряными монетами, в саду на каждом дереве вместо фруктов денежки, а сам Петька — золотой.
Вышел он на дорогу, решил показать себя всем, а на встречу ему бидон-копилка катится с раскрытой клыкастой пастью, хочет и его в себя поместить. Бросился Петька снова к дому. За ним с грохотом бидон несётся, камни от него отскакивают и бьют по пяткам. Не добежал он до дома, споткнулся, разбил свои золотые коленки и от боли проснулся.
— У-ух! — произнёс Петька и увидел у ног Ваську. — Ты чего? — спросил он.
— Чего-чего, забыл, что ли? За грибами собирались. Я по пяткам тебя стукал, стукал, а ты хоть бы что, не просыпаешься.
— Некогда было, — сказал Петька. — Сон смотрелся. Подожди меня.
Петька вскочил, выбежал из сарая, взял в тайнике бидон-копилку и выбросил на дорогу под трактор. В лепёшку размяло гусеницей копилку. Петьке сразу стало легко и радостно, и он побежал в лес вместе с Васькой. Стал Петька жить нормальной жизнью, и страшные сны ему больше не снились.
