— Сходи сама, Стар, а? — заныла я. — Ты ведь старше! Ну, Стар, ну что тебе стоит?..
— Мне до чертиков надоело быть старшей, ясно? Меня тошнит снова и снова все здесь улаживать. Тошнит, понимаешь? Тошнит!!! — отрезала Стар, но мое чуткое ухо уловило в ее голосе подозрительную хрипотцу. И я похолодела — а вдруг она плачет?
— Ладно, сама схожу, — согласилась я. И вылезла из постели.
Сердце мое к тому времени было похоже на полузамерзшую пташку, уже покрытую коркой льда, но все еще слабо трепыхавшуюся у меня в груди.
— Не будь дурой, — прошептала я себе, стараясь подражать интонациям Стар. — Конечно, она уже вернулась. И спит мертвым сном. Тихонечко загляни к ней в комнату и убедишься собственными глазами.
Я прошлепала через нашу спальню и осторожно вышла в коридор. И сразу же увидела дверь в комнату Мэриголд — она была распахнута настежь. Я окаменела, судорожно пытаясь вспомнить, была ли она открыта вчера вечером. И не могла. С того места, где я стояла, был виден краешек постели. Но, как я ни старалась, я никак не могла различить очертаний ее тела под одеялом. Вытянув шею, я пыталась разглядеть, не высовываются ли из-под одеяла ее ноги, но так ничего и не увидела.
«Наверняка она просто свернулась калачиком. Или поджала под себя ноги. Поэтому-то ее и не видно. Ты же прекрасно знаешь, что она всегда так спит? Сейчас же пойди и проверь», — уговаривала я себя.
Но так и осталась стоять, как стояла, будто ноги у меня приросли к полу. Потом облизала губы и шепотом окликнула Мэриголд. Ничего — полная тишина. Решившись наконец, я на цыпочках подкралась к двери и, затаив дыхание, одним глазком заглянула к ней в комнату. Спальня была пуста. Чтобы тут же убедиться в этом, достаточно было одного взгляда, однако я на всякий случай сначала заглянула во все углы, потом откинула одеяло и даже убрала подушку, словно Мэриголд, превратившись в шарик, запросто могла закатиться куда-нибудь в уголок, так что я ее сразу не заметила. Встав на колени, я заглянула под кровать и для верности даже пошарила там руками, набрав полные пригоршни пыли. Под кроватью было пусто. Задыхаясь, я тупо соображала, что же делать дальше.
После этого я заглянула в ванную. А потом и в туалет. Напоследок отправилась на кухню —не иначе как от страха у меня чересчур разыгралось воображение, потому что я вдруг вообразила, что Мэриголд, решив приготовить завтрак, встала пораньше и сейчас жарит тосты. Но на кухне не было ни души. Тишину нарушало только мерное кап-кап-кап — опять подтекал кран на кухне, а ни одна из нас не знала, как заменить прокладку. Я уставилась на кран, моргая всякий раз, когда из него выкатывалась очередная капля. Я долго стояла так — пока у меня перед глазами не стало все расплываться.
Потом я вернулась к Стар. Она лежала, укрывшись с головой одеялом, — в точности, как перед моим уходом. Но по ее дыханию я могла безошибочно сказать, что Стар не спит и прислушивается, стараясь догадаться, что происходит.
— Она не вернулась…
Стар рывком села в постели, и я услышала, как она с трудом проглотила вставший в горле комок. Я готова была поклясться, что слышу, как копошатся в ее голове мысли.
— В туалете смотрела? — бросила она.
— Смотрела. Ее нигде нет.
— Который час?
— Полшестого.
— О господи… — Теперь в ее голосе тоже явственно слышался страх. — Ладно. А может… может, она просто решила прийти к завтраку?
— Стар… а что, если… что, если она вообще не вернется?!
— Вернется. Куда она денется!
— А вдруг с ней что-нибудь случилось?
— С ней вечно что-то случается! — буркнула Стар. Потом подсела ко мне поближе и сжала мою руку ледяными пальцами. — Не думай об этом. Держу пари, с ней все в порядке. Просто подцепила очередного парня и осталась у него до утра.
— Но Мэриголд никогда бы не решилась остаться на всю ночь, — возразила я, забираясь к Стар под одеяло.
— Как видишь, осталась! Да ты замерзла совсем! Холодная, как лягушка.
— Извини.
— Ладно, ничего. Иди сюда. — Стар притянула меня к себе, согревая и заворачивая в одеяло.
— Ох, Стар… — шептала я, глотая слезы.
— Шшш, перестань! Еще промочишь мою любимую подушку!
— А с Мэриголд все в порядке, ведь правда?
— В полном — только крыша на одном гвозде, а так все о'кей. Она скоро вернется, вот увидишь. Мы сейчас согреемся и уснем, а когда проснемся, то наверняка услышим, как Мэриголд распевает одну из своих идиотских песенок. Хочешь, поспорим?
— Да. Конечно. Ты права. Ох, как я люблю, когда ты не сердишься, Стар!
— Да уж! Сама ненавижу рычать на тебя, Дол. У тебя глаза тогда становятся, как у обиженного Бэмби! Ладно, давай спи.
— Мне нравится Бэмби. — Я закрыла глаза и попыталась представить себе Бэмби. Как он резвится вокруг цветка, а птички весело кружат у него над головой, и Тампер тоже подпевает им, отбивая такт лапками. И вдруг мне в голову пришло такое, что я окаменела.
— Что еще? — сонным голосом пробормотала Стар, почувствовав, как я вздрогнула.
— Но ведь маму Бэмби застрелили!
— О господи, Дол! Перестань болтать глупости и спи!
Но спать я не могла. Впрочем, Стар тоже, хотя она поначалу изо всех сил пыталась делать вид, что спит. Каждые несколько минут мы, не сговариваясь, переворачивались на другой бок, снова тесно прижимаясь друг к другу, как две ложки. Я пыталась считать до ста, твердя про себя, что к тому времени, как я досчитаю, Мэриголд уж наверняка вернется. Сто… двести… триста…
Мне было бы спокойнее, если бы мой шелковый шарф был со мной, но я оставила его в своей постели, а вылезать мне не хотелось. Вместо него я прижала к носу краешек простыни и смастерила из него нечто вроде козырька. Стало немного легче. Потом я закрыла глаза, но тут же у меня перед глазами как будто вспыхнул экран телевизора. По нему быстро, сменяя друг друга, побежали картинки, наглядно демонстрирующие все те ужасы, которые могли произойти с Мэриголд. Мне стало так страшно, что я даже посильнее ткнула уголком простыни себе в глаз, чтобы избавиться от проклятого наваждения. Стало больно, но мелькавшие на экране телевизора изображения сделались как будто даже ярче. Стиснув зубы, я замычала с закрытым ртом, чтобы по крайней мере не слышать, что происходит. А потом с силой шмякнулась головой об подушку — может, хоть так удастся вырубить этот проклятый телевизор…
— Какого… чем это ты занимаешься? — сердито толкнула меня Стар.
— Стараюсь устроиться поудобнее.
— Прикольно, ничего не скажешь!
— Это для того, чтобы выкинуть из головы всякие глупости. А то мне уже совсем страшно!
— Послушай, что я скажу, Дол. Давай рассказывать друг другу страшные истории, только по-настоящему страшные, давай? Помнишь, я пошла в гости, а потом еще осталась переночевать? Так вот, мы смотрели один фильм, там девчонки решили подшутить еще над одной девчонкой, и вот когда она спустила ноги с постели, то оказалась прямо в самой середине какого-то кошмарного клубка из змей, пауков и слизней. И все это шевелилось у нее под ногами! И тогда она завопила как сумасшедшая и кинулась бежать, и тогда все другие змеи зашипели, а потом бросились на нее разом — прямо на голову! Они обвились у нее вокруг шеи и заползли ей под одежду, и…
— Замолчи! Немедленно замолчи, слышишь?! — закричала я, вся трясясь от страха. Но, как ни странно, это помогло! Все наваждение мигом развеялось, и вдруг оказалось, что мы просто играем в какую-то игру. Это было, конечно, тоже страшно — и в то же время смешно.
Естественно, никаких фильмов ужасов по видику я никогда не видела, но легко их себе представляла. А Стар к тому же и раньше пересказывала мне фильмы — например, про того мужчину, которого убили, а он потом, уже после смерти, стал являться во сне каким-то ребятам, и пальцы у него были острые, как ножи, так что он мог любого разрезать надвое. Р-р-раз — и пополам!
— Ну, если хочешь, у меня есть кое-что получше — привидение! Причем не какое-то там, а самое что ни на есть настоящее! Это мистер Роулинг! — выпалила я.
Мистер Роулинг — это старичок-сосед, который жил в квартире над нами. Он уже был болен, когда мы переехали в этот дом. Мистер Роулинг прекрасно знал, что жить ему осталось недолго, и он ни от кого не скрывал, что собирается завещать свое тело для науки. Мне пришлось спросить у Стар, что это значит, но когда она мне все рассказала, то по ночам меня стали мучить кошмары: стоило мне только закрыть глаза, как мне снились студенты, кромсавшие острыми ножами то, что еще оставалось от бедного мистера Роулинга.
— Мистер Роулинг совсем не страшный — просто славный безобидный старичок, — твердо заявила Стар.
— Конечно, может быть, он и был совсем не страшный, когда еще был жив, а сейчас-то? Ведь все эти студенты вырезали ему глаза, и там, где они когда-то были, сейчас ужасные, окровавленные глазницы! А потом они искромсали его всего своими острыми ножиками, и сняли кожу, и вырезали ему внутренности, и печенку, и селезенку, и почки… и даже кишки! И эти кишки вывалились у него из живота, все такие скользкие и вонючие, а то, что осталось от него, с каждым днем разлагается все сильнее, так что когда он бродит по ночам, то от него при каждом его шаге отваливаются кусочки и с хлюпаньем падают на землю, словно жирные, скользкие слизняки. А он, бедняга, горько жалеет о том, что завещал свое тело для медицинских опытов, потому что это оказалось так больно, что каждую ночь он слезает с прозекторского стола и бредет сюда, возвращается в этот дом, где ему было так хорошо… и, может быть, как раз в эту минуту он поднимается вверх по лестнице! Представь, как он идет, медленно шаркая ногами, и думает про себя:" Мне всегда нравилась эта девочка… как ее?.. Стар! Она всегда была так мила со мной, пойду-ка я загляну, посмотрю, как она там?" И вот он идет, Стар, медленно-медленно тащится вверх по лестнице, а гниющие куски его тела глухо шлепаются об землю, как жирные черви… вот он подходит все ближе… ближе…
