У мамы есть большая страсть — кроссворды. Если ее чем-нибудь можно успокоить, так только кроссвордами. Конечно, можно ее утешить пятерками по поведению, но это сложнее. Кроссворды добыть гораздо легче. Надо зайти к знакомым ребятам, выдрать последние страницы в двух-трех журналах, и все будет в порядке.
Так на этот раз я и сделал.
С кипой кроссвордов на столе я ждал прихода мамы.
Когда она пришла, все было, как я уже рассказывал.
В конце мама сказала:
— И когда ты уже будешь вести себя, как все? Ну когда?
Я подошел и обнял ее за плечи.
— Все будет хорошо, мама. Вот посмотри — новые кроссворды. Ты их еще не разгадывала.
— Какие? — встрепенулась мама.
Она тут же уткнулась носом в кроссворды.
— А я буду делать уроки, мама, — озабоченно вздохнул я. — На завтра уйму задали.
— Да, да, делай уроки, — не отрываясь от кроссвордов, пробормотала мама. Потом она закинула голову и рассмеялась: — Опять подкупил меня?
— Но ты и правда любишь разгадывать кроссворды. — Я тоже улыбнулся.
— Люблю, люблю. Делай уроки, не отвлекайся.
Некоторое время мы молчим. Я пытаюсь разобраться в задачке, а мама в кроссворде.
— Извини меня, Валерий, — говорит мама. — Как называется прибор, определяющий скорость подъема и спуска самолета? Из девяти букв.
— Не знаю, — я пожимаю плечами.
— Да, очень интересные кроссворды, — говорит мама и идет на кухню. Я слушаю, как она стучит кастрюлями, и думаю, что действительно все будет хорошо. Я начну хорошо учиться, стану поменьше валять дурака, и вообще — скоро зима.
Я очень люблю это. Проснешься, выглянешь утром в окно, а во дворе лежит снег. Ночью выпал. Вчера еще была слякоть, грязь, дождь шел, а сегодня всюду снег.
И ты идешь по снегу и осторожно ставишь ноги, но не потому, что боишься испачкаться, как тогда, когда ты шлепаешь по лужам, а потому, что это первый снег и с ним надо быть осторожным.
Часто так случается, полежит снег пару часов, а потом исчезает, как будто его и не было. И становится так грустно, как будто ты друга потерял или ножик, отличный ножик променял на какую-нибудь ерунду. Потому надо глядеть в оба окна нашего класса, чтобы не проморгать той минуты, когда начинает таять первый снег. Потому что когда ты это видишь, ты чувствуешь, что снег еще вернется. Снег хитрит, через два дня он снова выпадет, никуда не денется.
Но сегодня мне приходилось туго. Я должен был наблюдать в оба окна за снегом, потом еще глядеть на Степана Александровича, который объяснял новый урок, и на мою соседку по парте Иру Голубицкую.
Она появилась в нашем классе только сегодня. Ее привела Лидия Ивановна. Новенькая вошла в класс так решительно и смело, что получилось, будто не ее привела Лидия Ивановна, а она привела Лидию Ивановну.
— Вот, ребята, новенькая, — сказала наша классная. — Она будет учиться с вами. Зовут ее Ира, фамилия Голубицкая. Ира — отличница и хорошая спортсменка. У нее разряд по гимнастике.
— И еще я играю на фортепьяно, — гордо сказала новенькая.
— Правильно, и еще Ира играет на фортепьяно, — повторила Лидия Ивановна.
— Ого! — подумал я вслух.
— Что ты этим "ого" хочешь сказать, Коробухин? — недовольно спросила классная.
— Я хотел спросить, когда мы сможем посмотреть, как она играет, — сказал я.
— Ты, наверно, мальчик, хочешь узнать, когда вы сможете услышать, как я играю? — ехидно спросила новенькая.
— Услышать я могу и по радио, а я увидеть хочу, — не сдавался я.
— Хватит, Коробухин, — оборвала меня классная. — Чтобы ты поменьше болтал, я посажу к тебе Иру.
Вот так оказалась у меня соседка.
— Перестань глазеть по сторонам, Коробухин, — услышал я голос Степана Александровича и очнулся. — Опять потом будешь говорить, что ничего не понял.
Я просто вспотел оттого, что старался все увидеть. Я решил, что буду смотреть только на Степана Александровича. Не шевелясь, я слушал учителя, и тут над моим ухом раздалось:
— Ах! Снег растаял. Как жаль…
Я глянул в окно и обомлел. Снег словно корова языком слизала. Только грязные струйки текли по асфальту. Я резко повернулся к моей соседке — что она понимает, эта девчонка, в первом снеге! Но лицо у Иры было каким-то задумчивым и грустным.
После уроков оказалось, что Ира живет в одном доме с нами. И мы втроем — я, она и Семка — потопали по улице.
— Мне так не нравится эта погода, — тянула новенькая. — У нас в Сибири знаете какая зима! Мороз такой, что птицы на лету замерзают.
— У нас тоже неплохие зимы, — утешал Семка Иру. — Правда, Валерка?
Он шел с новенькой впереди, а я за ними, и поэтому Семка все время оборачивался.
— И на лыжах вы катаетесь? — спросила новенькая.
— Еще как, — шумно выдохнул Семка. — Особенно Валерка здорово катается. Правда, Валерка?
Я еще раз смог полюбоваться на добродушную Семкину физиономию. Ира только слегка повернула голову.
— До свидания, мальчики, — сказала она возле дома. — До завтра.
— До свиданья, — торопливо сказал Семка.
Я слегка наклонил голову. Я помнил, что в каком-то фильме так гордо прощался один граф. Не знаю почему, но мне вдруг захотелось показать, что я тоже кое-что смыслю в этих самых… великосветских манерах.
Новенькая посмотрела на меня долгим взглядом, улыбнулась и вбежала в подъезд.
— Какая девчонка! — Семка завертел головой. — Она в 25-й квартире живет. У нее отец майор.
— Уже успел все выведать? — зло спросил я. — Может, уже и влюбился? — Не знаю почему, но Семка меня сегодня бесил.
— Выдумываешь всякую ерунду, — обиделся Семка. Он покраснел и еще сильнее завертел головой.
— Ладно. — Я хлопнул его по плечу. — Приходи вечером на чердак. Дело есть, секретное.
АЭРОДРОМ ГЕНКИ ПРАВИЛЬНОГО
— Без Генки Правильного нам не обойтись, — сказал Семка.
— А ну его, зануду, — поморщился я.
Мы сидели на чердаке и обсуждали важное дело.
— Генка что-нибудь придумает, — настаивал на своем Семка, — такое, понимаешь, эффектное.
Генку Ракитина в нашем дворе прозвали Правильным за то, что все на свете он делает правильно. Он никогда не сделает такого, за что может здорово влететь.
Собираемся мы с ребятами залезть в яблоки к соседу. Генка мнется: "Нет, ребята, это нехорошо, я лучше домой пойду".
Или договариваемся отдубасить ябеду. Генка опять за свое:
— Нет, ребята, человека надо сперва словами убедить, а потом уже этими… кулаками.
А что ябеда давно не человек и, может, никогда не был человеком — это ему непонятно.
И все-таки Генка Правильный был единственным мальчишкой в нашем дворе, кому я иногда завидовал. Раз в месяц, а может и реже. Это случалось, когда Генка появлялся во дворе с моделью самолета под мышкой. Генка занимался во Дворце пионеров и уже неплохо конструировал разные модели.
Рядом с нашим двором за забором начинался пустырь. Там Генка устроил испытательный аэродром для своих моделей.
В день испытаний двор мгновенно пустел, и наступала оглушительная тишина. Ребята устремлялись на Генкин аэродром. Генка в такие минуты как будто никого не замечал. А может, и вправду ему ни до кого не было дела. Он видел только свои модели.
Генка становился в центре круга. В руке он держал веревочку, к которой осторожно привязывали новенький беленький самолетик. Модель была в руках у Мишки — друга и помощника Генки.
— Давай! — кричал Генка.
Мишка заводил моторчик. Самолет несколько мгновений чихал и фыркал, как простуженный первоклассник, а потом с легким жужжанием начинал описывать круги над пустырем.
Генка едва заметным движением управлял моделью.
Вот самолет подымается высоко, и мы задираем головы, чтобы его увидеть. А вот он резко снижается, сейчас, кажется, разобьется на мелкие кусочки… Но нет — снова несется, как живой.
Мы подбрасываем шапки вверх: "Ура!"
Я тоже рад: "Молодец, Генка!"
Иногда самолет падал. Тогда Генка был суров, он командовал громко и решительно. И все рады были выполнить любой его приказ. Даже я.
И вот самолет снова над пустырем, над нашими задранными в небо восхищенными лицами.
Вскоре испытания заканчиваются. Генка забирает модель и несет ее во Дворец пионеров. Ребята провожают его почтительной толпой. И снова о Генке ничего не слышно — до следующих испытаний.
— Давай попробуем, — не отстает Семка. — Гороху надо отомстить здорово.
Я соглашаюсь, потому что сам не могу ничего придумать. Мы сидим с Семкой целый час, а в голове ни одной интересной мысли. Разве это интересная мысль — пойти и поколотить Гороха за его штучки? А если он даст сдачи? Кулаки у него — будь-будь! Да и дружки у Гороха — здоровые ребята.
Мы спускаемся вниз с чердака.
